— И встану! — ответил Стоупер, хватая ртом воздух, поднимаясь на ноги.
Марти смотрел на покачивающегося от полученной трепки ковбоя. Глаза Стоупера остекленели, с разбитых губ и из рассеченной брови капала кровь. Под глазом набухал кровоподтек. Ухо кровоточило. Марти отступил назад и опустил руки.
— Я вижу, драться на кулаках ты совсем не умеешь, — сухо заметил он. — Зато отлично управляешься с. лошадьми, так что не стоит забивать тебя до смерти!
С этими словами он резко повернулся и вышел из кафе.
Яннел Стоупер в изумлении провел рукой по глазам, словно не веря тому, что он видит, и уставился вслед Марти, пытаясь сквозь шум в голове осмыслить, как можно уйти от беспомощного врага и не добить его. Он встряхнул массивной головой и, повернувшись, двинулся неверной походкой к стулу у пустого столика. Плюхнувшись на него, он уронил голову на руки и затих.
В течение всего второго дня родео противники присматривались друг к другу. Несмотря на жестокую трепку, которую задал ему накануне Марти, Яннел Стоупер выглядел вполне прилично. Хотя лицо у него было помятым, в синяках и ссадинах, он сохранил физическую форму и двигался быстро и ловко. Марти Махан, встреченный гробовым молчанием трибун, победил в финальных состязаниях с бычками, улучшив свой собственный результат на десятую долю секунды. Стоупер снова оказался вторым.
В бое быков Стоупер опять стал победителем и принял участие в финальных состязаниях, где нужно было удержаться на спине быка.
Марти выехал на арену на старом быке по кличке Семь Семьдесят Семь. Это было огромное свирепое животное, владевшее всеми уловками, помогающими сбросить седока. Бык весил чуть больше тонны и давно уже выступал в родео, но, кажется, никогда еще ему не попадался такой упорный наездник. Он выскочил на арену, полный ярости, брыкаясь как бешеный. Он рыскал направо и налево своими подрезанными рогами, в бессильной ярости пытаясь сбросить с себя седока, вцепившегося в складку кожи позади его горба. Однако Марти сидел крепко, вонзив в бычьи бока шпоры, и не собирался сдаваться.
Вдруг Семь Семьдесят Семь принялся бешено крутиться на одном месте, а затем резко дернулся в сторону. Публика ахнула, думая, что центробежная сила вышвырнет Махана вон, но, когда пыль, поднятая копытами животного, рассеялась, все увидели, что Марти как ни в чем не бывало сидит у него на спине, кромсая его шкуру шпорами. В эту минуту раздался свисток, и Махан спрыгнул на землю. Однако старый Семь Семьдесят Семь был не так-то прост — он крутанулся как кот на раскаленной плите и, наклонив голову, бросился на Марти. Махан отпрыгнул в сторону; и в ту же минуту на арену выскочили клоуны, и один из них тихонько ударил быка по носу. Взбешенное животное развернулось и бросилось на обидчика, а Марти ушел с арены под жидкие хлопки публики.
— Что-то зрители сегодня вялые, Марти, — неуверенно произнес Карвер.
Махан взглянул на него, и на лице его появилась кривая усмешка.
— Они просто ждут. Все хотят увидеть Страшного Сна.
— Он достался Стоуперу. Мне не повезло.
— Наоборот, очень даже повезло, — сухо ответил Махан. — Это не просто конь с норовом, это — убийца, Ред. Поверь мне на слово.
Неожиданно Марти заметил Джефа Аллена и, развернувшись, направился к нему.
— Джеф, — резко бросил он, — когда Стоупер будет укрощать Страшного Сна, я должен быть на арене.
Тот заколебался, холодно глядя на Махана.
— У тебя была возможность выступить на этом жеребце, — отрезал он. — Пусть теперь попробует Стоупер.
— Я не против, — ответил Махан. — Но я не хочу сидеть и спокойно смотреть, как будут убивать Стоупера.
Аллен нетерпеливо дернул головой.
— Стоупер и сам справится. Он не трус!
— А я, по-твоему, трус, да? — спокойно задал вопрос Марти.
Какое-то мгновение они в упор глядели друг на друга. Закаленный в боях Аллен вдруг неожиданно вспомнил, что на боку у него висит револьвер. Теперь он всего лишь деталь костюма для родео, но все-таки он был заряжен, как и револьвер Махана. Дни, когда споры разрешались оружием, канули в Лету, и все-таки… тут взгляд Марти встретился с холодным как сталь взглядом Джефа.
