Гест поднялся, глядя в противоположную сторону.

Вик повернулся – и вспомнил про Эвана.

Пустынник лежал на боку, придавив руку. Голова неестественно вывернута – так не может быть у живого человека.

Вик подошел к лесенке, осторожно перекатил Эвана на спину. Покойный уставился в небо стеклянными глазами.

Сзади раздался кашель Геста. Не зная, как поступить, Вик закрыл глаза мертвецу, коснулся своего лба и выпрямился.

Гест стоял, широко расставив ноги, и тер грудь. Оглобля в упор глядел на Вика. А к Разлому ехали всадники, за которыми катилась повозка с Петром и Стодом, сидящими на передке. Караван тронулся с места – командиры таки решили перебраться на южную сторону.

Оглобля вдавил в кожу между бровями указательный палец, тяжело размышляя. Весь поход он ловил на себе косые насмешливые взгляды бывших подчиненных, и, хотя напрямую никто не решался ничего ему сказать, боясь получить по уху, он знал, о чем все думают: вот, был ты, Оглобля, старшим бригадиром, а теперь ты рядовой боец, ровня наша, и приказывать нам не вправе, а туповатый Копытыч может тебя гонять туда-сюда… Это было невыносимо! В башмачниках он больше не хотел оставаться, но что тогда делать? Может, к монахам присоединиться? Сделать карьеру в Храме? Есть же у монахов какие-нибудь бригады, рядовые и начальство…

Или собственный клан создать?

Эта мысль в походе уже не раз посещала его, да только чтоб народ к себе привлечь – монеты нужны, стволы, снаряга, машины… ну хоть один захудалый сендер для начала. Нет, клан вот так из ничего не сколотишь, значит, пока что лучше к монахам прибиться, раз уж больше сейчас не к кому. Оглобля не привык к одиночеству, всегда ощущал себя частью какой-то силы. Ну а Орден покруче клана Архипа Деки будет. Тем паче, Оглобля им уже подсобил, спас пустынника этого, показал силушку. Надо еще к ним притереться поближе, понравиться…

Дым из расселины заволакивал мост. Снизу доносились хлопки и далекий скрежет. Вик подошел к Разлому, встал на краю. Остатки платформы грудой лежали на дне, где текла огненная река, и центральные опоры моста стояли прямо в ней.

Металлические секции протяжно заскрипели, мост вздрогнул. Вик открыл было рот, но вовремя спохватился, вспомнив, что пустынники не разговаривают, и побежал к переправе, размахивая посохом.

– Назад! Всем назад!!! – крикнул у него за спиной Оглобля.

Несколько конных уже въехали на мост. Остальные, услыхав крик башмачника, придержали лошадей. Только повозка с Петром и Стодом продолжала катиться к переправе.

Дыма становилось все больше – повозка и фигуры всадников почти исчезли в нем. Центральные опоры затрещали, хрустнул настил, и средняя часть моста начала проседать.

Вик с Оглоблей подбежали к переправе, ступили на почерневшие от времени доски. И тут же шарахнулись в разные стороны, к деревянным перилам по краям. Выскочившие из дыма всадники чуть не сбили их с ног, двое оглянулись, развернули коней. Остальные поскакали к мотоциклам. На миг в густом едком облаке Вик разглядел очертания телеги, почти развернувшейся поперек моста, – но дым стал плотнее, и она пропала из вида.

Мост проседал в середине. Вибрировали и лопались с громким треском, как дрова в костре, перила ограждения и доски настила. В дыму дико ржала лошадь.

Вик отпрыгнул назад, на землю, в которую упирались почерневшие доски. Рядом встал Оглобля.

Порыв ветра на мгновение разогнал густую пелену. Задние колеса телеги соскочили с края моста, зависли над пропастью. И тут из дымного облака вывалились Петр и Стод. До Вика с Оглоблей им оставалось шагов пять. Лица в копоти, оба наглотались дыма. Стод едва переставлял ноги, повиснув на плече у Петра, держался за грудь и надсадно кашлял.

Вик дернулся вперед, но башмачник остановил его, больно стиснув локоть.

– Посох! – крикнул он. – Протяни им посох!

С хрустом сломалась одна из опор, настил круто накренился, и повозка с дико ржущей лошадью полетела в пропасть. Мост рушился медленно, нехотя, он будто цеплялся за склоны расселины.

