- Сеттервин, не могла бы ты дать мне свой плед? - я села на спальнике, и улыбнулась, тем самым приглашая ее в нашу маленькую компанию.

   Сетти просияла и кинулась к нам. Брови Бреда удивленно взлетели. Лови фашист гранату! Думал неотразим?! Да не на ту напал! Так сказать, на меня уже давно напал кое-кто другой. Пока Сеттервин шла к нам, я поискала глазами Калеба.

   Он снова рубил дрова. И как это я не догадалась, когда вернулся раздражающий звук ударов топора?

   Я приподняла ноги, и Сетти уселась рядом. Мне не было холодно, но плед нужно было куда-то деть, и мы вдвоем в него закутались. Сеттервин была немного удивленна моим поведением. Неужели думала, что я хочу закрутить с Бредом? Интересно, какого мнения тогда остальные?

   Я укуталась, чуть ли не с головой, чтобы не слышать звука топора, ударяющегося об дерево с навязчивой ритмичностью, Сеттервин и Бред расценили это как знак того, что я дремлю. И Сетти, не теряя времени, занялась Бредом. Минут через пять я почти убегала от них. Было больно слышать, как девушка унижается, чтобы понравиться парню.

   - Я люблю больше хоккей и водное поло, чем волейбол, - говорил Бред.

   - О, и я тоже! - расцвела Сеттервин.

   - Жаль, только катаюсь на коньках плохо, тогда бы пошел в команду, - продолжал он, настойчиво поворачивая голову в мою сторону.

   - О, и я тоже!

   "Бред", - подумала я, "ты не мог бы укусить меня за пятую точку". И Сеттервин бы ответила: "О, и меня тоже!". А где, черт возьми, феминизм, где лозунги "Не унижаться перед мужчинами!".

   "Интересно, когда это ты стала феминисткой?", - пропищал тоненький вредный голосок в моей голове. "Не знаешь, кто это целый день, как побитая собака, жалостно следует глазами за Калебом?"

   Я раздраженно встала, немало удивив Сеттервин и Бреда, очевидно, они думали, что я заснула.

   - Пойду, пройдусь, - заявила я.

   Я лишь хотела где-нибудь спокойно сесть, как меня перехватили Ева и Лари. Они были куда более приятной компанией. Лари был полностью доволен своей девушкой и не интересовался мною, и знал множество анекдотов, пусть иногда и не очень смешных. Он много расспрашивал меня о Терцо и пел ему дифирамбы. Вот это было то, что я могла любить и выслушивать безболезненно.

   - Он много рассказывал нам о своей учебе в Гарварде, - восхищенно сказал он, отчего сразу же превратился для меня в смущенного мальчишку.

   - Э... нам с мамой тоже, - неуверенно усмехнулась я, думая, про какое именно столетие Терцо им рассказывал, иногда его заносило. Он учился во многих университетах Европы даже Америки, и тогда, живя там, он на некоторое время переставал пить человеческую кровь, чтобы не сорить там, где живет. Тогда проходила слишком уж смертельная бледность, и так он почти ничем не отличался от таких же, как и он по происхождению юнцов. Наличие прекрасной жены только укрепляло его желание подольше пожить на одном месте. Самюель нравилось вести светскую жизнь. Иногда мне становилось страшно от мысли, сколько же знаний вмещается в его голове. И он оставался столь же не утомим к науке, как и раньше. Насколько же сильно от него отличался Грем. Он любил читать, я знала этого из его рассказов, но наука совершенно не прельщала его, скорее его интересовали разные человеческие истории.

   Если бы отец сейчас учился в каком-нибудь университете, меловая кожа, изредка покрывающаяся румянцем, никого бы не удивили, учитывая разношерстность моды и культур. Но тогда,... когда мне было пять, этот цвет приводил меня некоторое время в ужас, так же, как и глаза, медово коричневые, пока они не стали того же серебристого цвета что и у Ка... нет, я не буду о нем думать!

   - Куда думаешь поступать после... - Лари запнулся, видимо имея в виду беременность, но после заминки быстро добавил, - после школы?

   - Еще не знаю. Об этом мне еще года два не стоит переживать. Главное родить детей, и тогда я смогу надеяться на что-нибудь, - я ответила одновременно на два вопроса, заданный и не заданный, совершенно не смущаясь. - Хотелось бы поехать куда-нибудь подальше от дома. Моя мечта Глазго.

