То, что юноши хотели все увидеть и потрогать на корабле, было вполне естественно. Разве плавучий городок, отданный в их распоряжение на три месяца, не стал их жилищем?.. Разве он не превратился как бы в частицу Антильской школы, оторванной от Англии и ставшей их домом на время плавания?..

Прежде всего юные мореходы побывали в кают-компании, находившейся на полуюте, где все собирались за общим столом, закрепленным на случай бортовой качки; по бокам стола стояли скамьи с подвижными спинками, висели лампы, укрепленные на подвесках, располагались столовые приборы, закрепленные в той части бизань-мачты[63], что проходила через стол, свет сюда проникал через широкий зарешеченный иллюминатор; заглянули они и в буфетную, где тарелки, стаканы и прочая домашняя утварь были закреплены на случай бортовой и килевой качки.

Рядом с кают-компанией по обеим сторонам располагались каюты для пассажиров: в каждой находилась койка с твердой рамой, туалетная кабинка, маленький шкаф, освещались они через иллюминаторы овальной формы, выходившие на полуют. В этих каютах и разместились наши юные путешественники, руководствуясь национальным признаком: на левом борту – Хьюберт Перкинс и Джон Говард в первой, Роджер Хинсдейл, один, во второй, Луи Клодьон и Тони Рено в третьей, на правом борту – Нильс Гарбо и Аксель Викборн в четвертой, Альбертус Лейвен в пятой и Магнус Андерс в шестой.

Что касается каюты мистера Горация Паттерсона, идентичной каюте капитана, то она находилась справа от входа в кают-компанию, выходила на полуют и была несколько просторнее, чем у юношей. Строго говоря, почтенный эконом становился как бы старшим помощником капитана и мог претендовать на две нашивки на рукаве редингота.

Излишне говорить, что предусмотрительная миссис Кетлин Сеймур позаботилась обо всем, что касалось комфорта и гигиенических привычек юных антильцев. Правда, на борту не было врача, но вместе с тем не было и оснований думать, что кто-то может заболеть или стать жертвой несчастного случая. А уж от опрометчивых поступков столь опытный наставник, как мистер Паттерсон, всегда сможет удержать своих подопечных. Кроме того, на «Стремительном» имелась превосходная, снабженная всем необходимым аптечка с полным набором всевозможных лекарств. А в случае непогоды, сильных ветров и шторма путешественники смогут переодеться в матросское платье, ибо в каждой каюте были припасены куртки и штаны из непромокаемой ткани, а также зюйдвестки, приведшие юных мореплавателей в восторг.

Вполне естественно, что Тони Рено и еще несколько юношей пожелали «оморячиться», едва ступив на борт «Стремительного». Что касается мистера Паттерсона, то он остался верен своему цилиндру, черному сюртуку и белому галстуку, поскольку считал просто недостойным напялить матросскую блузу и традиционную зюйдвестку.

Тем более сейчас, в это спокойное время в тихих водах залива Корк, когда на судне не ощущалось ни малейшей качки, вряд ли стоило менять свои привычки. А если бы еще и миссис Паттерсон была бы где-нибудь рядом, то эконому могло бы показаться, что он вообще не покидал своей квартиры в Антильской школе. Да и вообще, он, похоже, не замечал большой разницы между Фармарской бухтой и Оксфорд-стрит, разве что в первой было поменьше прохожих.