— Нет, я не считаю тебя трусом, — неожиданно сказал Аллен. — Просто немного смешно, что ты отказываешься от этого коня, вот и все!
Махан посмотрел на него тяжелым взглядом.
— На будущее, если тебе еще что-нибудь покажется смешным, ты, Джеф, лучше посмейся! Слышишь? Не спеши обвинять человека в трусости, а просто смейся!
Он повернулся на каблуках и пошел прочь.
Дик Грэм задумчиво поглядел ему вслед.
— Знаешь, Джеф, в какое-то мгновение мне вдруг показалось, что ты решил заполнить свободное место на кладбище!
Аллен сглотнул слюну и вытер со лба пот.
— Мне и самому так показалось! — проговорил он, облегченно вздохнув. — У этого парня железные нервы!
— Так что в следующий раз думай, что говоришь, — сухо сказал Грэм. — Этот парень может быть кем угодно, но только не трусом! Посмотри, как он отделал вчера Яннела!
Яннел Стоупер подошел к пятому выходу. Здесь, привязанный ремнями, поджидал его полосатый, как зебра, серовато-коричневый жеребец. Он был оседлан и взнуздан. Он не брыкался, когда на него надевали седло, и спокойно взял в рот мундштук. Он знал, для чего его сюда привели, и спокойно ждал, когда придет его час. Только где-то в глубине его лошадиной души билось горячее желание, сжигавшее его всю жизнь, желание убивать. А когда он вырывался на свободу, оно превращало его в дьявола.
В дальнем конце арены, верхом на своем вороном, сидел Марти Махан, бледный как смерть, но готовый в любую минуту ринуться в бой. Время от времени зрители бросали на него удивленные взгляды, гадая, что он тут делает, и одна пара этих глаз принадлежала Пег Грэм. Яннел, несмотря на все попытки успокоиться, почему-то нервничал. Он поставил ногу в стремя, помахал зрителям рукой, затянутой в перчатку, и наконец уселся в седло. Он почувствовал, как у коня напряглись мышцы, но потом расслабился.
— Все в порядке, — сказал Стоупер, а потом крикнул: — Отпускай!
И в тот же миг открылись ворота.
Почувствовав свободу, Страшный Сон, опустив голову, одним прыжком выскочил на арену и принялся яростно брыкаться, будто в него вселился бес. Он подпрыгивал вверх на тридцать дюймов и подбрасывал зад с такой силой, что после третьего прыжка у Яннела пошла горлом кровь.
Сначала Страшный Сон прыгал, описывая круги; но когда голова Яннела завертелась, словно волчок, вдруг принялся кружиться на месте с такой скоростью, что у публики зарябило в глазах. Завороженный сумасшедшим ритмом копыт, Яннел не уловил момент, когда конь вдруг прыгнул в сторону, и, не удержавшись, вылетел из седла. Он грохнулся о землю, и удар сотряс все его позвонки до единого.
Ошалев от быстрого вращения, Яннел поднялся на ноги и увидел, что конь, обнажив зубы и сверкая белыми от ярости глазами, несется прямо на него. Увидев, что обезумевшее животное вот-вот нападет на беззащитного наездника, люди на трибунах вскочили со своих мест, и из их глоток вырвался единый долгий вопль ужаса.
Не успев еще до конца осознать всей опасности, грозящей ему, Яннел инстинктивно отпрянул в сторону. И в эту самую минуту на обезумевшее чудовище налетел вороной Махана и Марти бросил аркан. Но Страшный Сон отпрыгнул в сторону, и аркан просвистел мимо. Словно демон мщения набросился обезумевший конь на вороного Марти и, вцепившись зубами ему в шею, нанес глубокую рану. Вороной крутанулся и, споткнувшись, упал. И снова из уст зрителей вырвался вопль ужаса.
На какое-то мгновение облако пыли скрыло от глаз публики Марти и коня, но кто-то закричал:
— Смотрите, смотрите, Марти опять на коне!
В ту страшную минуту, когда вороной упал, Марти, охваченный ледяным ужасом, протянул руку и крепко схватился за луку седла Страшного Сна. Напрягши все свои силы, он подтянулся и оказался в седле!
Конь яростно заржал и рванулся вперед, оставляя позади облако пыли. Почувствовав в седле седока, он с новой силой принялся брыкаться, пытаясь избавиться от него. Марти несказанно повезло — ноги его каким-то чудом проскользнули в стремена, и он обрел относительную устойчивость. Вороной его бил ногами, лежа на земле, Яннел же, из носа которого текла кровь, медленно уходил с арены, а Марти остался один на один с дьяволом, которого боялся и ненавидел больше всего на свете.
