Теперь вдруг Скворцов увидел, оглядевшись вокруг, что друзей у него не осталось. Некоторые, правда, перешли в разряд деловых партнеров, которым, как понятно, за переменой статуса не всегда можно было довериться. Более того, рисковать головами близких он уже не собирался точно — ни по дурости, ни по незнанию.

Обо всем этом ни Лена вообще, ни Вася даже в частности, в полном объеме не догадывались. Но Скворцов знал, что бывает, когда Сеня идет вразнос. Ходила легенда, что еще в советские времена, а Сеня вырос из той номенклатуры, он покалечил своего заместителя, в ярости запустив в него стулом. В суд тот не подал, Сеня откупился. И Скворцов уже чувствовал, что Сеня начал его колбасить. Юрий Николаевич почему-то был почти уверен, что с его тетками Сеня бодаться не станет. Непочтенно как-то все-таки. И потом в руках у Сени козырей не было — кроме жупела, конечно. Поэтому Скворцов все-таки решил на всякий случай быстро отправить Лену с Лизой в Каталанию, там, в тихом провинциальном городке, жили его старые друзья, уехавшие после первой волны заработков и помнившие еще тот давний страх и ужас. Он уже позвонил им, и они готовы были его поддержать. Лена обрадуется, она давно просилась жить туда и поэтому ничего не заподозрит. В Каталании был приличный климат, приличный дом, приличная работа для Лены и приличная школа и детская компания для Лизоньки.

Васю Юрий Николаевич держал при себе или передоверял Максиму. Больше всего беспокойства обещал ему Масик. Умный и работоспособный, Масик, с одной стороны, был кремнем. С другой — мягким и податливым, в силу характера и физиологии. И если Сеня об этом узнает, а он узнает об этом обязательно, то ударит именно по этой цели. Что делать с Масиком, было совершенно непонятно. Он приказал своим людям присматривать, но это не было решением вопроса. Сеня не дурак и нащупает способ надурачить, если все скворцовские партнеры, участники этой производственной драмы, не сговорятся и не встанут одной стеной. Словом, надо было вести себя грамотно. Скворцов твердо решил как можно скорее лететь на Чатку. Но сначала надо было все-таки вывезти отсюда жену и дочь.

Крепко зажав в руке свой мобильник, Юрий Николаевич постукивал им по столу. Наконец он отложил трубку в сторону, тыкнул в кнопку селектора и распорядился. Почти мгновенно телефон загудел.

— Семен Семеныч! Дорогой. Скучал без меня. Я понял. Ты звонил? Хотел узнать, как я жив? Твоими только молитвами. Отъезжал я, да-да. Да-да, все дела, затеи. Да, надо бы поболтать. Занят ты? — Скворцов любил этих занятых людей, к числу которых сам тоже принадлежал. Одни сплошные дела. И ни одного главного. Он понимал, что Сеня, как и он, отменит все ради этой встречи, и ничем он вовсе не занят, потому что именно этот разговор и был самым важным делом, за которое они так сшиблись. — Брось. Давай сходим в рюмочную, вспомним старые добрые времена? А, понятно. Вся охрана, конечно, туда не поместится. Да, раздобрели мы. — Скворцов был мил и ласков. — Так и в офисах та же загвоздка, если все наши мальчики соберутся. Давай с тобой поскромнее устроим мероприятие. На какой-нибудь незатейливой полянке. Хорошо. Я понял, где это. Не водочки, так кофейку.

Скворцов швырнул трубкой в аппарат. Она сразу встала на рычажки. «Вот и славно». Он отправился на встречу с Семеном Семеновичем. В какое-то кафе, зачем-то тому удобное. «Записывать, наверное, разговор собрался. Идиот».

Скворцов пришел первым, но приметил уже Сениных ребятишек. Осторожен. Очень хорошо. Сам же Юрий Николаевич только водителя оставил в машине. Ему было море по колено.

Сеня явился очень строгий.

— Расслабься. Будто ты собрался гору съесть.

— А то нет.

Юрий Николаевич посмотрел на своего занятого Сеню и даже расстроился. Расхотелось ему интриговать, и он сразу вмазал тому в лоб:

— Сеня, а давай все попилим поровну.

Сеня обалдел. И весь — от головы до пят — мгновенно покрылся испариной.

— Что? Вообще все? — Сеня по обыкновению жевал.

Юрий Николаевич тоже не ожидал от него такой прожорливости.

— Ну ты сказал. Все. Кто ж тебе все отдаст. Рожа треснет еще, не дай бог. Сеня, попилим Чатку — полюбовно. — И замер. Сейчас на Сенин ответ он ставил много.

