— Два парня на одной лошади не проезжали? — спросил он.
— Теперь у них две лошади, — ответил Том. — Один пересел на мою.
— И ты позволил им увезти свою лошадь?
— А что прикажете делать, если на тебя нацелен револьвер?
Бородач удивленно вскинул брови, остальные поразевали рты, глядя на Тома как на огородное пугало, которое вдруг заговорило.
— Здесь не место для прогулок без оружия, — веско сказал бородач. — Считай, что ты еще легко отделался. Это же браться Талримы! Отпетые убийцы! — Он указал рукой в сторону. — Вон там, за холмом… отсюда мили три примерно… есть пара лошадок. Одну можешь взять, чтобы по-быстрому добраться до Симарона. Но перед отъездом черкни записку. Это владение Андерсса, старик поймет. Возле Симарона лошадку отпусти, она сама найдет дорогу домой.
И не успел Том поблагодарить бородача, как всадники сорвались с места в галоп, подняв клубы пыли.
Отыскав жилище Андерсса, Том первым делом зашел в корраль и выбрал одну из двух стоявших там лошадей. Поскольку хозяина дома не было, он согласно уговору оставил ему на столе записку, придавив ее серебряным долларом. Затем оседлал коня и отправился в Симарон.
Покачиваясь в седле, Том попытался было пощупать раненное ухо, но тут же передернулся от боли, а на пальцах осталась кровь. В общем кровотечение прекратилось, но ухо продолжало ныть. Послюнявив носовой платок, он вытер остатки крови.
Нет, это просто удача, что пуля прошла мимо, можно сказать — подарок судьбы. Ведь Буд Талрим мог пальнуть и еще разок, поточнее.
Чантри вздрогнул. В голове мелькнуло неприятное: «Кто-то наступит на мою могилу… « А ведь и правда! Его могли убить. Он пропал бы без вести. И у него бы даже не спросили, кто он, откуда и почему здесь. О, как ужасно представить себе, как закроются глаза, как будет выглядеть никому неизвестная могила без креста и надписи. И Чантри принял решение: он уедет отсюда. Будет идти, пока не дойдет до первой же станции, и на первом же поезде вернется на Восток.
Со дня смерти отца в жизни Тома не было насилия. Он рос в городке, еще недавно бывшей новоанглийской деревне. Там и в школу пошел, в свободное время бегал вдоль ручьев, ловил рыбу, ставил силки на зайцев и белок, позднее стал промышлять оленей. В отличие от многих сверстников Том с удовольствием посещал церковь, благодаря которой взял себе за правило аккуратно одеваться и вежливо разговаривать с собеседником. Здешние констебли и присяжные исправно несли свою службу, и все оставалось в рамках закона. Это уже позже появились в Нью-Йорке оружейные компании, полицейские агенты стали более заметны, пришлось даже создать спецслужбу, которая латала пробоины в стенах зданий — последствия столкновений властей с гангстерами.
Сквозь эти воспоминания прорезался стук копыт.
Чантри резко обернулся, стараясь оценить опасность.
— Привет, Том Чантри. Я Лак Андерсс.
На Тома смотрели необыкновенно голубые, прямо-таки ангельские глаза подскакавшего к нему всадника, высокого, осанистого старика с роскошными седыми усами.
Том сразу узнал его лошадь, он видел ее в корабле.
— В подобных случаях платить не надо, — сказал Андерсс и протянул Тому его серебряный доллар.
— Благодарю, — смущенно пробормотал Чантри и спрятал доллар в карман.
Они ехали рядом, плечо в плечо.
— Бандиты очень жестоки, — говорил Андерсс, — а потому послушай меня, старика. В этих краях всегда нужно держать правую руку у револьвера. Будь у тебя на поясе «Смит-Вессон», они бы еще сто раз подумали: нападать или не стоит.
— Как вы думаете, их поймают?
— Талримов? Никогда! Да, дела их, несомненно, плохи, но они уроженцы этих мест. В случае чего всегда надежно скроются в скальных лабиринтах. Уж поверь мне на слово: когда надо быстро смыться, затаиться, спрятаться. Талримы искуснее индейцев. — Андерсс помолчал немного, затем, как бы спохватившись, спросил: — Ты работаешь на каком-то ранчо?
— О, нет. Я прибыл с Востока купить скот. Но теперь, после этого случая, хочу убраться отсюда как можно скорее!
