Велесова Светлана
21 декабря 2012 года человечество ждало конца света, но ничего не произошло. Значит ли это, что люди получили второй шанс? Или кто-то ошибся в расчетах и апокалипсис только грядет?
Сидя на лавке у окна, поджав под себя ноги и кутаясь в толстую пуховую шаль, Олеся смотрела, как на улице с серых туч медленно сыплются снежинки. Они неспешно кружи в воздухе, ложась на раскидистые ели, на еще зеленную траву, засыпали двор и замерзшую колею. Если будет снегопад, к утру дороги заметет, и из леса будет до весны не выбраться. Теперь оно к лучшему. Память вернулась к девушке на пятый день. Олеся вспомнила, откуда и почему сбежала. Она хотела сказать людям, что их конец близок, да только у Бога оказались другие планы. Не успела донести правду из-за потери памяти. А теперь уже поздно. Вон, сегодня утром у тети Ани уже и телефон перестал работать, все время показывает, что нет сети.
Велесова Светлана
"Тайга 18"
21 декабря 2012 года человечество ждало конца света, но ничего не произошло. Значит ли это, что люди получили второй шанс? Или кто-то ошибся в расчетах и апокалипсис только грядет?
Где-то в районе Уральских гор.
Ночью в лесу особенно страшно. Но надо бежать, бежать, падая в овраги, продираясь через подлесок. От долго бега легкие горят огнем. Ни в коем случае не останавливаться. Остановиться, значит умереть. Ветви деревьев бьют по лицу. Боли нет. Только настойчивое желание, пульсирующее в объятом страхом мозгу, убежать как можно дальше. Споткнувшись об валежину, скрытую опавшей листвой, упала. По щекам потекли слезы. Тело на каждое движение отдавалось невыносимой болью. Упав лицом в листву, разревелась. Ужас сковал душу. Надо встать. Надо бежать. Куда? Зачем? Не помню. Господи, я ничего не помню. Даже собственного имени. Только обрывки фраз. Образы незнакомых людей, мелькающие на грани сознания и тут же расплывающиеся, стоит только на них сосредоточиться.
– Господи, помоги мне, – сделав над собой нечеловеческое усилие, встала.
Кругом темнота. Небо скрыто тучами. Будет первый в этом году снег. Снег это хорошо. Он скроет следы. Но пока его нет, нельзя стоять на месте. Надо бежать. Сил нет. Ноги переставляются с трудом. Странные звуки и мелькание огней среди деревьев. Нашли? Не может быть! Она сделала все, чтобы ее больше никогда не нашли. Неужели люди?
Страх загнанного зверя заставил броситься вперед.
– Помогите! – шепот. Нет сил кричать. Нечеловеческое усилие. Последний рывок и ноги сами вынесли из леса на размытую дождями дорогу.
Обернулась, заслоняясь рукой от света фар. Грузовик несся прямо на нее. Удар, темнота и последняя мысль: «умирать не больно».
Сознание возвращалось, потом опять наступала темнота. В наплывах мелькали лица мужчин и спорящая с ними женщина. Слов было не разобрать, в голове шумело, все плыло, словно в мареве. Мерцающий свет давил на глаза, заставляя жмуриться и искать взглядом тени по углам бревенчатого дома. Жар во всем теле и тяжесть – рук не поднять, не шевельнуть ногой. Голова, словно в тисках. Голоса слышались то сильней, то тише, пока не раздался стук, и все стихло.
– Очнулась? – женщина склонилась над ней, заправила выбившуюся прядь светлых волос под платок и улыбнулась. – Я думала, так и помрешь, ан нет, выкарабкалась. Давай помогу сесть.
Только когда с нее сняли толстую шкуру и три ватных одеяла, поняла, откуда взялась тяжесть. Женщина помогла облокотиться о теплый бок занимающей четверть дома русской печи.
– Есть пить будешь? – хозяйка отошла к столу, загремела крышкой над чугунком, наливая полную миску мясного бульона. Нарезала толстыми ломтями ароматный, недавно испеченный, хлеб. Оглянулась на нее. – Чего сидишь? Вставай – вставай. Цела твоя головушка, жить будешь.