— Хорошо, мне половину вместе с мальчиком.

— А мальчик тебе на что? Ты что, пидер, что ли?

— Пригодится. И потом он мне дорого обошелся. Я в него вложился.

— Ну это ты слегка заврался. Сеня, давай пилить не по-живому. Масик это Масик, и его я тебе не сдам.

— А тебе-то он зачем?

— Мне? Дорог как память. Чатка — чистый мой вариант, и ты это знаешь. Я понимаю, ты тоже вложился, хотя и виртуально, конечно. Я тебе ведь хорошо предлагаю. Ну не крути кишки в носу. Давай попилим. Я… тебя… прошу… Первый раз как человека прошу, Сеня. Ну пойми, недосуг мне с тобой сейчас колбаситься. Сеня, у меня сейчас другая жизнь. Я все себе заработал. Мне ничего не нужно. Хочу просто по дорожкам ходить спокойно и соблюдать правила движения. Ничего больше не хочу. У меня все другое сейчас, понимаешь, Сеня. Давай так тихо и попилим. Я тебя прошу. Давай. Попилим. И все, — он говорил быстро-быстро и очень тихо, склонившись над столом.

— Хорошо. И девок твоих попилим. Поровну.

— ?

— Ну просто ты так захватывающе про пилку рассказываешь. Захотелось что-нибудь еще с тобой попилить. Ты сам-то их как попилил? А? Скажи, вы все вместе спите?

— Сеня, что с тобой? Ты заболел, что ли? Мы не об этом.

— Почему это? Жаль мне только, Юрка, в партком сейчас нельзя сбегать, заложил бы всех вас с чистой совестью, — продолжал он, улыбаясь. — И как ты так ловко устроился? Так вы в одной кроватке все помещаетесь? Расскажи. Или у тебя специальная имеется? Поделись секретом. Себе такую же сколочу. — Слюна скопилась в уголках Сениных губ. И Скворцов начал серьезно подозревать у того признаки бешенства. — И что, твоя красавица не душит тебя волосами по ночам? Из ревности. А эта твоя, Васька, что ли, по радио слушаю все время, тьфу, таким голосочком, как для тебя, любимого, все рассказывает. Прямо песню поет. Приятно, наверное. А? Скажи?

— Хочешь, Сеня, мы и тебе песню поставим. Специально для тебя — по радио. Сеня, соглашайся. Я тебя прошу. — Разговор приобретал непредсказуемый характер.

— Я ваше радио и сам куплю — со всеми песнями. На хер оно мне только надо. Песню она мне будет петь. Пусть только разденется догола сначала. Прям что ни день, так и хочется врезать по этому твоему радиоприемнику. Да вот только машину жалко портить. Дорогая сильно. А приемник встроенный. — Сеня ослабил узел на галстуке. И выдохнул. — Что, напугался? — Скворцов действительно насторожился, но виду не подал. — Скажи тогда, какая лучше? — Он снова взялся за свое. — А то не знаю, какую выбрать. Половину.

— Ну какая, Сеня, тебе разница? Я тебе про дело, а ты про фигню.

— Это, братец, не фигня. Для тебя, по крайней мере.

— Может быть. Ну ты меня насмешил, однако. Ты что, за одну мою девку свою половину сдашь?

— Ты сдашь.

Скворцов опешил.

— Я, может, тебе просто завидую.

— А-а-а. Так с этого и надо было начинать. Успокоил. А я и правда было испугался. Ну что девки? Ну дуры. Ну щебечут, ну подпрыгивают вокруг. Ну что с них проку? Пусть живут. Да купишь ты себе и не такого… Давай я тебе помогу. У меня способности, честное слово. Подберем что-нибудь вместе. Тебе понравится. — Скворцов, подыгрывая Сене, нес такую околесицу, которую уже и сам не понимал. Как будто это другой голос говорил. И другой человек. И человека этого он не узнавал. С Леной и Васькой Сеня вообще здорово придумал, и Юрий Николаевич, конечно, восхитился бы им. В другое время. Он-то думал, что битва развернется только за Масика. Теперь вообще не знаешь, чего ждать. На самом деле Скворцов держался из последних сил.

Сеня, конечно, не хотел никаких скворцовских девок, хотя Скворцову и правда завидовал. Он хотел просто извести его. Чтоб его вообще не было.

— Ну ты, умный и красивый, за какую сдашь? За Ленку или за Ваську? — Скворцов не собирался делить их ни сам с собой, ни тем более с кем бы то ни было еще. — Так вот, дружок, в прежней жизни я б с тобой, может, и попилился. А теперь жизнь у тебя — другая, и я ее тебе попорчу.