Вик сунул посох Стоду, тот вцепился в него. Потянув изо всех сил, Вик ступил с настила на землю. С громким выдохом Петр прыгнул вперед, Оглобля схватил его за руку.

Пустынника вытащили с моста, когда подломилась вторая опора. Раздался громкий скрежет, и переправа исчезла в расселине.

Петр, Вик и Стод опустились на землю. Оглобля, уперев руки в бока, стоял на краю Разлома и смотрел вниз.

От каравана к месту, где раньше была переправа, на лошадях подъехали Дюк и Копыто, каждый в сопровождении своих людей. Урча двигателем, подкатил трехосный фургон, из люка на крыше высунулся Босх.

Плюнув в расселину, Оглобля развернулся и пошел к замершему на выезде из поселка «тевтонцу», из которого выпрыгнул Рут. Двигатель машины рокотал на холостых, рядом стояли мотоциклы башмачников, спешивались всадники.

Вик поднялся с земли.

К Разлому подъехал Панк; привстав на стременах, он позвал Кувалду, маячившего на другой стороне, но тот его не услышал. Панк хотел снова крикнуть, набрал полную грудь воздуха, но его окликнули сзади. Башмачник развернул коня и ускакал к мотоциклам.

Тяжело дыша, Петр встал на ноги, помог подняться Стоду. Потом вдруг начал озираться, выискивая кого-то среди людей, столпившихся у мотоциклов, пихнул в плечо Вика. Сообразив, чего он хочет, Вик поманил пустынника за собой и подвел к мертвому Эвану у цистерны. Рядом стоял Гест. Склонив голову, он беззвучно шевелил губами. К нему присоединился Стод.

Петр опустился на колени возле тела. Подобрал посох убитого, коснулся пальцами своего лба, потом снял с головы тюрбан. Размотав, накрыл лицо Эвана грубой тканью и выпрямился.

Молча подошел Оглобля, в одной руке была лопата, в другой кирка.

Через Разлом долетел голос Дюка Абена. Все повернули головы – переговорщик стоял на крыше фургона и кричал в медный рупор, чтобы те, кто успел переправиться, ехали на восток, в Кислую долину, где отряды вновь соединятся.

Когда переговорщик смолк, Рут взобрался на капот «тевтонца», скомандовал построиться в колонну и следовать за машиной. Башмачники сели на лошадей, заурчали двигатели мотоциклов.

Оглобля крикнул:

– Эй, братва!

Рут недовольно посмотрел на него, и Вику не понравился этот взгляд.

– Задержаться бы надо. – Оглобля показал на мертвого Эвана. – Похоронить мужика.

Над скошенными листами брони появились головы. Монахи, тихо перешептываясь, касались пальцами лба, целовали распятья. Некоторые из всадников оглянулись на жреца. Тот смотрел через Разлом, поджав губы.

– Едем! – наконец произнес он и перебрался в кузов. Толкнул водителя и исчез за броней.

Петр с Гестом переглянулись.

– Догоните! – донеслось из кабины.

Взревел двигатель. «Тевтонец» объехал цистерну и медленно покатил вдоль Разлома. За ним пристроились мотоциклы, следом всадники. Вик пересчитал – шестнадцать конных.

– Ну и… некроз тебе в печень. – Оглобля бросил Петру кирку, поплевав на ладони, взялся за лопату. Шагнувший к нему Гест положил руку на черенок. Башмачник покосился на него и уступил.

Пока Петр и Владыка долбили каменистую землю под цистерной недалеко от лестницы, Стод, опустившись на колени рядом с телом Эвана, омыл тому лицо, уложил, как подобает покойному, которого готовят к погребению. Вик помогал по мере сил, отволакивал особо крупные каменюки в сторонку – пригодятся для надгробия. Оглобля сидел недалеко на гранитном валуне, поставив винтовку между ног, и, щурясь, смотрел вслед удалявшемуся отряду.

Поднявшийся ветер рвал клубы дыма, взлетавшие из расселины, таскал по земле мелкий мусор. В воздухе кружился пепел.

Если бы не яркое полуденное солнце, разглядеть остатки древнего города было бы невозможно. Пасмурным днем туман в седловине между холмами сгущался, заволакивая склоны, и подолгу висел над долиной, накрыв ее непроницаемым пологом. Разбросанные внизу здания расплывались серыми пятнами. Дорога, сбегавшая лентой по склону холма, исчезала в блеклой дымке, курившейся над городом. В центре которого посреди круглой площади высилось каменное изваяние.