И когда наши взгляды встретились, у меня больше не осталось на сей счет сомнений. Я любила его.

   Колени подогнулись, и я схватилась за перила, чтобы не упасть. Казалось, его взгляд лишал меня способности двигаться.

   - Вы куда? - удивился отец, и его голос заставил меня оторваться от лица Калеба.

   Он подозрительно окинул взглядом мою одежду, и едва заметные следы косметики на лице.

   - Да вот, решили сбегать на дискотеку, покурить травки, может, наркотиков где-нибудь раздобудем, в этаком злачном местечке, позади дома сестер Стоутон, а лучше всего запьем все это виски. Может, составите нам компанию? - я начинала волноваться, а когда я волнуюсь, то начинаю шутить, смеяться и нести чушь.

   - Очень смешно, юная леди. Могла бы просто сказать, что идете гулять, - Терцо снисходительно погладил меня по голове, и я пропустила мимо ушей самодовольные нотки в его голосе. Он, конечно же, как и Самюель решил, что у нас с Калебом свидание. Или, что более вероятно, именно Самюель и навела его на эту мысль. - Только, надеюсь, не нужно тебе напоминать, что в твоем положении...

   - Сна нужно больше. Да, да, я помню, - не дала я договорить ему. Когда он разговаривал со мной, как со своими студентами, я начинала беситься.

   - Хорошо, - смирился он с тем, что я не хочу выслушивать его наставления. Он и так прекрасно знал, что я достаточно разумна, и меня не обязательно поучать постоянно. Возможно, для него я слишком быстро выросла.

   Грем наблюдал за нами с восхищением. Я знала, что его дочь Анна уже умерла, а внуков он не мог видеть. Может потому, что боялся повторить ошибку жены? Или потому, что слишком много времени прошло? Тяжело возвращаться к прошлой жизни. Потому я и не понимала его отчаянных попыток найти Патрицию. Несомненно, она уже не та его жена, каковой он помнил ее. Почему бы ему не начать жизнь заново, где будет место только для воспоминаний о ней? Может, у него что-нибудь получилось бы с Евой?

   Я последовала за молчаливым Калебом с опаской. Мне непонятна была сцена на лестнице и этот его галантный жест, подать мне руку. Я даже не заметила, когда он отпустил мою кисть и спрятал руки в карманах стеганой куртки.

   Воздух на улице был холодным, и я первым делом поспешила к машине, но Калеб остановил меня резким движением руки.

   - Ты куда? - усмехнулся он. Его глаза, ничего не выражали, но я чувствовала, что он веселится, видя мое недоумение.

   - А куда мы с тобой собрались? - фыркнула я, вырывая руку.

   По его лицу я поняла, что ему не понравилось то, как я резко повела себя, и он, как обычно, спрятал руки. Мне стало одновременно обидно за себя и жалко его. Он выглядел таким... несчастным что ли. Хотелось подойти и обнять его, и больше не отпускать. Ирония судьбы - смертная девушка хочет утешить вампира. Как жертва, жалеющая охотника. Да, кажется, у меня полностью пропало чувство самосохранения. Я читала о подобном, и называлось оно - Стокгольмский синдром, когда пленники жалели своих похитителей. В данном случае, Калеб похитил мое сердце, все остальное же, ему было не нужно. Однако неприятно осознавать, что ты не нужна человеку, которого любишь. Наша непонятная дружба была мне как насмешка.

   - Я имею в виду, что твою машину, как и мою, запомнят все, если что-то пойдет не так.

   - И что ты предлагаешь? - не понимала я. Не идти же нам по такому холоду несколько миль до школы пешком. С моей ношей это было бы затруднительно.

   - Вообще-то, свою скромную персону, - он развел руками, будто бы предлагая себя на осмотр. Я преувеличено долго и внимательно провела глазами, начиная с головы и заканчивая кроссовками.

   - Ну, попа у тебя, конечно, ничего, да и личико тоже смазливое, а вот как это поможет... - я ехидно улыбалась, смотря на него, как в другую секунду, он уже держал меня на руках и мчался через парк.