Побывав в кают-компании и проследив за тем, чтобы чемоданы были доставлены в нужные каюты, пассажиры начали осмотр судна, в чем им помог Джон Карпентер, обстоятельно отвечая на все вопросы, большинство из коих задали Тони Рено и Магнус Андерс. На полуюте их особого внимания удостоился штурвал и нактоуз[64], и, конечно, у будущих моряков так и чесались руки развернуть судно на норд-норд-ост или зюйд-зюйд-вест. Вернувшись на палубу, молодые люди прошлись по ней, разглядывая шлюпки, подвешенные на талях, и ялик, укрепленный на корме. За фок-мачтой находился камбуз, где уже готовился завтрак под наблюдением Раньи Чога, удостоившегося от мистера Паттерсона комплимента за истинно африканскую красоту. Наконец были осмотрены кубрик для команды, не вызвавший ни у кого ни малейшего подозрения, полубак, кабестан[65], один из якорей, закрепленный на кат-балке[66] правого борта, тогда как якорь левого борта лежал на грунте, – ничто не ускользнуло от внимания любознательных юношей.

Оставался только трюм, и на этом осмотр будет закончен. Ничего удивительного не было в том, что мистер Паттерсон не рискнул последовать за своими учениками в мрачные глубины судна. Действительно, там не было даже трапа, а лишь простые зарубки на пиллерсе[67], по которым и нужно спускаться вниз. Естественно, мистер Паттерсон не решился на сей безумный подвиг, равно как и на то, чтобы карабкаться по вантам[68] на марс[69] или реи, грот- или бизань-мачты. Но юноши мгновенно спустились в трюм «Стремительного», где вместо груза были уложены железные болванки, придававшие судну остойчивость. Они обшарили трюм от носового отсека, соединявшегося трапом с кубриком, до кормового, отделенного металлической водонепроницаемой переборкой от камбуза, находившегося под полуютом. Трюм был завален парусами, снастями, запасным рангоутом, а также изрядным количеством консервов, фляг с вином, бочонков с водкой, мешков с мукой и т. п. Поистине, «Стремительный» был загружен провиантом так, будто собирался отправиться в кругосветное плавание.

После осмотра трюма все поднялись наверх и присоединились к Паттерсону, беседовавшему с капитаном на полуюте. Они говорили обо всем понемногу – мистер Паттерсон со своей обычной словоохотливостью, а Гарри Маркел ограничивался односложными ответами. Прекрасный моряк, несомненно, но уж больно необщителен.

Между тем Тони Рено повертелся около штурвала, обследовал нактоуз, где находился компас, вернулся, положил руку на штурвал, покрутил его, как заправский рулевой, и наконец спросил:

– Капитан… может быть, вы нам разрешите… изредка… понемножку поуправлять… когда будет хорошая погода…

– Хм, – вмешался ментор, – я не уверен, будет ли это благоразумно…

– Будьте спокойны, мистер Паттерсон, мы не потопим вас под парусами… – успокоил его Тони.

Гарри Маркел ограничился утвердительным жестом.

О чем думал в тот миг этот человек?.. Неужели жалость шевельнулась в его душе при виде этих юных созданий, лучившихся счастьем оттого, что оказались на борту «Стремительного»?.. Нет и нет! Завтра же ночью он не пощадит никого!

Ничто не ускользнуло от внимания любознательных юношей

В этот миг на носу судна ударили в колокол. Один из матросов отбил четыре склянки – десять часов.

– Это сигнал к завтраку, – с видом бывалого моряка сообщил Луи Клодьон.

– Ну что же, мы окажем ему честь, – ответил мистер Гораций Паттерсон. – Я голоден как волк…

– Как морской волк… – уточнил Тони Рено.

– Lupus maritimus, – тут же перевел на свою любимую латынь мистер Паттерсон.

Действительно, настал час завтрака; Гарри Маркел извинился, что не будет присутствовать за общим столом, сославшись на привычку есть у себя в каюте.

Завтрак был подан в кают-компании, где все и разместились. Яйца, холодное мясо, свежая рыба, галеты – все было признано превосходным. Впрочем, молодые люди, проголодавшиеся после утренней прогулки, совсем не привередничали, и даже мистер Паттерсон, удивительно, но факт, съел вдвое против того, что съедал в столовой Антильской школы.

После завтрака все собрались на полуюте и вновь окружили Гарри Маркела.

Луи Клодьон начал с вопроса, который волновал всех: