Через полчаса бандиты мчались на своем верном коне ЗИМе по просыпающимся улицам Москвы. Солнце нещадно светило в лобовое стекло, а машин с каждой минутой становилось все больше. Мимо пролетали московские жилые районы, шумные проспекты, понурые сонные москвичи, бредущие на работу. Бригада была настолько наэлектризована планами покорения большого города, что целенаправленно летела к пункту назначения, игнорируя все светофоры.

И вот наконец банда переступила порог главного офиса радиостанции «Блатной шансон». Вежливая девушка на входе, едва заметив первого вошедшего, швырнула в ящик стола свою косметичку, с которой сосредоточенно возилась до этого момента, и одарила парней белозубой улыбкой. На ее дежурный вопрос, который был уже скорее рефлексом, чем реакцией здравомыслящего человека, а как, собственно, представить прибывших гостей, галантный Саныч лихо среагировал:

— Милая, представь нас голыми. В бане.

Подумав, что она ослышалась, секретарша решила пойти с начала, и вот какой милый разговор состоялся у нее с южноморцами.

Вежливая девушка на входе: Здравствуйте, вы к кому?

Пастух: А к самому главному.

Вежливая девушка: К генеральному?

Пастух: К нему.

Вежливая девушка: А как вас представить?

Саныч: Голыми, в бане!

Пастух: Не надо нас представлять, мы сами представимся.

Девушка перестала улыбаться, напряженно шевеля мозгами в раздумьях о дальнейших действиях, но на ум не шло ничего, кроме неприглядных картин в бане с участием пришедших наглых типов. К счастью, на помощь ей подоспел опухший охранник. Несмотря на напускную серьезность черного костюма, по его лицу было ясно, как он проводит свой досуг. Мешки под глазами были едва не больше самого лица, и глаза отчаянно прятались в них, превращаясь в смешные щелки. Финальным аккордом в его и без того «солидном» виде была наколка на пальцах, гордо сообщавшая о том, что охранник — Вася.

Направляясь к уверенно настроенной четверке, Вася попытался что-то промычать, но не успел, так как Пузцо одним ловким движением руки отправил его грузное тело в обморочное состояние, которое затянулось на все время пребывания бригады на радио.

Парни быстро преодолели немногочисленные коридоры и оказались в диджейской студии. Сонный диджей, едва переваливший за четвертый десяток, дослушивал очередной трек тюремной лирики и готовился бодрить слушателей последними событиями в мире шансон-шоу-бизнеса. На нем была нелепая синяя рубашка, сильно помятая, почему становилось ясно, что мужичок спал, причем не дома и в неестественной позе, и проснулся недавно. Из-под рубашки торчала не менее мятая майка-тельняшка, на руке блестели серебряные часы и перстень странной треугольной формы. От недосыпа и усталости он едва успел открыть рот, когда в его рубку влетела великолепная четверка, а Пузцо, одним шагом приблизившийся к диджею, приставил пистолет к его голове:

— А ну-ка поставь! — дружелюбно приказал Пузцо и протянул ему диск со свежезаписанной песней.

— А сейчас, друзья, — выхватил Саныч у диджея микрофон и наушники, — я порадую вас новинкой от суперзвезд нашего небосклона. Слушайте и охреневайте — Алиса Дулина и «Веселая бригада» с хитом «Давай джазу!».

— Закольцуй ее, и пускай играет до вечера, — покрутил пистолетом Пастух перед диджейским лицом цвета муки и удалился из рубки, попутно уронив огромный стеллаж с дисками.

Навстречу банде по узкому коридору, украшенному портретами серьезных мужиков, уже летел разъяренный красный генеральный директор:

— Кто вы такие, мать вашу?! Это вы сейчас в эфир эту дрянь запустили? Вы ответите за это!

— Ну зачем же вы так, — дружелюбно протянул Саныч. — Мы же ваша аудитория, слушатели, кормильцы ваши, можно сказать.

— У вас как станция называется? «Блатной шансон»? Ну, так что ж ты нам, нормальным пацанам, не рад? — Пастух стоял, прислонившись к стене, и цинично крутил пистолет на пальце, нагло пялясь в круглую физиономию директора.

— Все, я звоню крыше, — ответил тот на провокационные заявления и нервно начал тыкать пальцами в мобильник.

