— Конечно, — все тем же приглушенным голосом продолжал незнакомец, — у нас перед улиткой есть одно преимущество — мы можем оборвать свой след, когда и где пожелаем.

— Дорогой мой сэр! — с чувством проговорил Маллет, когда до него дошел смысл сказанного.

— А в конце концов, почему бы нет? Возьмите, например, мой конкретный случай. Нет, не например, остальные случаи меня не интересуют — возьмите лично меня. Я человек старый, прожил свою жизнь так, как получилось, и, поверьте мне, я достаточно пожил, чтобы понимать, что лучшее уже позади. Когда мой след оборвется, я оставлю свою семью хорошо обеспеченной, во всяком случае, я об этом позаботился…

— Значит, у вас есть семья? — вставил Маллет. — Тогда, разумеется…

— О, я знаю, что вы хотите сказать! — меланхолично возразил незнакомец. — Но я не льщу себя мыслью, что они слишком уж будут горевать по мне. Может, сейчас им и кажется, что будут, но на самом деле нет. У них свой путь в жизни, и их следы и мой идут в разных направлениях. Думаю, в этом моя вина. Я не жалуюсь, а просто смотрю правде в глаза. Мне не следовало жениться на женщине моложе меня на пятнадцать лет. Она…

Он вдруг замолчал, когда кто-то прошел за стулом Маллета и удалился в глубину помещения.

— Эй! — воскликнул он.. — Это же… Нет, должно быть, я обознался. Подумал, что увидел одного моего знакомого, но этого не может быть. Со спины нетрудно и ошибиться. Как я говорил — моя дочь очень любит меня, по-своему конечно, и я тоже очень люблю ее, по-своему, но это не одно и то же, так что какой смысл притворяться что мы все необходимы друг другу? Мне не нравится ее… например, ее друзья, а в ее возрасте это много значит.

Маллет снова стал терять интерес к откровениям незнакомца, которые казались просто отрывистыми размышлениями одинокого человека. То, как после случайной заминки он внезапно заговорил о дочери, о которой до этого ни разу не упоминал, было зловещим признаком старческой рассеянности. Вдруг он снова оживился и сказал совершенно иным, решительным тоном:

— Хочу выпить бренди! Доктор не разрешает мне пить, но к черту докторов! Умираем только однажды! И прошу вас выпить со мной стаканчик. Да! Я настаиваю! У них в погребе сохранились старые запасы хорошего бренди еще с тех времен, когда был жив мой отец. Напиток вам понравится, поверьте. Он поможет нам избавиться от дрянного привкуса обеда, который мы тут съели!

Инспектор позволил себя уговорить, считая, что заслужил некоторого вознаграждения за свое терпение. Когда принесли бокалы с бренди, незнакомец сказал:

— Хотелось бы знать, с кем я пью, и думаю, вы ожидаете того же!

И он протянул Маллету свою визитную карточку, на которой тот прочел: «Мистер Леонард Диккинсон», и далее адрес в Хэмпстеде. В ответ он назвал себя, скрыв свое звание и профессию, зная по опыту, что она либо смущает собеседника, либо вызывает с его стороны назойливое любопытство.

— За ваше здоровье, мистер Маллет! — сказал Диккинсон.

Казалось, вечер должен был закончиться в более благодушном настроении, чем начался. Но когда бокалы были опустошены, Диккинсон вернулся к той же теме.

— Хорошо! — радостно заметил он. — Это напомнило мне кое-какие моменты из прежних времен. Для моей семьи, мистер Маллет, «Пендлбери-Олд-Холл» — просто третьеразрядная гостиница. А для меня это место лучших воспоминаний — единственное место, где я был хоть как-то счастлив!

Он помолчал, обеими ладонями обнимая пустой бокал и наслаждаясь ароматом, который он еще источал.

— Вот почему, — с тихой выразительностью продолжил он, — поскольку уж моему следу суждено скоро где-то оборваться, я бы предпочел… уверен, что он закончится именно здесь.

Он встал из-за стола.

— Спокойной ночи, сэр, — сказал он. — Надеюсь, вы останетесь здесь ночевать?

— Да, — сказал Маллет. — Мой отпуск заканчивается завтра, так что уже все. Мы увидимся за завтраком?

На этот вполне безобидный вопрос Диккинсон некоторое время не отвечал, затем тихо проговорил:

— Может быть! — и ушел.

