- Ты хоть когда-нибудь простишь меня?... - Калеб протянул ко мне руки, но я поморщилась от неприязни, хотя на самом деле, мечтала, чтобы он обнял меня. Его руки безвольно опали. Я действительно впервые таким видела Калеба.

   - Просто полежи и послушай, - попросил он.

   Не смотря на него, я легла на теплое покрывало и скрутилась клубком. Что значит гордость, когда у меня уже не осталось сил на дорогу назад.

   Калеб пристроился у окна в кресле. Не поворачиваясь ко мне, он заговорил:

   - Мне было семнадцать, когда я встретил Лису-Марию. Тогда уже шла война, и мы еще жили в нашем старом, маленьком городе Свинтоне. Она была из семьи евреев-переселенцев, бедных и к тому времени, уже много повидавших. Я был в городе самым красивым парнем, наша семья пусть и не была самой богатой, но я мог многое себе позволить. Я начал помогать им, ее старшая сестра дружила с Анной, моей сестрой. И все же не потому, что был добрым или влюбленным, мне было приятно осознавать, что я это могу. К тому времени Лиса уже очень меня заинтересовала. Однажды я заметил, что у нее порвано платье, а она ответила, что я не настолько красив, чтобы говорить такое ей, леди. Тогда меня рассмешили ее слова.

   Я не видела лица Калеба, но поняла, что он улыбается. Я понимала, что мне нужно уйти и все же не могла пошевелиться. Мне не хотелось слушать его лживые речи, заставляющие меня терять разум. Но в то же время, как я могла отказаться от того, чтобы лучше его узнать?

   Лицо Калеба смотрело в сторону от меня. Но даже так я могла уловить отголоски некоторых эмоций на его лице. Теперь Калеб недоумевал.

   - Мне стало интересно, почему же это она не считает меня красивым? Как же так? Мы начали каждый день проводить вместе, она рассказывала так много интересного, о тех странах, что я всегда мечтал увидеть и нарисовать, но даже не смел надеяться, ведь я должен был помогать отцу. А тем более, когда убили Роберта, стать его приемником было моей задачей. А она, простая, некрасивая девчонка, могла открыть мне целый мир в своих рассказах. Как она измывалась надо мной, - я скорее уловила его движение, чем заметила, когда при последних словах Калеб посмотрел в мою сторону. Быстро и почти незаметно. Почти. - Другие девушки боялись лишний раз вдохнуть при мне, чтобы я не подумал о них плохо. А она, тощая, с длинным носом, не считала меня красивым. Не прошло и года нашей дружбы, и я понял, что влюбился. Мы поженились до того, как меня забрали на фронт. Потому ее я оставил с родителями, они были и рады - так я чаще приезжал домой и к ним. Но вдалеке я забывал ее голос, как она выглядит, словно ее влияние утрачивало надо мной контроль, если я был не рядом. Словно ее и не было, тогда я начинал понимать, что на самом деле и не любил ее. Она интересовала, привлекала меня, и все же мы были скорее просто друзьями. Самое страшное, что она это быстро поняла и вовсе не злилась на меня. Ей хватало того, что я был ее мужем, а когда она поняла, что ждет ребенка, то казалось, ничто не может расстроить ее, даже мой уход. Но я не собирался этого делать. Я думал, мы вполне сможем так прожить всю жизнь. Я не хотел любви, я просто не нуждался в ней.

   Как раз перед Рождеством, отец добился того, чтобы меня пустили домой в отпуск, и, оказавшись на берегу, я решил несколько дней пробыть в другом городе. Мне хотелось немного отдохнуть от всего, и даже от семьи.

   Первый день, бродя по улочкам города, я искал подарки для родителей, Лисы и семьи Анны. Тогда я впервые увидел эту бледную и красивую женщину. Она была одета вовсе не так, как остальные девушки города, в ней чувствовалась порода. Совсем ничего похожего на женственную теплоту Лисы. Это была та женщина, которую с легкостью могли показывать в кино. Посмотрев на нее, я подумал - вот кто достоин меня и моей красоты.

   Я подняла голову совершенно чуть-чуть, чтобы посмотреть на выражение его лица, и он заметил мое движение.

   - Да, - сказал он отчужденно, стараясь удержать мои глаза своим серебристым магнетическим взглядом. - Я был эгоистом. И остаюсь им, больше, чем ты можешь себе представить.