— Привет, Марат! Слушай, тут ко мне какая-то шантрапа прилетела, буянит. Песню неформатную силой поставили. Что? Да джаз с Дулиной! Приедешь ты или нет? — Пока директор набирал воздух в легкие, чтобы продолжить закладывать веселую бригаду, Пузцо резво выхватил трубку:

— Ну, будь здрав, мил человек, ты тут вопросы, что ли, решаешь?

— Так, фраера, тереть некогда, гастроль у вас окончена, — послышался суровый хриплый голос из трубки. — Час времени — и в Москве вас больше нет. Руки в ноги, и домой — в свой колхоз «Заветы Ильича», в вонючую даль, усек?

— Ох, суетной ты, братишка, жить торопишься — ни здрасьте, ни привет, ни как звать. Так с людьми не разговаривают, неправильно это. Ты че меркуешь, бычье тупое тут по беспределу тему пробивает? Тут бурых нет, родной, как имя-то твое?

— Марат.

— Ох, Маратка, — продолжил деловые переговоры Пузцо, — долбаного осьминога тебе через плюз сапогом утрамбовать. Я от Кости Пастуха. Интерес у него тут, в богадельне этой, папиным костылем ее в дупло через колено раком-боком восемь раз, конкретно надолго. Ты, брат, не фыркай — сопля вылезет. Без нервов, прикинь, болт к носу. Едрена-ты зелена, мать твою за ногу с притопом, нужна тебе тут гребля с пляской под гармонь? Устроим — мало не будет. Короче, Маратка, мы по-быстрому тут замутим, чего надо — тебя реально с темы этой никто двигать не парит, при делах ты по-любому, внакладе не останешься. Краями разойдемся. А конкретно дергаться начнешь — тебе и здесь запара, а корешам твоим, что по зонам да крыткам на отдыхе, походу — труба. За базар отвечу. Там, сам понимаешь, маза наша. Не все твои в Матросской Тишине да в Лефортово драть-колотить под музыку Шопена тянут. Россия, брат, страна большая. Вот и меркуй, родной, что-чего-как. Реально не кренделя тебе фуфлыжные впариваю. Не трешь-мнешь-хрен-поймешь. Ты ж не кекс набушмаченный — сечешь поляну-то.

Никто из присутствующих, похоже, не понимал Пузцо до конца. Директор вытаращил на него свои налитые кровью глаза, а братва уважительно кивала головами. Их лица скривились в полуулыбке, в полуизумлении, а лицо Пузца к концу разговора потеплело, на нем появилось довольное выражение и дружелюбная улыбка:

— И тебе, Марат, и тебе. Да нет, все нормально, справимся. Эй, — грубо окликнул он директора, — на, тебя!

— Ну ты даешь, братишка, — похлопал Саныч Пузцо по плечу. — Это ты круто загнул, теперь «Блатной шансон» просто обязан взять тебя диджеем.

Красный, как вареный рак, генеральный директор продолжал разговор с Маратом, не глядя на нагло улыбающаюся джаз-банду.

— Марат, я все понимаю, страшные отморозки, вижу… Нормальные пацаны? Допустим, но я не могу крутить их песню пять часов подряд, меня учредители убьют. Не убьют? Не подряд? Через одну? Ты это серьезно? За что я тебе деньги плачу? Понял — чтобы не убили. Эти и те. Спасибо, Марат.

Он медленно положил трубку в карман и, закрыв руками голову, сухим от криков и переживаний ртом выдал:

— Только из большого уважения к великой певице Алисе Дулиной мы пойдем вам навстречу, включим вашу песню в формат и даже возьмем в ротацию.

— Брат, — наивно протянул Пузцо, — спасибо, но это лишнее — в ротацию-то брать!

— Пузцо! Крутить они будут песню, в этом смысле, — гоготнул Пастух.

— Тогда ладно, бери в ротацию.

— О боже, — простонал директор.

— Братан, тебя как звать-то?

— Игорь Михайлович! — почему-то закашлялся радиобосс.

Пузцо добродушно похлопотал пудовым кулаком директора по спине:

— Ну, мы тогда пошли, Михалыч. Ты только песню нашу из ротации не вынимай. Мы на контроле, Марату привет, слушайте джаз.

Через час, добросовестно отстояв в московских пробках, братва приехала в офис «Радио с танцами» и повторила свой радиономер с мельчайшими подробностями и там. Охранника вырубили, с девицей на входе вульгарно пококетничали, диджею пистолет к голове приставили, только на сей раз директор попался молодой и наглый. В то время как из всех колонок радио звучала песня Дулиной, директор набирал зазубренный телефон своей «крыши».