Разговор оборвался. Каждый думал о чем-то своем. Андерсс первый нарушил затянувшуюся паузу:
— Это прекрасная страна, Чантри. И не делай выводов сгоряча. В детстве я любил другую страну. Когда же повзрослел, понял, где мне лучше. Много замечательных стран, и все они по-своему хороши! Но эта! Меня притягивает здешняя свобода, дикая удаль, дух несокрушимый. И вот если ты всем этим проникнешься, то и уходить отсюда никуда не захочешь. Ни на какой Восток.
— И все равно мне здесь не нравится.
— Плох тот актер, который сдается после первого провала… Грабитель бесчинствует, пока кто-нибудь не нанесет ему смертельный удар. Вот почему я советую тебе вооружиться. Если у каждого револьвер, то никто ни перед кем не кланяется.
— Я считаю, что от револьвера только зло.
— Не согласен, — сказал Андерсс сухо. — Мне известны случаи, когда он выручал. Путь к справедливому обществу, к сожалению, всегда лежит через жестокость. И с этим рано или поздно будет покончено. А пока… Пока здесь властвует закон джунглей, мальчик. И он тут полноправный хозяин. Воры и убийцы вооружены, тогда как ты, честный человек, считаешь это ниже собственного достоинства и тем самым только облегчаешь жизнь этим подонкам. Так что думай, мальчик, думай, если у тебя есть башка на плечах. В конце концов это твое личное дело.
Над прерией разливался вечерний сумрак Впереди появились огни. То был Симарон.
— Приходи в «Святой Джеймс», — посоветовал Андерсс. — Там собираются скотоводы. С ними и договоришься насчет скота. Разговаривай повежливей. Не пей. И помни: без револьвера ты — голый.
Комната, ванна и хороший ужин дали долгожданный отдых. Посвежевший и порозовевший Том Чантри стоял перед настенным зеркалом и заканчивал последние приготовления к выходу в салун.
Теперь можно браться за дело…
Тысяча голов! Подумать только, через несколько дней он поведет такое гигантское стадо к железной дороге…
Салун «Святой Джеймс» представлял собой просторное, лишенное каких-либо прикрас помещение, оборудованное под пивную. Это была самая горячая точка в городе. Сюда сползались слухи и сплетни. Фермеры болтали здесь буквально обо всем: и про пастбища, и про цены, и про отношения с индейцами. Можно здесь услышать и размышления о мировой политике.
К моменту прихода Тома салун оказался полупустым. Видимо, было еще рановато
За стойкой стоял здоровяк Широкое лицо, седые бакенбарды. Том завязал с ним разговор в надежде выяснить какие-нибудь полезные для себя сведения. Звали его Генри Ламберт. За свою полную интересных событий жизнь довелось ему пожить даже в Белом доме, где на протяжении всей войны он служил у Гранта шеф-поваром.
— Я хотел бы купить скот, мистер Ламберт. Мое имя Том Чантри, если оно вам что-нибудь говорит.
— Чантри.. — Лицо Ламберта застыло при упоминании этой фамилии. Преодолев короткое замешательство, он сказал: — Я знаю, у кого можно купить коров, мистер Чантри, но советую вам этого не делать.
Том пришел в крайнее удивление.
— Не могли бы вы мне объяснить почему? Я приехал сюда только за этим.
— Видите ли, мистер Чантри, купить скот легко, но ведь его еще нужно довести до железной дороги. А вы не справитесь, потому что не найдете людей, которые захотели бы вам помочь.
— С чем это связано?
— Люди просто не будут на вас работать, — мистер Чантри. Надеюсь, вы не в обиде, что я говорю все без утайки? Весь Симарон уже знает, что вы не удостоили своим присутствием Дача Акина.
Том обомлел.
— При чем тут Дач Акин?
— Мистер Чантри, из этого салуна, с этой вот табуретки, на которой вы сидите, до Нью-Йорка — конечного пункта транспортировки — долгий и тяжелый путь. Нужно пройти через места, где свирепствуют шайены, команчи, кайова, арапахо, где очень мало, а то и совсем нет воды, где случаются песчаные бури, а дорогу преграждают непролазные топи. И еще масса всяких непредвиденных обстоятельств. Люди в таких условиях теряют уверенность в себе. Я уж не говорю о руководителе, смелость которого всегда в центре внимания.
