Калеб не смотрел на меня и выглядел при этом так, словно узнал что-то очень ценное!

   - Правда? Не замечал. Вот я уж точно с тобой забываю, что больше не человек.

   - Разве это так плохо? - возмутилась я, почти, обидевшись. Привстав над ним, я постаралась заглянуть в его глаза.

   - Да нет, - тяжело вздохнул он, - это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

   Я его понимала. Все что происходило с нами, напоминало наваждение, волшебный сон. И я хотела, чтобы он длился вечно.

   Положив меня на кровать, Калеб устроился рядом. Я положила голову на его грудь, и со странным смятением ощущала твердость и сегодняшнюю прохладу его тела, которая говорила о сытости. Разве можно оставаться равнодушной, когда он рядом? И все же, мое тело не могло ничем мне помочь, чтобы израсходовать странную истому, разливающуюся по телу, каждый раз, когда Калеб дотрагивался до меня.

   - О чем ты думаешь, - промурлыкал его мелодичный голос. Его губы коснулись моих волос, спустились к виску и замерли там на миг, потом немного отодвинувшись.

   Не отвечая сразу, я прочертила пальцем дорожку от его переносицы к губам, и, проведя по ним, тяжело вздохнула.

   - О том, что завтра, когда я проснусь, тебя уже не будет не только здесь, но и в Англии.

   - Завтра еще нескоро, - мягко сказал Калеб. Мы не могли оторвать друг от друга глаз. Когда он смотрел именно так, как сейчас, я могла поверить, что за стенами этой комнаты мира не существует.

   Ладони мои занемели под его тяжелыми, холодными пальцами, однако я терпела, мне не хотелось разрывать этот союз наших рук. И все же, скоро нам придется ненадолго расстаться, и я неделю не смогу ощущать прохладу его кожи.

   Завтра придет слишком скоро, - грустно подумала я.

   Калеб высвободился из под моих рук и сел на противоположной стороне кровати. Длинные, белые руки обхватили колено, склонив голову набок, он не смотрел на меня, что давало мне возможность наблюдать за ним, не подвергаясь разоблачению.

   Уже одетый для поездки, Калеб выглядел старше, чем обычно. Так он выглядел всегда, когда одевал не джинсы и футболку, словно менял облик, переодевшись в солидный костюм. Даже и не знаю, каким он нравился мне больше. В любом случае, не было одного Калеба, которого я любила, он имел несколько обличий, и к каждому нужно было иметь подход.

   Вот теперь передо мной сидел Калеб, в котором победила сущность старого человека, ее он одел вместе с костюмом и лицом известного художника. А еще днем ко мне забегал 19-летний возлюбленный, забывший о своем прошлом и живущий тем, что он приобретал со мной.

   Не трудно было догадаться, о чем он думает сейчас. Карает себя за то, что оставляет одну.

   Я придвинулась ближе, не желая видеть его страданий, и положила голову ему на колени. Как я и ожидала, он запустил руку в мои волосы, слишком неожиданно, чтобы я успела заметить этот момент или его движение. И почему только раньше меня так раздражало, когда так поступали родители? Теперь я не знала иной жизни, в которой не было его холодных рук и незаметных для моих глаз движений. К тому же, он проявлял ко мне лояльность - никогда не появлялся слишком уж неожиданно, а позволял услышать свое приближение. Так же поступал Грем. Мои родители не страдали такой внимательностью.

   И почему только наши тела изменяют нам не в подходящий момент? Заснув, я упустила то время, когда Калеб ушел. Может, оно и к лучшему.

   Проснувшись среди ночи, в том же положении, как и на его коленях, только теперь эту роль исполняла подушка, я поняла, что он избавил нас от долгих прощаний. Мне, конечно же, хотелось оставить с собой в памяти поцелуй, на тот случай, если мы больше не увидим друг друга.

   От такой глупой мысли я даже выпрямилась на кровати. Страх тоненькой струйкой забрался запазуху, и нехорошее предчувствие сжало сердце. Что-то должно случиться! Моя уверенность была такой реальной, что хотелось кинуться к телефону и узнать, все ли в порядке с Калебом. Усилием воли я не стала так поступать. Разве я истеричка?

