- Мне кажется или, в самом деле, чем тебе хуже, тем веселее ты становишься?

   Неужели в голосе Калеба звучит недовольство?

   - Наверное, это не очень нормально, но в стрессовых ситуациях я не впадаю в истерику, а начинаю шутить, смеяться, неуправляемо веселится. Некоторым моим подругам в Чикаго такое поведение не нравилось. Они не понимали, почему, когда им бывало плохо, я не качала лицемерно головой и тяжело не вздыхала, а старалась найти что-то смешное в плохом.

   Я бесстрастно пожала плечами. Мне не нравилось лгать, тогда, когда это не было не необходимо. Может потому, что Фиона лгала часто, и мне, и себе, и родителям - всем! Все ее проблемы прикрывала ложь, и она же их вызывала.

   - Ты и не должна быть нормальной. Это понятие переоценивают. Намного интереснее отличаться от других. И в тебе есть такое качество. Что-то такое, что выделяет тебя из толпы. Так зачем же сливаться с ней? - мягко увещевал меня Калеб. Я хотела бы вслушиваться в его слова больше, но то, как он старается держать между нами дистанцию, раздражало. Теперь я почувствовала себя виноватой перед Калебом, так же, как и всегда перед матерью, когда жажда становилась слишком сильной, и она почти убегала на охоту.

   - Так вот почему я тебе нравлюсь - я ненормальная! - я постаралась как можно более искренне рассмеяться, чтобы Калеб не почувствовал моего нарастающего раздражения. Калеб же наиграно сурово пожурил меня пальчиком, словно маленькую.

   - Как же с тобой легко и просто, мне не нужно стараться быть кем-то другим или искать себе занятие, - вздохнул Калеб, блаженно улыбаясь в потолок.

   Я была рада, что ему все же хорошо со мной.

   - Может, нарисуешь меня когда-нибудь с натуры? - предложила я, даже не ожидая, что он согласится.

   Он перевел свои улыбающиеся глаза на меня и вдруг подхватил на руки, закружил по комнате, радостно напевая. Снова проявилась его молодая часть натуры, которую я желала видеть постоянно.

   Я смеялась, вслушиваясь в его голос, и немного подпевала - у нас чудесно выходило. Но, к сожалению, мне быстро стало плохо.

   - Остановись, - еле дыша, попросила я и кинулась прочь, как только он опустил меня на ноги.

   До ванны было недалеко, а я боялась, что не успею. И только закрыв за собой дверь, смогла перестать думать о страхах.

   Мы с ним слишком часто забывали о моей беременности, и вели себя так, будто бы ее нет. И вот меня укачало. Ну кого еще угораздит укачать в объятьях?

   Когда мне полегчало, я выбралась из ванны, а Калеб уже ждал под дверью. Это было как пощечина - его красота и что-то неземное, в сравнении со мной и моими такими людскими слабостями. Я была противна себе - в этом раздутом, безобразном теле. Но может все трудности, все, что произошло со мной, было платой за получение Калеба? Он стоил больше всего того, что я пережила.

   Мне захотелось понять, думает ли он о детях, и как будет вести себя, когда они родятся, но мы договорились не говорить о будущем. Ничего, я смогу потерпеть три месяца!

   - Что еще можно посмотреть в твоем доме? - поинтересовалась я, как ни в чем не бывало.

   - Тебе уже лучше? - Калеб проигнорировал мою нарочитую беззаботность и приблизился, встревожено разглядывая меня.

   - Да, в этом прелесть беременности - плохо не продолжительно, - фыркнула я, позволяя взять свою руку, так как ожидала, что он обнимет меня. Но Калеб медлил. Он несколько долгих секунд придирчиво изучал мое лицо. Затем, заметно расслабившись, он довольно вздохнул.

   - Осталась кухня, комната Грема, его кабинет и комнаты для гостей. Но в кабинет Грема доступа нет, - огласил Калеб весь список так, словно читал диссертацию

   - Почему?

   - Я так для себя решил, - твердо сказал Калеб. - Проще не знать, чем он занимается, пытаясь разыскать ее.

   Я грустно посмотрела на Калеба и постаралась сменить тему, что мне приходилось делать за сегодня уже во второй раз. Но ничего, когда-нибудь мы поговорим о его матери на чистоту.

   - А как же библиотека? Грем так часто и с любовью о ней рассказывает.

