На пути не встречалось серьезных препятствий и больших трудностей. В Порт-Кларенс они прибудут раньше, чем застынет Берингов пролив, и там им придется провести какое-то время. А потому ни к чему гнать людей и лошадей.

К тому же они все время находились во власти случая. Раненая или заболевшая лошадь, разбитое колесо — и «Прекрасная Колесница» окажется в крайне неприятном положении. Учитывая это, следовало соблюдать строжайшие меры предосторожности.

В течение первых трех дней маршрут пролегал на запад вдоль русла реки; но когда Юкон стал отклоняться к югу, то лучшим вариантом казалось держаться шестьдесят пятой параллели[115].

В этом месте река становилась очень извилистой, а долина резко сужалась сопками средней высоты, обозначенными на карте как «земляные валы» из-за их схожести с бастионами.

Лабиринт оказался очень сложным; путники предприняли все возможное, чтобы избежать аварии. На чересчур крутых склонах «Прекрасную Колесницу» частично разгружали, и люди толкали упряжку, чтобы помочь лошадям; это было тем более разумно, что, как заметил господин Каскабель, «почему-то в этих краях каретные мастера встречаются очень редко!».

Пришлось также переправиться через несколько рек, в частности через Ноколокаргут, Шетехо и Клакенкот. По счастью, в это время года они неглубоки, и путники относительно легко находили удобный брод.

Из индейцев в этой части провинции обретались только «срединные люди» — племя, почти исчезнувшее в наши дни. Иногда путешественники сталкивались с их немногочисленными семьями, направлявшимися на юго-западное побережье, чтобы заняться осенней рыбной ловлей.

Изредка встречались также промышленники, идущие в противоположном направлении, от устья Юкона к различным постам Российско-Американской компании. С огромным удивлением они рассматривали яркий фургон и его необыкновенных хозяев. Затем, пожелав наилучшего, они продолжали свой путь на восток.

Тринадцатого августа «Прекрасная Колесница» остановилась рядом с деревушкой Нюклакайетт, в ста двадцати лье от Форт-Юкона. Здесь занимались торговлей мехами русские купцы. Они приходили в эту факторию из разных точек азиатской части России и побережья Аляски, чтобы составить конкуренцию закупщикам Компании Гудзонова залива.

Таким образом Нюклакайетт превратился в довольно людное место, куда индейцы свозили пушнину, накопленную за зиму.

Удалившись от реки, стремясь избежать ее бесчисленных изгибов, господин Каскабель вернулся к ней в очень живописном месте, где среди невысоких холмов, оживленных зеленью деревьев, расположилась фактория. Несколько шалашей соседствовали с забором вокруг форта. По богатой травами равнине журчали ручейки. Две или три лодки лежали на берегу Юкона. Мирный пейзаж радовал глаз и как бы приглашал к отдыху. Индейцы, населявшие округу, относились к племени танана, как уже говорилось, самому красивому типу индейской расы в северной Аляске.

Каким бы привлекательным ни казалось это место, «Прекрасная Колесница» задержалась здесь всего на сутки. Хотя с лошадьми и обращались очень бережно, их хозяева решили, что такого отдыха им вполне достаточно. Господин Каскабель намеревался сделать продолжительную остановку в Нулато, довольно значительном и куда лучше снабжаемом форте, где он рассчитывал запастись всем необходимым для путешествия через Сибирь.

Можно, конечно, и не упоминать, что господин Серж и Жан, иногда бравшие за компанию Сандра, не отлынивали от охоты. Как и прежде, им попадались крупные дикие животные — лоси и олени, выбегавшие на равнину и возвращавшиеся под сень лесов, а вернее, в купы деревьев, довольно немногочисленных в этих краях. В болотистых местах гуси, шилохвостки, кулики, дикие утки так и напрашивались на хороший выстрел, и охотники сразили даже несколько пар цапель, которые, как правило, не ценятся с точки зрения пригодности в пищу.

