Саймон опустил глаза на фигурку, стоящую перед ним. В его памяти всплыли смутные воспоминания о древних легендах, и он подумал, что сейчас в восковые фигурки начнут втыкать иголки, чтобы те, по образу и подобию которых они изготовлены, зачахли и умерли…

Верховная Владычица взяла Саймона за руку так же, как тогда, в Карсе, брала его за руку колдунья, рассчитывая на его помощь. Кистью другой руки Владычица образовала полукруг у основания фигурки в шлеме, и Саймон сообразил, что нужно сделать то же самое. Теперь их пальцы соприкасались, заключая фигурку кольдера в круг.

– Думай о том, кто перед тобой, с кем ты связан борьбою духа. Оставь все прочие мысли. Сосредоточься на том, кого ты должен достать и согнуть, подчинить своей воле. За этим столом в этот час победим либо мы, либо они! Это Игра Силы!

Саймон так пристально смотрел на фигурку в шлеме, что и не знал, смог ли бы он оторвать взгляд от нее, даже если бы захотел. Наконец-то он понял и другое: его вовлекли в это таинственное действо лишь потому, что он – единственный в Эсткарпе, кто видел этого кольдера с Горма.

Маленькое лицо фигурки в металлическом шлеме стало расти, оно словно оживало, увеличиваясь. И вот Саймон снова смотрит на него – точно так же, как совсем недавно в башне Сиппара.

Вновь, как и тогда, глаза кольдера были закрыты – он всецело занят своим таинственным делом. По мере того как Саймон продолжал пристально смотреть на врага, он чувствовал, что вся неприязнь к кольдерам, вся ненависть, рожденная тем, что он видел в мертвом городе, и тем, что кольдеры творили с пленными, превращая их в одержимых, – все это собралось воедино в его душе. Так человек собирает смертоносное оружие из мелких деталей.

Теперь Саймон был уже не в палатке, за столом с символами, теперь он стоял перед кольдером в башне Сиппара, заставляя его открыть глаза, чтобы встретить его, Саймона Трегарта, взгляд и вступить в жестокую схватку разума и воли.

Глаза кольдера открылись, и Саймон заглянул в черные зрачки, которые внезапно расширились, словно кольдер узнал его и ощутил надвигающуюся угрозу.

Между ними началась борьба духа. Постепенно черты широкого лица кольдера, его шлем и прочие детали одежды исчезли – остались одни глаза. Подобно тому как в Карсе Саймон ощущал поток энергии, исходящий из его руки в руку колдуньи, сейчас он чувствовал, как Сила, сконцентрированная в его мозгу, подпитывается эмоциональной энергией куда более могучей, чем та, которую он мог бы генерировать сам, без посторонней помощи. Поддерживаемый Силой Владычицы, он на какое-то мгновение показался сам себе иглой, готовой сорваться и поразить цель.

Поначалу кольдер выглядел довольно уверенно, но вот он попытался уйти от этой борьбы – глаза в глаза, сила духа на силу духа, – да, видимо, слишком поздно понял, что попал в капкан – и тот захлопнулся! Но кольдер все еще не сдавался и боролся так, будто не мог смириться с поражением.

Саймон остро чувствовал все нарастающее напряжение этой борьбы. Наконец он дал выход переполнявшей его энергии – глаза кольдера потемнели от страха, а еще через мгновение неимоверный ужас пожирал их, словно пламя, пока не испепелил окончательно. Саймон вдруг осознал, что противник превратился в пустую оболочку и сейчас он выполнит любой его приказ точно так же, как беспрекословно повинуются рабы Горма.

И Саймон начал приказывать. Его по-прежнему поддерживала Сила Верховной Владычицы – она внимательно наблюдала за происходящим и была готова в любую минуту прийти на помощь, но пока не вмешивалась. А Саймон уже не сомневался в победе – кольдер сломлен, и барьер будет снят! Теперь у Эсткарпа есть свой послушный робот в самом сердце цитадели врага.

Саймон поднял голову и открыл глаза. Его пальцы по-прежнему соприкасались с пальцами Владычицы, охватывая стоящую на символе фигурку, но теперь она потеряла былое совершенство – шлем кольдера превратился в бесформенный ком расплавленного воска.