   - Действительно, - с явным облегчением рассмеялся Калеб, стараясь не смотреть на меня. - Тогда нам на чердак.

   Я удивленно заморгала и улыбнулась.

   - Библиотека на чердаке, а твоя комната в подвале?

   - Да, мы такие, - Калеб по знакомому лукаво изогнул бровь. Он повел меня наверх, следя, чтобы я не споткнулась.

   Проход на чердак закрывала похожая дверь, как в комнате Калеба. Я искоса взглянула на него, прежде чем спросить:

   - В том замке осталась хоть одна дверь?

   Он рассмеялся и пропустил меня вперед.

   И если комната Калеба выглядела несколько неуютной, да к тому же мастерской, здесь же было видно, что бывают постоянно. Когда Калеб включил свет - это была вынужденная мера, так как присутствовало только одно окно, полностью и плотно зашторенное, мне показалось, что я попала в мир сказок Терри Прачета. Вот именно такой я себе и представляла настоящую английскую библиотеку.

   Библиотека занимала весь чердак, переоборудованный, так же, как и в любом английском университете. До середины стен шли деревянные панели, а дальше бордовое сукно, и все это, вместе с зашторенным окном, придавало комнате мрачности и величия.

   - Помню, когда мы пережали сюда, столько труда заняло все эти книги перевезти.

   Я проходила между стеллажами и водила пальцем по фолиантам, некоторые из которых были очень старыми, даже старше Терцо. Я задумалась над тем, откуда у Гроверов столько денег? Я знала, откуда они у моих родителей. Терцо - в прошлой жизни аристократ из богатой итальянской семьи. Каждые тридцать-сорок лет, состояние переписывалось с Терцо на Прата, иногда на Ричарда, и они поочередно играли роль сына, племянника, брата, конечно же, немного незаконно. Впервые за 15 лет жизни Терцо, как вампира, все состояние перешло к женщине - мне. В данный момент я была графиней, и даже очень обеспеченной. Деньги вкладывались и множились. Мне, а теперь и моим детям, еще несколько сотен лет не придется беспокоиться о них.

   Но вот о Гроверах я знала мало. Почти половину своего времени Грем проводил, рыская по миру в поисках жены, и бизнесом он точно не занимался, как думали все. Тогда откуда?

   Я осмотрелась и увидела несколько картин, стоящих, наверняка, целое состояние, мебель - историческая реликвия, на столике шкатулка из серебра, инкрустированная камнями, и я почему-то не сомневалась, что драгоценными.

   - Все здесь такое дорогое, - с сомнением протянула я. - Но откуда деньги? Вы же не работаете.

   - Если я пока не буду отвечать, ты не обидишься? - осторожно отозвался Калеб, держа в руках одну книжку, с такими же коричневыми обложками, как и остальные в том ряду.

   - Не хочешь отвечать - не надо. Со временем ты и так расскажешь мне все твои тайны, - пообещала я, стараясь не злиться.

   Я с досадой отвернулась, и тут же почувствовала, как его руки обвиваются вокруг меня. Волна тепла и нежности прошла по моей шее, когда я почувствовала его дыхание.

   - Не люблю, когда ты дуешься, - прошептал он, и я забыла о дыхании. - Ты кажешься тогда такой далекой и чужой.

   - Не говори так, - попросила я. Его губы возле моего уха сводили с ума. Он прикоснулся почти неощутимо к шее, а мои ноги тотчас же подкосились. Калеб бережно подхватил меня на руки, а его губы продолжили свою волнующую дорожку к моим губам.

   Как мы оказались в комнате Калеба, я даже и не поняла, единственное, что заметил мой отрешенный разум, что на улице стемнело. Но я отметила это просто так, чисто механично, потому что руки Калеба обжигали кожу на моих плечах.

   Я и не заметила, как сама стянула футболку с Калеба. Он почему-то не сопротивлялся. От красоты его тела мой ум странным образом протрезвел. Словно я больше не смотрела на все происходящее со стороны, а действительно принимала участие. Такое просветление подстегнуло меня к действиям. Калеб развалился на кровати рядом, и вовсе не препятствовал моим рукам, изучающе скользящим по его телу. Только когда я нагнулась и поцеловала его грудь, а потом спустилась немного ниже, Калеб вскочил, как ошпаренный.