Однако, по словам Кайетты, индейцы очень любят блюда из цапли, особенно если нельзя поживиться чем-нибудь другим. За завтраком тринадцатого августа поставили эксперимент. Несмотря на все старания Корнелии — а она славилась своими кулинарными талантами, — мясо цапли оказалось жестким и грубым. Зато его безоговорочно одобрили Ваграм и Маренго, не оставившие от него ни косточки.

Действительно, в голодные времена туземцы едят сов, соколов и даже куниц; но, надо признать, только ввиду крайней необходимости.

Четырнадцатого августа «Прекрасная Колесница» преодолевала извилистое узкое ущелье между крутыми сопками, нависавшими над рекой. На этот раз проход оказался чересчур трудным и ухабистым и походил на размытое ложе водного потока, так что, несмотря на все предосторожности, случилась авария. К счастью, колеса экипажа остались в целости и сохранности, пострадала только одна из оглоблей. Поэтому ремонт не занял много времени, и нескольких метров веревки хватило, чтобы исправить поломку.

Позади остались деревушки Суконгилла и Ньюикаргут, и странствие продолжалось без происшествий. Возвышенности кончились. Обширная равнина простиралась насколько хватало глаз. От трех или четырех ручьев остались только русла, почти полностью обмелевшие этим засушливым летом. Наверное, в период бурь и метелей невозможно придерживаться этого маршрута.

Перейдя через один из этих ручьев — Милокаргут, едва ли в один фут глубиной, господин Каскабель заметил перегородившую его дамбу.

— Э! — возмутился он. — Раз уж наша трасса проходит через сей поток, не разумнее ли построить мост?! Я бы даже сказал, гораздо разумнее, если учесть весенние паводки…

— Несомненно, папа, — ответил Жан, — но инженеры, спроектировавшие эту дамбу, навряд ли способны построить мост!

— Почему?

— Потому что они с четырьмя лапами, иначе говоря — бобры.

Жан не заблуждался; работа изобретательных животных, возводящих свои плотины с учетом мощности течения и наименьшего уровня воды, вызывала неподдельное восхищение. В их плотине все, вплоть до углов наклона стенок, как бы рассчитывалось на надежное сопротивление напору воды.

— А между прочим, — воскликнул Сандр, — бобров никто не заставлял ходить в школу учиться…

— Просто нет необходимости, — пояснил господин Серж. — К чему им наука, которая частенько заблуждается, когда у них всегда верный инстинкт! Эта плотина, мой мальчик, построена бобрами так же, как муравьи строят муравейники, пауки ткут паутину, пчелы располагают соты в улье, а деревья и кустарники производи плоды и цветы. Никаких опытов, изысканий с их стороны, но и никакого прогресса. Впрочем, их работа и не нуждается в улучшении. Современные бобры создают свои плотины так же, как самый первый бобр на свете. Животные не способны к совершенствованию своих творений, только человек умеет шаг за шагом продвигаться в искусстве, промышленности и науке. Да, нас безоговорочно восхищает удивительный инстинкт животных, позволяющий им творить чудеса. Но чудеса эти — творения природы!

— Да, господин Серж, — согласился Жан, — понимаю, вы имеете в виду различие между инстинктом и разумом. В общем и целом разум превосходит инстинкт, хотя он и подвержен заблуждениям…

— Бесспорно, друг мой, — подтвердил Сергей Васильевич, — но ошибки, вовремя распознанные и успешно исправленные, есть только этапы на пути прогресса.

— В любом случае, — заключил Сандр, — я прав! Животным нет нужды ходить в школу…

— Да, но люди не отличались бы от животных, если бы перестали учиться! — заметил господин Серж.

— Что ж, все это хорошо, — подвела итог Корнелия, очень практичная во всем, что касалось хозяйственных дел. — А эти бобры — они съедобны?

— Разумеется, — ответила Кайетта.

— Я даже где-то читал, — вспомнил Жан, — что их хвосты просто великолепны!

Данное утверждение не удалось проверить, так как в ручье не плескался ни один бобр, все они куда-то попрятались.