– Буду только рада! Ну, пока! – помахала рукой Вера Никитична и продолжила свой путь.
Настроение у подруг заметно улучшилось. Теперь они не ощущали себя выкинутыми на остров, где обитает один лишь кровожадный людоед. Вокруг были люди, многие из которых помнили Танечку еще с детства.
В голубой беседке устроились со всеми удобствами. Правда, голубой она была в своей далекой юности, когда ее только покрасили. С тех пор пару раз в год кто-нибудь из обитателей дачи задумчиво произносил: «Да, надо бы освежить красочку», – считая, что этого вполне достаточно.
– Надо бы освежить красочку, – сказала Татьяна, любовно проводя рукой по столбику, поддерживающему крышу. Блекло-голубые шелушинки полетели на нее, и она, отдернув ладонь, поспешно стряхнула их с себя. – Но сейчас не до этого. – И выразительно посмотрела в сторону соседнего участка.
Подруги проследили за ее взглядом и сочувственно вздохнули. Однако долго предаваться мрачным размышлениям не позволило безмятежное весеннее окружение.
– Даже в наше неспокойное время надо постараться найти управу на этого типа…
– Наверняка не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд…
– Да-да, и я об этом…
– А может, забор сам упал? – неожиданно предположила Людмила.
Чтобы проверить, так ли это, надо было встать и пройти по тропинке, усыпанной жухлой прошлогодней листвой и упавшими ветками. Но стол уже манил своим натюрмортом.
– Все, забыли о проблемах! – скомандовала Ирина, и это было именно то, что нужно.
Сидели с удовольствием, нахваливая Татьянины разносолы, поминутно сбиваясь на обсуждение домашних забот. И чем дальше, чем громче смеялись.
– О, вот кто нам нужен! – вдруг воскликнула Татьяна, ненароком взглянув в сторону дороги. – И как это я могла забыть про Степаныча?
– Степаныч, это кто? – спросила Ирина, с трудом отрываясь от самозабвенных жалоб на бесчувственного Севочку.
– Местный мент, – сообщила подруга. – И сейчас как раз время его обхода.
– Надо же, обход. У вас тут все по-серьезному, – уважительно заметила Людмила.
– А как же, Степаныч знает, когда люди за стол садятся, – объяснила хозяйка дачи.
Николай Степанович Ныдбайло был невысок, объемист и неспешен. Торопливость была ему просто противопоказана, с его-то животом, выдающимся вперед, как волнорез на моле. В жаркую погоду он через каждые несколько шагов останавливался, снимал фуражку и степенно вытирал лысину, лицо и шею огромным клетчатым платком, потом снова надевал фуражку.
Его сопровождала, отстав на полшага, Матильда фон Оффенбах, купленная по милицейскому случаю шибко породистая овчарка иноземных кровей. Мотя, как ее теперь величали по-простому, толщиной не уступала хозяину, а неспешностью так даже превосходила его. При взгляде сверху она напоминала обросший густой шерстью широкий диван на ножках, который при этом еще и двигался, правда с черепашьей скоростью.
Когда – в критические дни – Мотю начинали одолевать поклонники, она просто садилась на землю необъятным задом и, прикрыв глаза, впадала в дрему. Сдвинуть ее с места не представлялось возможным. Поняв тщетность своих усилий, окрестные псы, с тоской во взоре, отправлялись на поиски более сговорчивых красавиц.
Из меланхолического состояния Мотю мог вывести только вид еды. Все равно какой. Задабриваемая дачниками, как представительница правоохранительных органов, она очень скоро научилась употреблять любую пищу – от малосольных огурчиков до пирожных с кремом. Правда, спиртного в рот не брала, хотя находились охотники подпоить бедную животинку. Ну кто же не пьет на халяву?! Мотя же упрямо воротила морду.
Когда неразлучная парочка мелькнула точно позади их кустов сирени, Татьяна бросилась к калитке.
– Здравствуйте, Николай Степанович, – поздоровалась она с милиционером. – Как здоровье?
– Спасибо. Все путем, все путем, – произнес он и осведомился: – Когда переезжать будете или уже переехали?
Остановившаяся рядом с ним Мотя устремила взгляд на руки женщины, и недоумение тут же отразилось в ее глазах. В руках ничего не было! Как же так?
