– А то! – горько усмехнулся старый байкер. – Сумевших встроиться в их систему наших, таких, как ты, очень мало, да практически, я только тебя одного и знаю. Большей частью мы просто выживаем, стараясь не отсвечивать. Читал недавно опус одного американского социолога, в котором неформалы названы опасным вирусом, подлежащим обязательному уничтожению, если человечество хочет сохранить себя в привычном виде.

– Слышал об этом опусе, но сам не читал, – Назгул задумчиво постучал пальцами по столу. – Наше счастье, что он не слишком популярен. Пока у нас получается жить параллельно с ними, но, боюсь, это ненадолго. Наших постепенно перестают брать на работу, лишая любой возможности заработать на кусок хлеба. И очень многие сдаются, не выдерживая давления общества, сами становятся цивилами, вот только душа у них после этого умирает. Помнишь Лайра и Эрмина?

– Помню.

– Недавно случайно столкнулся с ними. Работают программистами, женились на цивилках, дети. На первый взгляд все у них хорошо. Только глаза мертвые. Попробовал я с ними поговорить о чем-то большем, чем окружающая реальность, и они тут же поспешили распрощаться, спрятав взгляд и пробурчав, что заняты, и вообще, вся эта хрень их давно не интересует. Девчонок, Лириай с Элайной, ты не знал. Они сейчас иногда появляются на тусовках и с такой тоской смотрят на сумевших остаться собой и плюющих на все условности мира цивилов, что больно становится. Они не сумели. Жизнь задавила. Ну а про то, сколько из наших спилось или скололось, не будучи в силах выносить окружающую гнусность, не мне тебе рассказывать.

– Это точно, – понурился Баффа. – С Симарглом был знаком? Вроде, да. Неделю назад похоронили. Заполз в свою халупу, закрылся и не вышел. Врачи после вскрытия сказали – сердце. У Доффина месяца три назад передозняк случился. А Колина черные риэлтеры за квартиру убили. Он же алкоголиком был…

– Суки! – зло выдохнул Назгул. – У нас в Питере тоже многие ушли. Жаль, не у всех хватает сил притворяться. Думаешь, мне легко? Пришлось выстроить дополнительную личность и надевать ее, как маску, выходя во внешний мир. Да еще и сознание распараллелить, мыслить каждой отдельно. Но при этом держаться от всех цивилов на некоторой дистанции, не подпуская никого из них близко. Не то раскусят. Последствия этого могут быть разными – от потери репутации до увольнения. Вот и приходится притворяться мизантропом. Идти по пути Лайра и Эрмина я не хочу. Меня чуть не вытошнило от их рож и разговоров.

– А от разговоров обычных цивилов тебя, что ли, не тошнит? – хмыкнул Баффа.

– Тошнит, – признал Назгул.

– Вот-вот. Знаешь, недавно сосед, неплохой мужик, пригласил меня на пиво и попытался наставить на «путь истинный». Спрашивал, какого рожна мне надо. Говорил, что жениться давно пора, детей завести. Мол, вдова из восемнадцатой квартиры на меня давно поглядывает. Я ему ответил, что такая дура мне не нужна. Слышал я однажды ее разговор с подружками, она же только о тряпках и мыльных операх говорит. Как-то пристала ко мне, да как начала трещать – едва смылся. Сосед удивился – баба бездетная, хозяйственная, зарабатывает хорошо. А дура – так тем лучше. Будет мужику в рот смотреть. Я попытался ему объяснить, что мне нужна подруга, которая меня понимает, и которую понимаю я. Что об стенку горохом. Потом он начал трепаться о том, что главное – это зарабатывать побольше. Тут уж я не выдержал, взял его за грудки и прямо сказал, чего мне надо.

– И что же ты сказал?

– Что нам нужно, чтобы мир был другим, а не таким дерьмом, как сейчас. И ни бог на небе, ни царь на земле нам этого не дадут. И, тем более, этого не дадут деньги.

– И что сосед? – заинтересованно посмотрел на друга Назгул.

– Покрутил пальцем у виска, – хохотнул Баффа. – И постарался побыстрее от меня отвязаться. Больше на пиво не приглашал.

– Отличная иллюстрация к нашему разговору. Я, конечно, столь откровенно говорить с цивилами не могу, приходится осторожно выяснять позицию человека, если он чего-то стоит. Есть у меня коллега – очень добрый и хороший человек, великолепный профессионал. Благодаря ему удалось помочь многим людям. Но при этом он искренне уверен, что текущее устройство мира правильно. Есть отдельные недостатки, которые нужно исправлять, но это именно недостатки, не более. В возможность построения доброго и справедливого мира он не верит. Господь, мол, всем воздаст.

– Он-то, конечно, воздаст… Вопрос когда.

– То-то и оно, – горько усмехнулся Назгул. – Но дело совсем не в этом, а в том, что мы здесь чужие.

– Чужие? А может, лишние?

– Нет, просто чужие. Нам дико все, что для них нормально, и наоборот. Не знаю, человеческие ли у нас души. Я в этом не уверен…

– Ну наконец-то! – всплеснул руками Баффа. – Допер! И двадцати лет не прошло! Я тебе об этом твердил еще в середине девяностых, а ты только фыркал и отмахивался.

– Не хотелось в таком себе признаваться. Еще лелеял иллюзии, что мы можем оказаться не чужими. Но время все расставило на свои места. Мы и цивилы – это две параллельные разумные расы, не способные принять и даже осознать ценности друг друга.

– Ты не прав, дружище. Мы-то их убогие ценности понять способны. Зато принять – нет.

– Но при этом они утверждают, что мы не способны работать, что-то создавать, что мы просто ленивые неудачники.

– Да на все мы способны! Нам просто тошно от того, как они жрут друг друга. От их уверенности, что так и надо. От их самодовольства. От нежелания думать. Мы так не хотим и не можем! И, в отличие от них, понимаем, что можно иначе. Только к этому нужно приложить усилия, которых они прикладывать не хотят, предпочитая продолжать жрать других.

– Не все из цивилов такие, – возразил Назгул.

– Понятно, не все! – отмахнулся Баффа. – Но даже лучшие из них не понимают, что в мире хищников просто нельзя жить, и принимают его законы и правила. Мы же не принимаем! И не хотим принимать!

– Не не хотим, а не можем. Потому и говорю, что мы здесь чужие. Вот я, как ты знаешь, работаю в прокуратуре. Занимаюсь своим делом, стараюсь оградить детей от всякой сволочи. Но при этом отстраняюсь от всего, что не касается дела. Я не обсуждаю с коллегами никаких нерабочих вопросов, мне это просто неинтересно, мне не о чем с ними говорить. Футбол, машины и прочая чушь? Спасибо, не надо. Я лучше вечером пойду на какое-нибудь сборище наших и там всласть наговорюсь с теми, кого понимаю. Кто такой же сумасшедший, как я сам.

– Ты уверен, что в твоей конторе не знают, кто ты есть? – скептически посмотрел на друга старый байкер.

– Может, и знают, – пожал плечами прокурор. – Но знаешь, пока они не мешают мне жить, мне до этого дела нет. Скажи мне лучше, почему ты почти все время дома сидишь? Разве мало в Москве наших?

– Хватает, – понурился Баффа. – Но даже возможность сходить на тусовку часто упирается в деньги… Точнее, в их полное отсутствие.

– Ты прав, – со вздохом согласился Назгул. – Мало кому из наших удается найти свою нишу, позволяющую зарабатывать на жизнь и при этом как можно меньше сталкиваться с цивилами. Жаль, что ты не изучил системное администрирование. Многие из наших сидят админами, и никто их не трогает. Возможно, я и тебя смог бы пристроить.

– Ну не даются мне компьютеры! – развел руками Баффа. – Не дружу я с ними.

– Да знаю…

– Мне бы в какой группе на барабанах стучать, да вот никак не везет. Последняя группа, в которой играл, распалась, новой найти не могу. Барабанщиков хватает, к тому же куда моложе и талантливей меня.

Баффа немного помолчал, затем спохватился:

– Нам же на концерт пора!

Он встал и скептическим взглядом окинул друга.

– Это ты в таком виде на металл-концерт собираешься? Может, еще удавку свою опять напялишь? Да и пушка…

– Так нет ничего другого, – вздохнул Назгул. – Может ты чего подкинешь?

– Найдем, – пробурчал Баффа и скрылся в комнате.

Вскоре он вернулся, держа в руках футболку с символикой «Металлики», кожаную бандану и старую истертую косуху.