Вставая, уперлась рукой в шершавую стену. Дом оказался старый, бревна высохли и местами появились щели. Вдоль одной стены тянулись окна. За ними, сквозь вязанные крючком белые занавески чернела ночь. Справа печь во всю стену. Посередине стол. Вдоль него лавки, накрытые лоскутными сидушками. Через открытую дверь виднелся тесный коридор, заставленный ящиками и картонными коробками. В восточном углу икона, под ней на полочке лампада и еще несколько маленьких икон. Пахло воском, церковными благовониями, лекарственными травами и приправленным специями бульоном. Пошатываясь, добрела до лавки, только сейчас сообразив, что на ней вместо своей одежды чужая белая рубаха в пол. Женщина накинула ей на плечи пуховой платок, придвинула миску с бульоном, тарелку с хлебом. Сама села напротив, сложив руки перед собой.
– Звать-то тебя как?
Ложка выпала из дрогнувших пальцев и ударившись о край железной миски, стукнулась о стол, расплескав по темному дереву бульон.
– Простите.
– Ерунда, – женщина обернулась, дотянулась до рабочего стола у печки, взяла тряпку и протерла стол. – Не хочешь говорить, не надо. Много вас таких. Сначала накуролесите, потом кончаете счеты с жизнью. Да только грех это.
Она замотала головой, схватилась за виски от вспыхнувшей невыносимой боли.
– Не так, – ложка осталась лежать на столе. – Я не хотела… мне надо к людям… сказать…
Было трудно собраться с мыслями. Обрывки воспоминаний не желали складываться в цельную картину и все попытки выудить из памяти собственное имя только усиливали головную боль. Неожиданно что-то теплое ручьем потекло из носа.
– Ох, ты ж, – хозяйка дома всполошилась и живо прижала к ее лицу дурно пахнущую тряпку. – Держи, а я пока марлю возьму.
Отняв тряпку от лица, увидела кровь. Женщина принесла из другой комнаты отрез марли, сложила и подала ей, а тряпку кинула в печь.
– Знаешь, приляг лучше, а я еще раз посмотрю твою голову.
Уложив ее на топчан, женщина взялась ощупывать руками ее голову, при этом шепча странные слова, не то заговоры, не то молитвы, понять она не успела. Сознание поплыло, и опять наступила чернота.
Следующее осознанное пробуждение состоялось утром. Сквозь окна в комнату проникали первые рассветные лучи. Выбравшись из-под одеял, она, шатаясь, добрела до коридора, накинула на плечи вчерашний платок, толкнула тяжелую дверь и вышла на крыльцо.
Дом стоял посреди леса. К нему вела едва заметная колея, теряющаяся в рассветном тумане среди деревьев. В хлеву блеяла коза, да не одна. Часть двора отгородила сетка, за ней кудахтали куры и у кормушки толкались индюки. Скрипнула дверь и во дворе показалась хозяйка дома с ведром полным молока. Увидела ее, нахмурилась.
– Зачем вышла, да еще раздетая? Я с тобой пол ночи провозилась, не хватало, чтобы простуду подцепила.
Поднявшись на крыльцо, открыла дверь в дом, предлагая идти внутрь. В это осеннее утро женщина была одета не в пример ее теплее: толстые чулки, на ногах галоши с мехом, шерстяное платье, поверх него меховой жилет. Волосы, как и вчера, спрятаны под платком. На вид ей было чуть больше сорока. Интересно, что она одна делает в такой глуши? Поблизости нет других домов, но чувствуется, что неподалеку живут люди. Небольшое село, дворов сто.
И вдруг перед глазами, словно отвечая на мысленный вопрос, замелькали картинки из прошлой жизни хозяйки дома.
Красивая, умная девочка. Школу закончила с отличием. Красный диплом мединститута. Работа в кардиоцентре, удачная карьера хирурга. Замужество, двое детей. Ночь, сильный ливень, огни на дороге, удар и темнота. И беспросветная тоска, слезы, боль и вопрос, почему они, а не она? Сломанная карьера, дорога в никуда. Земля и хвойные леса смогли излечить разум, но не уняли боль души, навсегда оставшейся глубоко под сердцем. Отсюда и желание помогать другим по мере сил. И злость на нее, за то, что такая молодая решила свести счеты с жизнью, когда надо жить и жить..
– Это не ваша вина, – положила руку женщине на плечо, и первая вошла в дом. Вместе со словами послала волну сострадания и уверенность, что дальше все будет хорошо. Это было единственное, чем она могла отблагодарить за добро, поскольку точно знала – денег у нее с собой нет.
