Триллиан попыталась успокоить нервы с помощью нехитрого ритуала.

– Неплохо выглядишь для старой клячи, – заметила она зеркалу.

– Ты действительно так считаешь, до'огуша? – отозвалось зеркало, явно оскорбленное тем, что находилось в поле зрения его сенсоров. – Если уж это «неплохо», значит, ты нет'ебовательна к станда'там.

Триллиан вспыхнула.

– Да как ты смеешь? Повидай ты с мое, переживи ты с мое – думаю, ты бы согласилось, что я выгляжу еще очень даже ничего.

Зеркало вздохнуло всеми восемью встроенными в раму динамиками.

– Вовсе не обязательно читать мне ку'с исто'ии, до'огуша. Я не знаю, что было – я вижу, что есть. А вижу, позволь сказать тебе п'ямо и отк'овенно, что ты точь-в-точь Эксцент'ика Галлумбиц в разгар т'етьего цикла. И пове'ь мне, до'огуша, к т'етьему циклу этой ста'ой 'азвалины почти все об'ащается если не в газ, то в жидкое аг'егатное состояние. Будь я на твоем месте, я бы купила себе хо'ошее полотенце, халат и…

Триллиан шагнула вперед и врезала кулаком по кнопке, отключающей звук.

Какому дураку вообще пришла в голову мысль одушевлять зеркала? Она еще помнила времена, когда модулем индивидуальности от Кибернетической Корпорации Сириуса оснащались только самые дорогие андроиды… ну, и еще отдельные, очень редкие входные двери.

Может, Триллиан и не хотелось слушать то, что имело сказать зеркало, но она не могла не признать, что оно говорит правду.

Она казалась старой. Точнее, древней.

Это все потому, что я и на самом деле древняя. По земному летосчислению мне сто пятьдесят лет. Тому, что от меня осталось.

На протяжении долгих лет работа репортера отщипывала от Триши Мак-Миллан кусок за куском, так что скоро, судя по всему, останется только Триллиан. И это не просто метафора: Триллиан Астра никогда не боялась жертвовать ничем ради работы – ни друзьями, ни семьей, ни различными частями своего тела.

Ногу она потеряла на Бете Ориона во время беспорядков на рудниках. Семьдесят пять процентов кожи сгорели в плазменной вспышке на передовой у пещер Гаммы Карфакса. Левую руку изуродовал по самый локоть трос песчаного краулера на гражданской войне в Дорделле, а правый глаз ей выкололи маленьким заостренным флагштоком на молодежном зимнем фестивале Ванго-Панго на Кагракашке.

В общем, от изначальной Триши Мак-Миллан остались мозг (с добавлением оздоровительного раствора), один зеркальный глаз, пара щек (одна на лице, вторая на ягодице), некоторое количество мелких, второстепенных костей и с пол-литра человеческой крови. Остальные три литра представляли собой не кровь, а слезы, собранные в улье среброязыких дьяволов – мелких млекопитающих, ареал распространения которых ограничен системой Гастромили. Несчастным зверькам крепко не повезло, поскольку применение находят абсолютно все части их тела, от длинных серебряных язычков до мыслеволн, на которые можно настроить антенну, и тогда прием видеосигналов улучшается на порядок, даже если вы обитаете в дыре на задворках Галактики. Те же самые горе-философы, которые использовали существование рыбки-вавилонки в качестве доказательства того, что Бога нет, провозгласили среброязыких дьяволов свидетельством существования Сатаны – каковой аргумент признает ущербным даже картофельный клубень с пропущенным через него электрическим разрядом. Впрочем, самим философам на эту ущербность наплевать. Светила науки вообще склонны к противоречиям.

По злой иронии судьбы, Триллиан попала на Гастромилю как раз для того, чтобы освещать демонстрацию в защиту среброязыких дьяволов, и именно на ней угодила под колесницу, изображающую среброязыкого дьявола, сооруженную, что само по себе еще более иронично, из шкур среброязыких дьяволов, каковую иронию Триллиан дополнительно усугубила тем, что вливали ей слюну среброязыких дьяволов, не снимая с нее футболки с надписью «ЗАЩИТИМ СРЕБРОЯЗЫКИХ ДЬЯВОЛОВ!». Позже в печать попала (стараниями той же Триллиан) информация о том, что подобный избыток иронии послужил причиной смерти одиннадцати присутствовавших на демонстрации эмпатов. Даже двенадцати, если считать еще одного эмпата, и без того постоянно страдавшего депрессией.