   В ту ночь я так и не заснула. Чтобы не тревожить родителей, я не ходила по комнате, а сжав подушку, сидела на кровати и раскачивалась взад вперед.

   Рассвет, пришедший не настолько скоро, как бы мне хотелось, тревоги не рассеял.

   После службы, я, Бет и Ева пошли гулять. Они, наверное, подозревали, как я буду чувствовать себя после отъезда Калеба, и потому решили весь день устраивать мне увеселительные встряски.

   Где мы только за воскресенье не побывали. Я оказалась в стольких местах нашего города, не виданных мною раньше, что теперь он уже не казался мне маленьким. И веселясь с ними, я так отчаянно не ждала звонка от Калеба, как думала.

   Он позвонил как раз тогда, когда мы возвращались из "Клетки" - старой танцевальной площадки, обнесенной стальными прутьями, от чего действительно создавалось впечатление, что мы в клетке. Позади нее виднелись могильные плиты нового кладбища, а еще чуть в стороне, шоссе.

   Немного отстав от девочек, я брела, не смотря вперед, и вслушивалась в родной голос. На улице заметно стемнело, и начал падать мокрый снег. Накинув капюшон, я стала будто отрезанной от всего света. Так мы были лишь вдвоем.

   - Как же я соскучился, - это были первые слова, которые я услышала в мобильном.

   Я улыбнулась. Сердце тревожно и радостно забилось. В сознании тут же четко обозначилось его лицо. Таким, как я запомнила его в вечер субботы.

   - А я не успела.

   Тишина в трубке стала звенящей. Мне даже стало смешно, что Калеб так быстро этому поверил.

   - Будешь винить в этом своих подруг - Бет и Еву. Они целый день таскают меня по городу.

   Калеб мрачно хмыкнул, не оценив моего чувства юмора.

   - Значит, ты не соскучилась?

   - Нет. Просто хожу сегодня целый день потерянная, потому, что ты уехал, а в целом, такой счастливой я еще никогда не была, - кисло ответила я.

   Калеб рассмеялся, и я поняла, что он уже не сердиться.

   - Не могу с тобой долго говорить, Милен, курирующая мою выставку, настоящий террорист. Не знаю, как она вообще позволила мне отложить ее на неделю.

   - А как выглядит Милен? - насторожилась я.

   - Ей 60, она милая, элегантная дама с поседевшим строгим пучком, и острыми, как бритва, глазами и язычком. Я уже специально ее сфотографировал, чтобы ты могла потом лично убедиться.

   Я с облегчением вздохнула.

   - Это хорошо. Надеюсь вокруг тебя там одни такие, как Милен, иначе мне придется серьезно с тобой поговорить.

   - Кроме тебя, на свете для меня больше никого не существует. Доброй ночи. И выспись сегодня. Я уже знаю о твоей вчерашней бессонной ночи.

   - Предатели, - проворчала я.

   - Люблю тебя, и не сердись на родителей. Это я попросил их активнее за тобой присматривать.

   - И я тебя люблю.

   Минут пять, вытаскивая из глаза несуществующую соринку, я не осмеливалась подойти ближе к девочкам. Они делали вид, что не слышат моих всхлипов.

   Так мы шли достаточно долго. Немного успокоившись, я поняла, что тишина вокруг меня стала необычайно тяжелой. Знакомое тягучее ощущение страха скрутило желудок. Приотстав от девочек, я тревожно развернулась, но, насколько говорили мне мои глаза, здесь мы были одни. Если это не паранойя, тогда шизофрения должна быть заразной, я чувствовала себя последним психом, ища то, чего нет.

   И если Калеб переживал, что я сегодня не высплюсь, то напрасно. От волнений, тревог, слез и разлуки, я отключилась, едва коснувшись подушки.

   Но сознание мое все никак не хотелось выключаться. Я видела сон. И четко понимала это.

   Я все брела по той дороги, что вела от "Клетки", в моей руке по-прежнему был телефон. Из трубки не доносилось звуков, да и я почему-то не осмеливалась сказать что-то, потому как чувствовала на себе чей-то взгляд. Опасности вроде бы не существовало, но я чувствовала, как эти глаза впиваются в меня с ненавистью. Я даже физически ощущала это.