Дичь была единственным блюдом на ужин. Все с удовольствием полакомились вкусным мясом тетеревов. Пенкроф и Герберт, проголодавшиеся после длинной прогулки, ели с особым аппетитом.

Поужинав, Пенкроф и его товарищи улеглись спать на тех же местах, где они провели прошедшую ночь. Герберт быстро уснул подле моряка, который растянулся перед очагом.

Вокруг все сильнее бушевала буря. Она не уступала по силе урагану, который принес воздухоплавателей от Ричмонда к этой земле на Тихом океане. Во время равноденствия такие штормы нередки. Проносясь над широким океаном, они не встречают никаких преград и часто вызывают ужасные катастрофы. Ничем не защищенный с запада берег принял на себя главный удар страшной бури. К полуночи неистовый ураган достиг неописуемой силы.

К счастью, скалы, в которых нашли приют потерпевшие крушение, были крепки. Но даже эти огромные глыбы гранита как будто качались под напором бури. Пенкроф, опиравшийся рукой о стену, чувствовал, что она слегка содрогается. Но он повторял про себя, и не без основания, что тревожиться нечего и что их временное убежище не обрушится. Однако он слышал, как грохочут камни, сброшенные ветром с вершины плато. Некоторые из них долетали до верхней стены Труб и, ударившись о нее, разбивались на куски. Два раза моряк вставал и подползал к выходу, чтобы взглянуть, что делается снаружи. Убедившись, что эти незначительные обвалы не представляют никакой опасности, он снова ложился у очага, на котором слабо потрескивали угли, прикрытые пеплом. Несмотря на рев бури и грохот камней, Герберт крепко спал. В конце концов сон одолел и Пенкрофа, которого жизнь на море приучила ко всем капризам стихий. Только Гедеон Спилет, полный тревоги, бодрствовал. Он упрекал себя за то, что не пошел вместе с Набом. Как мы уже знаем, надежда еще не совсем оставила журналиста. Его волновали те же предчувствия, что и Герберта. Его мысли сосредоточились на Набе. Почему Наб не вернулся?

Гедеон Спилет лихорадочно метался на своем песчаном ложе и почти не слышал страшного завывания урагана. Иногда его отяжелевшие веки на минуту смыкались, но молниеносная мысль – и он почти тотчас же просыпался. Время шло. Должно быть, было около двух часов ночи, когда Пенкроф, успевший крепко заснуть, почувствовал, что его энергично расталкивают.

– Что такое? – вскрикнул он, просыпаясь и моментально, как все моряки, приходя в себя. Гедеон Спилет, склонившись над ним, повторял:

– Слушайте, Пенкроф, слушайте…

Моряк напряг слух, но ничего не услышал, кроме рева бури.

– Это ветер воет, – сказал он.

– Нет, – возразил журналист, – мне показалось, будто я слышал…

– Что?

– Лай собаки.

– Собаки! – вскричал Пенкроф, одним прыжком вскакивая на ноги.

– Да, отрывистый лай.

– Это невозможно! – воскликнул моряк. – Да и как вы могли при таком завывании бури…

– Вот, слушайте! – перебил его журналист. Пенкроф снова прислушался, и ему действительно показалось, что где-то раздался отдаленный лай.

– Ну что? – сказал Спилет, крепко сжимая его руку.

– Да, да, – взволнованно подтвердил Пенкроф.

– Это Топ! Это Топ! – вскрикнул Герберт, который тоже проснулся, и все трое бросились к выходу из Труб.

Выйти наружу оказалось нелегко – ветер валил с ног. Наконец это удалось, но, чтобы не упасть, приходилось стоять, прислонившись к скалам. Пенкроф, Спилет и Герберт молча смотрели вперед, не будучи в состоянии вымолвить ни слова. Было совершенно темно. Вода, земля и небо сливались в глубоком мраке. Казалось, ни единый атом света не проник в атмосферу. Несколько минут журналист и его товарищи стояли на месте. Песок слепил им глаза, они промокли до нитки и едва держались на ногах. В минуту затишья до них снова донесся лай, но, видимо, довольно далекий. Лаять мог только Топ. Но был ли он один или с кем-нибудь? Более вероятно, что один. Ведь если бы Наб находился с ним, он, конечно, не замедлил бы вернуться в Трубы.