Владычица высвободила руку, Саймон повернулся налево и увидел уставшее, посеревшее лицо и запавшие темные глаза. Его соседка, что концентрировала волю на фигурке Альдис, откинулась без сил на спинку стула. Голова ее восковой противницы тоже оказалась расплавленной.

Фигурка Фалька, владыки Верлена, лежала на столе, а склонившийся над ней Брайант сидел, закрыв лицо руками. От напряжения он весь взмок.

– Сделано, – нарушила тишину Верховная Владычица. – Все, что может Сила, сделано. И никогда еще она не действовала с такой мощью, как сегодня! Теперь слово за огнем и мечом, ветром и волнами. Да послужат они нам, если мы сумеем ими воспользоваться! – От нервного истощения голос Владычицы был еле слышен.

Лязгая доспехами, к столу подошел Корис и, взмахнув топором Вольта, сказал:

– Не сомневайся, госпожа! Мы сумеем использовать любое оружие, данное нам судьбой. Сигнальные огни зажжены, наши войска выступают!

Саймон встал, покачнулся, но шагнул к Корису. Женщина, сидевшая слева, сделала быстрое движение рукой, будто хотела его остановить, да так и не дотронулась до Саймона, опустив свою руку на стол, но и словами она бы не выразила того протеста, который можно было прочесть в каждой линии ее напряженного тела.

– Теперь битва пойдет под знаком вашей Силы, – заговорил Саймон, обращаясь к ней, словно они были одни в палатке. – Так воюют в Эсткарпе. Но я из другого мира, знаю другие войны, и в этом – моя Сила! В вашу игру я уже сыграл, госпожа, а теперь хочу сыграть в свою!

Саймон вышел из-за стола и присоединился к Корису, который замешкался и стоял рядом с Брайантом, положив руку на стол. Молодой человек мрачно смотрел на лежащую перед ним фигурку, которая хоть и упала, но осталась неповрежденной.

– Я никогда и не претендовал на обладание Силой, – глухо сказал он. – Похоже, здесь я потерпел поражение, так, может, с мечом в руках мне повезет больше!

Корис сделал рукой протестующее движение, но колдунья, которая была с ними в Карсе, быстро заговорила:

– Всякий, кто выступил под знаменем Эсткарпа, волен в выборе, и никто никому не должен мешать.

Верховная Владычица кивнула в знак согласия. Так втроем они и вышли из палатки на берег залива: оживленный Корис, высоко подняв свою красивую голову над непомерно широкими плечами, – ноздри его раздувались, словно он чувствовал не только запах соленого ветра; чуть живой Саймон, на которого вдруг навалилась огромная усталость, и все же он горел желанием поскорее завершить начатое дело; и угрюмый, но полный решимости Брайант, надевший шлем и обмотавший горло кольчужным шарфом, – глаза его были устремлены вперед, словно его подгоняло в бой нечто большее, нежели собственная воля.

Когда они достигли шлюпок, на которых воинов должны были перевезти на корабли, Корис обернулся:

– Вы пойдете со мной на флагмане. Ты, Саймон, будешь проводником. А ты… – Он посмотрел на Брайанта и заколебался.

Юноша с вызовом вскинул голову и сверкнул глазами, и Саймон, почувствовав, что между этими людьми происходит какая-то борьба, касающаяся только их двоих, молча ждал, чем Корис ответит на вызов юноши.

– Ты, Брайант, зачисляешься в отряд моих щитоносцев. И не отходи от них ни на шаг!

– А я, не будь я Брайант, – вскинулся юноша, – буду рядом с тобой, капитан гвардейцев Эсткарпа, тогда, когда сочту это нужным! Но в этой и в любой другой битве я сам распоряжаюсь своим мечом!

Казалось, вот-вот Корис возразит, но в этот момент их поторопили со шлюпки. Когда все разместились, Саймон заметил, что юноша старается держаться как можно дальше от своего командира.

Флагманский корабль был небольшим рыболовным судном, и гвардейцам приходилось стоять на палубе, прижавшись плечом к плечу. Следом за ним шел весь флот Эсткарпа.

Когда они подошли к Горму настолько близко, что стала видна заброшенная гавань, с кораблей сулькарцев, с их разношерстной командой, состоящей из сокольников, карстенских беженцев и уцелевших сулькарцев, раздался сигнал, и корабли выстроились в линию.