   Я не могла ничего говорить, только додумалась закрыть глаза, спрятать лицо на его шее и старалась дышать глубже. Такая пробежка не способствовала спокойному пребыванию содержимого моего желудка. Мне, наше движение сквозь деревья, напомнило карусель, одну-единственную, на которую я решилась сесть, так как очень боялась высоты. Это были простые качели на цепочках, которые, раскручиваясь, кружили по кругу, и девочка спереди попросила, чтобы нас закрутили вместе. Я не отказалась, не ожидая, какой ужас ждет меня впереди. Нас поднимало и крутило сильнее других, так как вместе мы были тяжелее, чем остальные. Когда пришло время отпустить ее кресло, мне казалось, сейчас нас оторвет от карусели, и мы улетим далеко-далеко. Я испугалась просто до безумия. Когда карусель остановилась, я мертвой хваткой держалась за цепочки своей качели. Как меня сняли, я не помнила, у меня стояли перед глазами только недовольные лица тех, кто хотел кататься дальше.

   Вот и сейчас мне казалось, что если я отпущу Калеба, меня оторвет от него и закинет на несколько десятков метров, по инерции.

   Три мили до школы он пробежал быстро, и я чувствовала себя почти хорошо (не смотря на жуткий холод), когда Калеб поставил меня на землю, но еще не отпустил. Прошла минута, прежде чем я поняла, что стою в его объятьях. Мое сердце болезненно сжалось, перед глазами все потемнело. Мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Как всегда моя гордость не оставляла места для чувств.

   - Я пошутила, попа твоя мне не настолько нравится, чтобы ты мог меня тискать.

   - Рад, что у тебя хорошее чувство юмора, - проворчал Калеб и отпустил меня, забирая с собой прохладу своего тела и привычный, дивный запах.

   Мы стояли возле школьных ворот, и я с ужасом подумала, что придется перелезать через них. Оказывается, в моем плане были бреши.

   Но Калеб галантно протянул мне свои руки, выжидающе смотря на меня. Даже в темноте я уловила, как его губы изогнулись в ухмылке.

   - Постараюсь тебя не очень тискать, когда буду перепрыгивать, - поддел меня он.

   - Рада, что у тебя хорошее чувство юмора, - передразнила я его. И за мной осталось последнее слово.

   Но улыбка так и не сошла с его лица, когда он вместе со мной легко перемахнул забор в четыре метра высотой. И зачем, скажите, такой забор в школе?

   Мы пошли по темному двору, и я постаралась держать между нами дистанцию. Когда совершенно ничего не было видно, легкое прикосновение к локтю направляло меня, в обход каких-то незаметных в темноте препятствий. Я могла лишь позавидовать его зрению и слуху. Несомненно, будь здесь еще какие-нибудь люди, он услышал бы их по дыханию или биению сердца. А я бы никого не увидела, стой он в метре от меня.

   В административном корпусе не было сторожа, что значительно облегчало нашу задачу. Попробовав открыть несколько окон, мы, спустя некоторое время, нашли одно, поддавшееся с первого же раза.

   - Вот так и обкрадывают лаборатории в школе, - глухо пробормотал Калеб.

   - У нас обокрали лабораторию? - эту новость я слышала впервые. - А кто?

   - Не я, сегодня я впервые ночью в школе, и раньше таким не промышлял, - сказал Калеб и раздался звук, который я почти могла принять за смех в темноте коридора. Внезапно из темноты появились его руки, и он помог влезть и мне тоже. Чему я была несказанно рада. Стоять одной на улице, в темноте, пусть даже зная, что там, буквально в метре от меня, Калеб, не было пределом моих мечтаний.

   - И что же украли? - не унималась я. Мне казалось нелепым, что кто-то захочет обокрасть лабораторию. Ну что там брать? Все опасные вещества хранятся где-нибудь в сейфе, и к ним не так уж просто добраться. Скорее всего, кто-то просто хотел пошутить. Я всегда подозревала, что у многих здесь плохое чувство юмора.

   Мы и дальше продолжали идти в кромешной темноте, и, если на улице я могла видеть хоть неясные очерки деревьев и предметов, то пока что к этой темноте, мои глаза не привыкли, я почти каждые полметра на что-то натыкалась.

   С тяжелым вздохом Калеб достал маленький фонарик. От его рассеянного, мягкого света стало немногим лучше. Фигура Калеба, маячившего впереди, выглядела жутко и пугающе. В дергающемся свете фонарика, каждый раз, когда он внезапно начинал двигаться быстрее, мне становилось ужасно страшно. Словно я попала в один из любимых кровавых фильмов Дрю.