Маллет смотрел, как он удалялся усталой походкой, как он остановился у стойки администратора и что-то сказал девушке, а затем стал медленно подниматься по лестнице. Инспектор невольно вздрогнул. Слишком грустным оказался этот разговор со стариком. Он казался гусем, обреченно бредущим к своей погибели. Инспектору пора уже было идти спать, но он помедлил и заказал себе еще бокал бренди.

Глава 2

СЛЕД УЛИТКИ ОБРЫВАЕТСЯ

Понедельник, 14 августа

Как бы ни были плохи гостиницы в Англии, завтраки в них подавались более или менее сносные, и после крепкого сна, которым Маллет скорее был обязан замечательному бренди, выпитому накануне, чем сомнительному комфорту жесткой постели, он на следующее утро с обычным аппетитом налег на яйца всмятку и ветчину. За завтраком мысленно он не раз возвращался к необычной встрече с мистером Диккинсоном. Словоохотливый брюзгливый старик, размышлял он, жужжит, как пчела, и все про свою гостиницу. Интересно, можно ли его так же разговорить на какую-нибудь другую тему? Если он и дома вечно ворчит и зудит, неудивительно, что в семье его не любят. В то же время Маллет испытывал к нему непонятное сочувствие. Он производил впечатление человека, несправедливо обиженного судьбой. Вообще несправедливо, когда кто бы то ни было до такой степени угнетен, что вынужден доверять свои сокровенные мысли случайному знакомому, как это делал бедный старик. И когда эта доверительность доходит до угрозы покончить с собой!.. Инспектор пожал плечами. Люди, размышляющие на тему самоубийства, обычно не сообщают о своем намерении ни мимолетным знакомым, ни кому-либо еще, одернул он себя. И в то же время инспектор не мог избавиться от неотвязной тревоги из-за мистера Диккинсона. В некотором отношении этот джентльмен казался одержимым. Весь опыт Маллета восставал против того, чтобы принимать всерьез любое признание или подозрение, не подтвержденное осязаемыми фактами. Тем не менее он вынужден был признаться себе, что его вчерашний собеседник оставил его растревоженным. Казалось, вокруг него витала аура несчастья. И Маллет, который привык иметь дело с несчастьями любого рода, терпеть не мог окружающей их ауры.

Закончив еду, инспектор оглядел зал столовой. По-видимому, в гостинице было немного постояльцев, потому что занятыми оказались едва с полдюжины столиков. Он поискал среди завтракающих мистера Диккинсона, но не увидел его. На минуту в его мозгу вспыхнуло воспоминание о фразе «Может быть!», с которой они вчера распрощались. Затем здравый смысл отмел дурацкое опасение. Скорее всего, старый джентльмен завтракает в постели — в его возрасте это вполне оправданно, тем более в конце трудного пешего перехода. В любом случае его не касаются жизнь и проблемы старика. Сегодня днем в Новом Скотленд-Ярде ему придется заняться сразу десятком по-настоящему сложных дел.

Пять минут спустя он не спеша шел по вестибюлю, направляясь к стойке с тем, чтобы заплатить по счету, как вдруг увидел сбегающую по лестнице горничную с побелевшим от ужаса лицом, которая, опередив его, первой оказалась у стойки. Между ней и дежурной произошел какой-то торопливый разговор, после чего та поговорила по внутреннему телефону, и через несколько секунд, во время которых горничная с горестным видом слонялась по холлу, выглядя здесь совершенно не к месту, учитывая утреннее время дня, на сцене появился управляющий — загорелый, полный и раздраженный человек. Он сердито перекинулся несколькими словами с горничной, чуть не доведя ее до слез, и они вместе быстро поднялись по лестнице. Девушка за стойкой снова схватилась за телефон и во время приглушенного разговора не могла скрыть своей тревоги.

Дождавшись, когда она положила трубку, Маллет попросил счет. Потребовалось некоторое время, чтобы выписать его, ибо девушка была явно рассеянной и взволнованной. Очевидно, в гостинице что-то произошло, и инспектор снова ощутил в груди тревожный спазм. Что бы это ни было, решительно напомнил он себе, тебя это не касается. Поэтому он оплатил счет без всяких жалоб и вопросов, попросил носильщика (которого в нарушение правил застал переговаривающимся с кем-то из кухонной прислуги) спустить его багаж из номера и вышел в гараж за своей машиной.