   Он не прав, думала я. Даже не смотря на то, как он поступил со мной, я не могла поверить, что Калеб эгоист. Больше не могла.

   - И что ты сделал? - не удержалась я от вопроса.

   - Попытался найти ее.

   Он не выглядел разочарованным или раздосадованным. Калеб, скорее всего, выглядел слишком отстраненным. Его застывшая поза и время от времени закрывающиеся глаза, многое сказали мне о его стыде за самого себя. На щеках от волнения проступал румянец, не самый хороший момент, который я бы хотела сейчас контролировать, так это его несдержанность.

   - Я не нашел ее только потому, что она не желала этого, и потому, что она уже нашла меня. Насколько я счел ее достойной меня, настолько и она оценила меня самого. Я подозреваю, что она следила за мной слишком давно. И только теперь позволила мне заметить ее.

   Для нее я был Особенным, таким же, как ты, с Особенным Запахом, Кандидатом на обращение... Оставив свои тщетные попытки отыскать эту женщину, я подался домой. Лиса встретила меня радостно и на некоторое время мечты о той красавице отошли на задний план. Лиса была на девятом месяце, скоро у нас должен был появиться ребенок, и я был рад тому, что имею. Именно в те дни я начал мечтать о том, чтобы стать художником. Я рисовал как никогда много. Мать была так рада, ей всегда хотелось, чтобы хоть кто-то из детей унаследовал ее талант.

   Я вспомнила наш разговор, состоявшийся уже так давно, и теперь поняла, почему он неохотно отвечал на вопросы. Точнее говоря, на вопрос, почему он только мечтал стать художником, Калеб так тогда и не ответил.

   - Новогодняя ночь не должна была стать для меня чем-то особенным. Я помню, как переживал, что должен буду оставить жену перед самым рождением ребенка и уехать на войну. Я боялся, что могу не вернуться, и так и не увижу своего ребенка. Знал бы я тогда, какими глупыми были эти страхи. Что такое война, по сравнению с тем, что случилось потом.

   Он грустно улыбнулся, и я это видела, потому что уже не могла не смотреть. Ему было больно, и эта боль передалась и мне. Я как могла, сдерживала свои чувства, понимая, что после того, что произошло, не должна его жалеть. И все же жалела. Я любила его.

   - Та ночь, как в тумане. Боль и кровь, это все что мне запомнилось. Но после того, как мы очнулись уже другими, я почувствовал, что это в некоторой степени моя вина. Она, вампир, видела мое восхищение, когда я смотрел на нее. Возможно, если бы не это, все те люди, которых мы убили, Лиса-Мария и мой ребенок, были бы сейчас живы.

   И я бы никогда не встретила бы тебя, подумалось мне. Не думала, что когда-нибудь буду сознательно радоваться чей-нибудь смерти. Я смотрела на его бледные руки, сжатые в кулаки и боялась даже лишний раз выдохнуть, чтобы он не понял, как я люблю его сейчас, в эти минуты его позора и ненависти к самому себе. Просто потому, что и сама не столь уж и безгрешна.

   - Разве мог я после того, что случилось, радоваться жизни? А я мог. Хуже того, глядя на мужчин, женщин, детей, я наполнялся такой злобой, таким отвращением к людям, что она просто не помещалась в моем сознании. Пока я не понял, что это отвращение к самому себе. Я убивал их и ненавидел себя.

   Пока я не проклял того монстра, которым был, не проклял ненасытный голод, и свою нечистую жажду, и смирился. Забыл и простил, начал жизнь заново. Возможно, это было неправильно, учитывая множество убитых мною людей. Но, сожалея о них, я становился все более агрессивным, и это всегда гнало меня на улицы в поисках жертвы.

   У родителей к тому времени появилось и свое ощущение вины. Мы приняли решение. Дни и ночи мы шли, стараясь избегать людей, подкрепляясь кровью лисиц, зайцев и прочей лесной живности, пока не забрались в горы. Там все изменилось там.

   Я вздрогнула, увидев решимость на его лице. Впервые я остро ощутила, что нахожусь в одной комнате с хищником, с вампиром. Но его голос стал так мягок, и мои страхи вмиг улетучились. Чтобы между нами не происходило, мне не стоило бояться Калеба.