   Я радовалась, что ни Терцо, ни Самюель не выглядели слишком молодо. Им можно было дать сколько угодно лет, от двадцати до пятидесяти. А значит, они еще долго могли прожить на одном месте, прежде чем переехать. Почему-то себя возле этих детей я не видела. Не могла даже подумать о чем-либо, напоминающем желание воспитывать их. Восьмого декабря мне будет шестнадцать, я могу подождать два года до восемнадцати, чтобы родители изменили меня. Я как раз окончу школу, и тогда смогу обо всем подумать более конкретно. Причины, чтобы уехать подальше отсюда, у меня были, и не малые.

   Видимо, я слишком погрузилась в себя, так как Лари перестал меня спрашивать и, уткнувшись в подбородок Евы, что-то шептал. Ну вот, и от них мне тоже стоит уйти поскорее.

   Я уже просто молилась, чтобы быстрее пришел вечер, и мы могли усесться вокруг костра все вместе, где мне не придется следить за Калебом. Я смогу смотреть на него не вызывая никаких подозрений и угрызений совести.

   Оглядев всю поляну, я отметила, что он куда-то исчез, и на душе стало тревожно. Все чем-то были заняты, и только я неприкаянно застыла недалеко от костра. Бет, завидев меня, приветливо помахала рукой, но я не пошла на ее приветливый жест - двух парочек мне вполне хватило. Слушать еще и ссоры или перешептывания Бет и Теренса, было выше моих сил. Так, словно все просто сговорились, и вели себя как банда молодоженов. Все больше картинка вокруг меня напоминала дешевый фильм ужасов, и даже подходящий злодей имелся.

   Снова я вспомнила о Калебе!

   Недолго думая, я поспешила в укромную тишину палатки. Хороший сон, вот что мне сейчас нужно!

   Я забралась в палатку, и мои глаза не сразу же привыкли к царившей там полутемноте. Но и без этого я почувствовала чье-то присутствие, или точнее говоря, я бы где угодно узнала этот запах. Его запах!

   Упырь лежал на том же месте, что и вчера. По его позе можно было подумать, будто бы он спит, но я-то знала, что нет.

   - Почему не идешь играть, почти все уже в сборе? - спросила я, желая выпихнуть его из палатки, чтобы он не затуманивал мой разум и дал наконец-то отдохнуть.

   - Не очень хочется играть. Некоторые личности меня раздражают, - пояснил он кратко, так и не открыв глаза.

   - Да что ты говоришь? Представь, меня тоже кое-кто раздражает своим поведением, - не удержалась я.

   Калеб не открыл глаз, но его губы дрогнули в усмешке, и я могла и дальше рассматривать его лицо.

   Я с глумливо заметила, что он отвоевал свой спальник, видимо у Бреда, личности, которая его раздражала. Почти с какой-то болезненной мстительностью, я увидела комки грязи и сухих веток на спальнике, но не стала извиняться. Что значит грязь, когда он вносил, куда большее смятение в мою жизнь.

   Я поворчала себе под нос, неуклюже заворачиваясь в одеяло, боясь прикоснуться даже на короткий миг к нему, и постаралась отодвинуться как можно дальше. При этом тяжело вздохнула, понимая, что больше 30 сантиметров все равно между нами не будет. Я покрутилась еще несколько раз, между этим прислушиваясь к его дыханию. Как ни странно, между мыслями о нем и своей злости я с легкостью заснула.

   Глава 13. Выяснения

   Никто не хранит тайну.

   Почему, когда мы делаем наши самые темные дела,

   Мы рассказываем об этом?

   Они воспламеняют наш мозг,

   Становясь живым адом.

   Потому что все рассказывают,

   Все рассказывают...

   (Secret, The Pierces )

   Проснулась я резко, но сначала не стала открывать глаза, а послушала звуки в палатке, желая, чтобы Калеба не оказалось рядом. Но первое, что увидела - были его глаза, устремленные ко мне.

   - Ну, наконец-то, а то я уже начал переживать, не литургический ли это сон, - мягко посмеялся он, и, увидев мою оторопелость, улыбнулся еще шире.