Одним словом, корячиться для получения такой малости она полагает негуманным по отношению к мужчинам. Которым нужно перелопатить… э-э… перемотыжить огромную поляну.

Вот, скажем, щавеля, укропа или петрушки я не подмечал, а черемша тут всё-таки растёт. На огороде и рядом с ним. В диком виде в лесу я её не видел.

***

Это я к чему так подробно расписал про растительную пищу? А к тому, что с продовольствием дела в наших краях обстоят неплохо и, если мы тут природу не перенапряжём, то жратвы будет всегда навалом. Но в этом плане, по крайней мере, понятно, что делать. А вот в отношении внешней угрозы у меня ясности нет – слишком плохо я знаком с тем, что творится по ту сторону гор. А то вдруг тут в эпоху неписанной истории гуляет по белу свету великий турист вроде Александра Македонского со своими верными сподвижниками? А нам про него ничего неведомо. Или какие-нибудь иезуиты несут во все концы мира огнём и копьём сокровенные таинства, поведанные обкуришимся говоруном, обладающим неубиенной харизмой и чудесным даром убеждения?!

Тут ведь вот какая закавыка: репутация у меня нынче – выше некуда. И я запросто могу направить помыслы здешнего народа по долгому светлому пути. Вопрос в том – по пути куда?

Я ведь был в своё время партийным человеком, и разные школы марксизма время от времени посещал. Парт-просвет-учебы и прочие собрания где обо всяком толковали. Так что знаю точно: чем совершенней технологии, чем качественней материалы, тем больше излишков может произвести общество. Вот тут и возникают предпосылки для возникновения неравенства.

Жадины хотят обладать излишками, потому что жадные. А организаторы – вожди – потому что им требуются ресурсы для воплощения своих планов. Самый гремучий вариант выходит когда хорошие организаторы оказываются жадными. Тогда они стараются подмять под себя как можно больше всего, организовывая для этого большие группы людей. Покоряют народы, завоёвывают страны, создают государства с эффективными производительными силами.

К чему это я? А к тому, что этой зимой создам вполне себе эффективный технологический процесс. Да, несколько лет ушло у меня на то, чтобы к этому подготовиться. Но теперь осталось только дело сделать. И для этого имеется решительно всё. Потом я несомненно сумею построить и другие производства, подготовив предпосылки для решающего долговременного технологического превосходства своего "союза племён" над соседями.

Конечно, это хорошо, потому что быть богатым и сильным лучше, чем бедным и слабым. Не так уж трудно будет обучить и одоспешить воинов, способных отразить любую внешнюю агрессию. Я уже точно знаю, как это сделать. Не в этом вопрос.

Вопрос в том, для кого стараться? Если кто-то ответит: "для своих", то ограничиваться только самыми близкими людьми мне не интересно. Да и многого ли в этих условиями добьёшься силами одной семьи? В любом долговечном образовании, способном поддерживать нормально налаженный техпроцесс, должны участвовать сотни или тысячи людей. Возможно, даже не подозревающих о существовании друг друга, но завязанных на производстве одного и того же предмета. Скажем, кашеваряшая тётя Быга не знает, кто сажал ячмень, привезённый с торжища. Вы уловили масштабность моего мышления?

Так вот, общественная формация, в которую я сейчас попал, по науке называется первобытнообщинной, то есть основанной на малом количестве излишков. Попросту говоря, производимых и добываемых ресурсов только-только хватает на воспроизводство рабочей силы. Делить особо нечего и бороться не за что. Конкуренция между членами общества сосредоточена в области мастерства. Понятие собственности размыто и неопределённо.

Мне это положение нравится, поскольку коммунистические идеалы (хе-хе) здесь и сейчас практически реализованы. Однако, теперь меня интересует хитрая задачка. Сохранить данный принцип мироустройства в условиях наличия большого количества излишеств всяческих. Ну там, тёплого уютного туалета, светлых жилищ, удобной одежды и приятного во всех отношениях общества.