Не рассчитывая, что журналист его услышит, Пенкроф сжал руку Спилета, как бы желая сказать: «Подождите!», – и вернулся в пещеру. Через минуту он снова вышел оттуда с несколькими зажженными ветками в руках и замахал ими, оглашая воздух пронзительным свистом. Как бы в ответ на этот сигнал, вновь послышался лай, на этот раз уже ближе, и через минуту в пещеру со всех ног вбежала собака. Пенкроф, Спилет и Герберт бросились следом за ней.

– Это Топ! – закричал Герберт.

Действительно, это был Топ – великолепный экземпляр смешанной англо-нормандской породы. От своих предков он унаследовал резвость ног и тонкое чутье – отличительные качества хорошей гончей.

Но собака Сайреса Смита была одна.

Ни ее хозяина, ни Наба с ней не было. Каким же образом инстинкт привел ее к Трубам, где она никогда раньше не была? Это казалось совершенно необъяснимым, тем более в такую жуткую ночь и в такую бурю. Но вот что было еще непонятнее: Топ не выглядел ни измученным, ни усталым; он даже не испачкался в тине или в грязи.

Герберт привлек собаку к себе и обнял ее голову руками. Топ ласково терся мордой о руки юноши.

– Раз нашлась собака, найдется и ее хозяин, – сказал журналист.

– Идем! – воскликнул Герберт. – Топ укажет нам дорогу.

Пенкроф не возразил ни слова. Он хорошо понимал, что появление Топа могло опровергнуть его мрачные предсказания.

– Пошли, – сказал он.

Перед уходом Пенкроф заботливо прикрыл угли на очаге и, чтобы огонь не потух, положил под слой пепла несколько сухих кусков дерева. Затем, захватив с собой остатки ужина, он бросился вслед за Топом, который отрывисто лаял, как бы приглашая его поторопиться. Гедеон Спилет и Герберт пошли за ним.

К этому времени буря достигла предела. Был период новолуния, и луна, находившаяся на одном меридиане с солнцем, не посылала земле ни одного луча света. Идти по прямому направлению становилось трудно; лучше всего было довериться инстинкту Топа. Гедеон Спилет и Герберт следовали за собакой, моряк замыкал шествие. Разговаривать было невозможно. Дождь был не очень силен, так как ветер рассеивал его струи, но ураган бушевал по-прежнему.

К счастью, одно обстоятельство сильно помогло моряку и его товарищам. Ветер дул с юго-востока и, следовательно, толкал их в спину. Тучи песка, вздымаемые штормом, налетали на путников сзади и не мешали их движению. Часто им приходилось даже бежать быстрее, чем они хотели бы, и ускорять шаги, чтобы не упасть. Но горячая надежда удваивала их силы, и теперь они шли не наобум. У них не было сомнения, что Наб нашел своего хозяина и послал за ними верного пса. Но найдут ли они Сайреса Смита живым или Наб призывает своих товарищей лишь затем, чтобы отдать последний долг несчастному инженеру?

Пройдя срезанную грань возвышенности, от края которой они из предосторожности отдалились. Герберт, журналист и Пенкроф остановились, чтобы передохнуть.

Выступ скалы защищал их от ветра, и после пятнадцати минут почти непрерывного бега они наконец могли перевести дух.

Под прикрытием скалы можно было говорить и слышать друг друга. Когда юноша произнес имя Сайреса Смита, Топ отрывисто пролаял несколько раз, как бы давая понять, что его хозяин жив.

– Он спасен, он спасен! Топ, ведь правда? – повторял Герберт, и собака лаяла, словно в ответ.

Путники пошли дальше. Было около половины третьего ночи. Море снова начало наступать на берег; подгоняемый ветром прилив обещал быть очень сильным, как всегда в новолуние. Огромные валы с ревом разбивались о кромку скал и, вероятно, совсем затопляли маленький островок, не видимый во мраке. Широкая плотина из скал не могла прикрыть берега, который принимал на себя удары прибоя.

Как только моряк и его товарищи вышли из-за выступа скалы, ураган снова налетел на них со страшной яростью. Согнувшись и подставляя спину порывам ветра, они быстро шли вслед за Топом, который уверенно бежал вперед. Они двигались к северу. Справа от них тянулась нескончаемая гряда волн, с оглушительным грохотом разбивавшихся о скалы, слева – неизвестная местность, очертания которой нельзя было рассмотреть из-за темноты. Но эта местность, очевидно, была довольно плоской, так как ветер проносился у них над головами и не возвращался назад, как раньше, когда он встречал на своем пути гранитную стену.