Триллиан разгладила синтетическую кожу на щеке. Она была гладкой, но слегка натянутой. Выписывавший ее врач обещал, что со временем кожа чуть растянется, но этого так и не произошло. Случались дни, когда Триллиан казалось, будто лицо ее натянуто на череп как резиновый шарик.

Кто-то из ее сослуживцев описал ее раз как стройного, смуглого гуманоида с длинными, волнистыми черными волосами, маленьким носом-кнопкой и забавными карими глазами.

И только.

Кстати, день сегодня был как раз из этих, неудачных.

Рэндом. Спустя столько лет.

Каждый раз, заглядывая в глаза дочери, она словно смотрела в колодцы собственной вины.

Триллиан шлепнула ладонью по зеркалу.

– Ой! Эй! – возмутилось зеркало, наплевав на выключенный звук.

Триллиан не стала обращать на это внимания.

Ей нужно собраться. Черт, она же самый уважаемый репортер Галактики, а это что-нибудь да значит. Ей нужно загнать все свои комплексы в коробку, крепко закрыть крышку и заняться работой.

Триллиан подергала за волосы проверить, крепко ли держится парик, расправила плечи и вышла в зал брать интервью у дочери – та уже находилась некоторое время на борту низкогравитационного репродуктивного спутника-клиники в системе звезды Барнарда.

Триллиан поежилась. Одной утренней тошноты ей хватало за глаза, так что она с удовольствием обошлась бы без пониженной гравитации.

У Рэндом имелись все основания чувствовать себя ущербной: отца ей заменила пробирка, родную (и то с большой натяжкой) планету уничтожили сразу в нескольких измерениях, а мать, бросив на нее один-единственный взгляд, снова отдалась карьере, месяцами державшей ее вдали от дома.

Стоило ли удивляться тому, что Рэндом бывала несколько резковата.

Президент Рэндом Дент сидела, закинув ногу на ногу, в парящем кресле-яйце, напевая себе что-то под нос.

– …На зубах хрустят его бе-елые косточки!

Занавес еще не поднимали, но гул собравшейся в зале публики доносился до нее сквозь толстую бархатную ткань. Настоящий бархат, не какая-нибудь там сопливая голограмма; университет без особой радости, но уступил Рэндом и пошел на такие расходы. Будучи несомненным консерватором, президент полагала, что в Галактике есть еще место старым добрым традициям.

Она с мягкой улыбкой смотрела на то, как ее мать поднимается на сцену. Издали могло показаться, что они поменялись ролями, и что это Триллиан приходится президенту дочерью, но при ближайшем рассмотрении все становилось на свои места. На лице Триллиан места живого не осталось, не тронутого скальпелем.

При виде дочери репортер чуть сбилась с шага, но тут же взяла себя в руки.

– Вы прекрасно выглядите, мадам президент, – произнесла она тоном профессионального репортера, общим для всей Галактики от сектора ZZ9 и до Асгарда.

– Ты тоже, мама, – отозвалась Рэндом.

Триллиан опустилась во второе кресло-яйцо и порылась в своих записях.

– Президент Рэндом Случайный Путник Дент. До сих пор столько имен?

Рэндом улыбнулась невозмутимой улыбкой человека, с которым уже много лет не случалось истерик.

– А ты, Триллиан Астра? Так и живешь под чужим?

Триллиан улыбнулась – немного натянуто. Интервью обещало выдаться непростым.

– Зачем нам ссориться, Рэндом? За последние двадцать лет мы виделись раз десять, вряд ли больше. Зачем – теперь, когда моя карьера идет на спад? Я специально сорвалась с фестиваля красоты на Новом Бетеле ради главного интервью моей жизни.

Рэндом снова улыбнулась, слегка скривив обветренное лицо. Ее чуть тронутые сединой волосы сделались жесткими от солнца и соленой воды.

– Я знаю, мама, что мы некоторое время не виделись. Даже слишком долго. – Она погладила приникший к ее шее комок меха, и тот негромко мяукнул.

Триллиан успела заметить маленькие острые зубы и хвост, и ее сердце тревожно сжалось.