– Нет еще, – ответила Татьяна и заговорщически понизила голос: – А вы не зайдете к нам, не составите компанию? Поговорить надо…
– Отчего же не зайти, – ответствовал Степаныч и вплыл в предупредительно распахнутую калитку.
Направление он выбрал сам, причем безошибочно.
– Здравствуйте, девоньки, – поприветствовал местный страж правопорядка собравшихся за столом и тяжело опустился на скамью.
Мотя, с сомнением посмотрев на ступеньку, ведущую к беседке, решила себя не перетруждать и, одновременно подогнув все четыре лапы, рухнула на землю. При этом бока ее заходили как потревоженный студень.
Гостю тут же наполнили тарелку и предложили рюмочку. Но он отказался, окинув этикетки на бутылках опытным взглядом.
– Не надо, мне еще две улицы осталось обойти. А вот от пирожков мы с Мотей не откажемся. Правда, собаченька?
Собаченька не ответила, но чуть повела ухом. Под морду ей тотчас была поставлена пластиковая тарелка с куском курятины и парой пирожков. Мотя попыталась было слизнуть их, не поднимая головы, но язык оказался коротковат. Пришлось чуть приподняться и вытянуть шею.
Угостившись на славу, Степаныч дал понять, что готов слушать.
– Скажите, а вы не знаете, куда подевалась Семеновна? Она что, дачу продала? – спросила Татьяна с замирающим сердцем.
– Продала.
– Так где ж она теперь жить-то будет? У нее ни дома, ни родных.
– Да нашлись вроде родственники… не то в Краснодарском, не то в Красноярском крае, – ответил Степаныч.
Похоже, худшие Татьянины предположения оправдывались.
– И вас ничто не насторожило?
– Чего настораживаться-то? Все чин чинарем, по закону оформлено. Не сомневайся, – успокоил Татьяну Степаныч. – Или новый сосед тебе приглянулся, а? Вот справки и наводишь…
Его собеседница зарделась, смущенная подобным нелепым и нелестным, на ее взгляд, предположением. Людмила же неожиданно поинтересовалась:
– А этот Гоша женатый или холостой?
Потрясенные неуместным вопросом подруги, округлив глаза, уставились на нее. Степаныч же, крякнув, сообщил:
– Холостой или разведенный, не скажу, но то, что свободный, – это точно. Так что, девоньки, бог в помощь, если приглянулся. И башковитый, я вам скажу! У него все схвачено… Ну да ладно, пора мне. Мотя, подъем!
Мотя чуть приподняла хвост и тут же обессиленно его уронила, демонстрируя этим готовность следовать за хозяином. Затем с трудом встала и зевнула во всю пасть с неожиданно крепкими белыми клыками.
– Постойте! – воскликнула Татьяна. – Этот Гоша нам забор сломал, и вообще он похож на бандита!
– А-а, ерунда, – беспечно отмахнулся Степаныч, направляясь к калитке. – Сейчас все на кого-нибудь похожи, один я на самого себя. Правда, собаченька?
Когда парочка скрылась из вида, Ирина раздраженно бросила:
– Наверняка девиз вашего Степаныча: «Когда убьют, тогда и приходите»! Сейчас еще расскажет твоему соседу, что мы им интересовались.
Переглянувшись, они, не сговариваясь, прокрались к кустам бузины, росшим на границе двух участков, и затаились.
Как раз вовремя. Степаныч и Гоша беседовали, разделенные шатким штакетником. Причем милиционер вроде как отчитывался, а его собеседник слушал, недовольно нахмурившись и с ожесточением грызя обломок веточки.
– Чтоб ты сучком подавился! – прошипела сквозь зубы Ирина. – А ты – нашими пирожками, мент продажный! Дружки-приятели прямо.
– Ты только посмотри, он его даже на участок не пустил, а Степаныч ему чуть ли в глаза не заглядывает! – поддакнула Татьяна.
Людмила же снова промолчала, при этом вид у нее был задумчивый, чуть ли не мечтательный.
– Знаете, если этого Гошу побрить, постричь и переодеть, он будет очень даже ничего, – наконец произнесла она. – И обратите внимание, ни одного матерного слова в нашем присутствии.
Татьяна, охнув, чуть не села на землю. Ирина потрясенно уставилась на подругу: