«Черепахи» как будто не обращали внимания на подводную лодку, висящую над ними, но головы не показывались.

Мельников посоветовал на время погасить свет.

Хитрость удалась. Когда через несколько минут зажгли прожектор, они успели заметить трехглазые головы, которые моментально спрятались под панцири.

Несколько раз повторив этот манёвр, звездоплаватели убедились, что некоторые из животных ведут себя иначе, чем другие. Это были «черепахи» не с круглыми, а с эллипсоидными панцирями размером около трёх метров, тёмно-красного цвета. При вспышке прожектора можно было заметить, что они стоят поднявшись на задние ноги, очевидно рассматривая лодку в темноте. С длинными передними ногами, висящими как руки, и треугольными трехглазыми головами, они отдалённо напоминали уродливых обезьян. Когда появлялся свет, эти странные существа падали на дно и прятались под панцирь, становясь похожими на красные холмики, совершенно неподвижные. Ни разу ни одно из них не встало при свете.

Вторично включили «ночной» экран. До предела сузив радиолуч, удалось получить достаточно отчётливое изображение.

Четверо товарищей хорошо видели, как в наступившей темноте быстро поднялись три продолговатые тени. Неясные контуры их голов шевелились, наклоняясь друг к другу, точно черепахи переговаривались между собой. Поднялась и снова спустилась длинная суставчатая «рука».

– Она показала на нас, – взволнованно прошептал Баландин. – Ни одно животное не способно на такой жест.

– По-моему, просто махнула лапой, – возразил Зайцев. – Вы увлекаетесь, Зиновий Серапионович.

– Смотрите внимательней!

Но черепахи больше не шевелили «руками». Почти час звездоплаватели, не зажигая света, наблюдали за ними. К трём теням присоединилась четвёртая, потом все четыре куда-то исчезли.

Вспыхнул прожектор. Тёмно-красных эллипсоидных панцирей нигде не было видно. По-прежнему медленно передвигались по дну круглые «беседки», казалось не обращая внимания на лодку. Но страшные создания, умеющие стоять на задних ногах и делать жесты передними, больше не появлялись.

– Куда они могли деваться? – недоумевал Баландин. – И почему убежали? Раз они умеют ходить на двух ногах, то значит…

– Откуда вы взяли, что они умеют ходить? – перебил профессора Зайцев. – Мы видели, что они стоят, это верно, но отсюда не следует…

– У вас совсем нет воображения, – сердито сказал Баландин.

Зайцев засмеялся.

– Зато у вас его слишком много. Даже удивительно много для учёного.

– К этим черепахам надо как следует присмотреться, – сказал Мельников. – Мне тоже показалось, что она протянула «руку» к лодке.

– Присмотреться! А как присмотреться, если их нет?

– Вернёмся сюда ещё раз.

– Если найдём это место, – уныло сказал Баландин.

– В любое время я доставлю вас сюда. Отсутствие воображения, – Зайцев улыбнулся, – мне восполняют приборы навигации.

– Давайте прямо к острову! – сказал Мельников, видя, что профессор начинает серьёзно сердиться. – На этот раз хватит. Константин Евгеньевич очень недоволен.

Действительно, Белопольский несколько раз радировал, чтобы лодка не задерживалась. На звездолёте её с нетерпением ждали.

Зайцев дал полный ход.

Через полтора часа подводная лодка уже знакомым фарватером вошла в залив и пришвартовалась к борту звездолёта. Белопольский, Пайчадзе и Топорков встретили её экипаж у дверей выходной камеры.

– Это что такое? – спросил Константин Евгеньевич, увидя перевязанные головы Мельникова и Второва. – Почему не сообщили о ранениях?

– Это не ранения, а царапины, – ответил Мельников.

– Немедленно в лазарет.

– Нет ничего серьёзного.

– Об этом будет судить Степан Аркадьевич. Удивляюсь, Зиновий Серапионович, – прибавил Белопольский, – как вы могли допустить это! Надо было сразу направиться на корабль.

Баландин показал глазами на Мельникова и красноречиво пожал плечами.

– Надо убрать лодку в ангар. Может налететь гроза, – сказал Зайцев.

– Это без вас сделают. В лазарет, а затем на отдых!

Но профессор категорически отказался уйти в свою каюту до тех пор, пока не исследует кусок бревна и иглы деревьев, взятые из штабеля у порогов. С помощью Андреева и Коржёвского он хотел определить, сколько времени тому назад дерево было сломано, как долго плыло по реке и когда было вытащено на берег. Успехи ботаники, органической химии и наличие в лаборатории корабля электронного микроскопа позволяли надеяться, что на все эти вопросы, имевшие огромное значение, ответ будет получен.

– Успех обеспечен, – сказал он Белопольскому, – если деревья Венеры родственны земным по своему строению. Я думаю, что это именно так.

– Обещайте, что разбудите меня, как только закончите анализ, – попросил Мельников. – Иначе я буду ждать.

– Иди, иди! – подтолкнул его к двери Пайчадзе. – Разбудим, конечно!

Лабораторное исследование заняло несколько часов. Как только оно было закончено, Белопольский попросил всех собраться в красном уголке. Разумеется, никто не заставил себя ждать.

– Дерево, – начал Баландин, – из которого сделано бревно, имеет некоторые особенности, но в общем оно родственно земным растениям. Мы считаем, что с большой долей вероятности можно сказать, – оно было сломано больше восьмисот часов тому назад. Состояние древесных волокон у места слома и внутри приводит к такому выводу.

– Насколько больше? – спросил Пайчадзе.

– Станислав Казимирович считает, что восемьсот пятьдесят.

Пайчадзе переглянулся с Белопольским.

– Подождите! – сказал он. – Я сейчас соображу. Восемьсот пятьдесят. Так! Это выходит тридцать пять наших суток. Иначе говоря, двенадцатого июня.

– В полночь, – сказал Белопольский.

– Разве вам уже известна продолжительность суток на Венере? – удивился Баландин.

– Да. Вчера в четырнадцать часов тридцать одну минуту был точно полдень.

– Как же вы это определили, не видя Солнца?

– По фотографиям. Арсен Георгиевич ежедневно производил снимки неба в лучах инфракрасной части спектра. На них ясно можно различить положение Солнца. Это позволило рассчитать продолжительность суток. Они равны двадцати трём земным суткам. Таким образом получается, что дерево было сломано с корня около полутора венерианских суток тому назад, примерно в полночь.

– А вам удалось определить, когда оно было вытащено из воды? – нарушил продолжительное молчание Зайцев.

– Это можно сказать не так точно. Деревья, сложенные на берегу, часто мокнут под дождём. По счастью, кусок был отрезан от бревна, лежавшего внизу, под другими. В общем мы думаем, что оно пробыло на суше не менее девяти – десяти наших суток.

– И плыло по реке целые венерианские сутки?

– Тут не всё понятно, – сказал Баландин. – Скорость течения такова, что сплав не может идти так долго.

– А по-моему, всё достаточно ясно, – неожиданно заявил Белопольский. – Борис Николаевич прав. Обитатели Венеры выходят из своих убежищ и принимаются за работу только по ночам. В предыдущую ночь деревья были сломаны и спущены в воду. Днём они плыли и задержались у порогов, которые для того и предназначены. В следующую ночь их вытащили и сложили в штабель. Это произошло перед восходом Солнца, – сегодня. Можно предположить, что в следующую ночь, которая начнётся через пять наших суток, штабели будут куда-то перенесены, а на их месте сложат новые.

– Если всё это действительно так, – сказал Коржёвский, – то для того, чтобы увидеть жителей Венеры, надо явиться к ним ночью.

– Мы так и сделаем, – ответил ему Белопольский. – Программа работ требует пребывания звездолёта на ночной половине Венеры. С наступлением вечера мы перелетим на континент и спустимся где-нибудь в районе порогов. Там мы проведём много времени, в том числе и ночного. Работа на острове закончена. Больше здесь нечего делать.

– А успеем ли мы за пять суток подготовить ракетодром? – спросил Зайцев. – Чтобы корабль мог взлететь, надо уничтожить часть коралловых деревьев на западном берегу и в значительной степени разрушить самый береговой обрыв.