А это – несколько десятков технологий, для функционирования которых потребуется труд тысяч людей. Технически реализовать это несложно. Вопрос в способе мобилизации огромных по нынешним временам трудовых ресурсов. Привлечь их можно только стимулируя, направляя и руководя, а организационные приёмы даже ближайшей формации, как я припоминаю, годились исключительно для управления людьми, выполняющими несложную однообразную работу. Это я рассуждаю о светлом рабовладельческом будущем нашего сегодняшнего мира. Так вот, хорошие техпроцессы на рабском труде выстроить не так-то просто. Тут хочется использовать работничков позаинтересованней, поинициативней. Ну не умею я ладить с примитивистами и откровенными лодырями. Мне даже с меркантильными проще, чем с теми, кому что бы ни делать, лишь бы ничего не делать.

В моём бывшем мире победил принцип конкуренции, то есть тот, при котором людям постоянно приходилось бороться друг с другом. За повышение зарплаты или улучшение качества изделий. За рынки сбыта или голоса избирателей. Перечислять можно до бесконечности, потому что, при всём разнообразии целей конкретных видов борьбы, в конце концов речь шла о деньгах – универсальном ресурсе, позволяющем удовлетворить максимальное количество потребностей. Это и был, и стимулятор, и регулятор, и мерило успешности.

А тут его не наблюдается. Возможно, где-то южнее уже в ходу презренный металл, или его временные заменители. Но мне туда не надо. Там наверняка уже идут конфликты за лучшие угодья или даже целые пространства. То есть конкуренция имеет место просто из-за более высокой плотности населения. Даже тут, в наших северных краях прошли сражения, возможно, далеко не первые. Но эти виды борьбы за ресурсы меня не интересуют. Войны воевать люди будут долго, а мой век не бесконечен.

Одним словом, на распутье я. Вроде как пришла пора сажать репку, а какую и куда – ума не приложу. Думаю, обеспечу запуск первого нормального техпроцесса, а потом сориентируюсь по результатам внедрения его плодов в нашу доисторическую жизнь.

А пока упомяну пару мелких эпизодов прогрессорского плана, не слишком влияющих на грядущее.

***

В племени Береговых ласточек очень искусные косторезы, поэтому бивень мамонта, подаренный Острому Топору охотниками на крупного зверя, пришёлся ко двору. Я ведь упоминал про то, что эти замечательные мастера даже иглы с ушком умеют делать, когда у них находится подходящий материал.

Вторым обстоятельством, приведшим к несколько необычному результату, были мои разговоры с Глубоким Омутом о проблемах создания ткацкого станка. Остановлюсь на них подробней:

Нити основы, идущие параллельно, надо приподнимать через одну, чтобы протолкнуть челнок с поперечными нитями. А потом их, те же, взятые через одну, необходимо уже опустить для встречного прохода. Тогда образуется переплетение – ткань. Вот тут-то и возникает проблема этого самого приподнимания и опускания, потому что предмет, увлекающий нитку то вверх, то вниз, должен быть настолько тонким, чтобы проходил между двумя соседними неподвижными нитями. Я потому страдал от отсутствия металлических проволочек, что никак не мог придумать из чего бы эти тяги-толкатели сделать.

Это всё равно, что в спичках провертеть ушки, а сами их удлинить примерно вдвое, а потом собрать из них гребёнку, длиной равную ширине будущего холста. В ушки как раз и пропускаются нити, которые должны ходить вверх-вниз.

Подобной гребёнки даже лучшие косторезы не смогли вырезать из бивня – они наделали иголок с ушками посерёдке, которые дядя Тын закрепил врастяжку, потому что на кончиках этих игл были пропилены кольцевые желобки. Опускание-поднимание обеспечивалось движением рамы, на которой всю эту сетку с иголками и натянули.

На первой полоске ткани, шириной с мою ладонь, справились с заеданиями, спотыканиями и обрываниями. Я немного подсказал насчёт рычагов и противовесов, а потом процесс пошел более-менее устойчиво. А то до этого работа ткачих напоминала штопку носка, да и результат получался похожий.