— Эй, ребятня, — высунул подальше во двор короткую медвежью шею запыхавшийся от долгой дороги Пузцо и смачно сплюнул на гладкий асфальт под забором, — где тут дом Дулиных, знаете?

Ребята испуганно уставились на страшного дядьку. Девочка в розовом платьице, с огромным бантом на голове, бросила белого котенка на жухлую траву и расплакалась. Паренек остановил свой грузовик и, быстро перебирая ножками по лестнице, побежал в дом. Самая старшая на вид девчушка, не прекращая качаться на качелях, невежливо надула огромный пузырь из жвачки, который моментально лопнул, залепив ей почти все лицо.

На детский плач из дома выбежала мать семейства и мгновенно схватила дочь на руки, прижимая ее светлую голову к груди. От домика охраны, стоявшего у ворот, отлепилась пятнистая фигура охранника и заспешила к ним.

— Вы кто? Что вы хотите? — опасливо спросила молодая женщина с яркими рыжими волосами. На ней был красивый голубой летний костюм, а сильнейший запах духов доносился даже до Пастуха, стоявшего у машины. Запах показался ему до боли знакомым, но он никак не мог вспомнить откуда.

— Здравствуйте, — заулыбался Пузцо. — Вы не подскажите, где тут дом Дулиных? Мы дальние родственники, не один день в дороге, устали, проголодались, потеряли адрес — вот беда!

— Через три дома они живут. Увидите салатовый забор, не ошибетесь.

— Большое человеческое спасибо! Заходите в гости, — еще шире заулыбался светловолосый Пузцо, но Пастух уже нетерпеливо давил на газ, и толстяк ловко спрыгнул вниз, успев все же игриво помахать короткопалой ладонью испуганной женщине и подоспевшему охраннику, которого теперь ждало неминуемое увольнение.

Проехав еще несколько сотен метров, ЗИМы заглушили громкие моторы. В особняке Дулиных светилось только одно окно и было призрачно-тихо. Пастух и его бригада как по команде выскочили из автомобилей и прошагали к центральным воротам салатового забора. На их активные действия, развернувшиеся возле входа, никто не реагировал — похоже, охранников у Дулиных не водилось. Друзья звонили в звонок, который разносился, как музыкальная пьеса, по всему двору, колотили в ворота, дружно аукали, но никто не отвечал. В соседнем дворе тревожно залилась истерическим лаем собака, и тут же на сирену своей псины вышел молодой подтянутый джентльмен в красивых джинсах и футболке с непонятными рисунками.

— Чего шумишь, морда? — обратился он к своему животному, которое тут же приветливо завиляло хвостом и начало скулить, моля красавца о добавке к ужину и ласке. Хозяин вышел с псом на улицу, чтоб определить источник нескончаемого шума, увидел банду разряженных франтов у ворот Дулиных и нисколько не удивился.

— Их нет дома, — крикнул джентльмен великолепной четверке, — уехали на концерт, в Кремль!

Не дожидаясь дополнительных вопросов, он погладил свою собаку и ушел обратно в дом, а совсем уже невеселая бригада, предварительно излив в пространство всю известную им табуированную лексику, села в неостывшие автомобили и понеслась обратно в Москву, в Кремль.

ГЛАВА 18

«Понты в Кремле», или Как устроить феерическое шоу

Гигантские рекламные постеры на Кремлевском Дворце гордо возвещали о премьере:

Поп-опера «ПОНТЫ В КРЕМЛЕ»,

в главной роли — Варька Злючка,

оркестром дирижирует звезда мирового авангарда

КОСТА ФРАСКИНИ (Аргентина)

Пафосное мероприятие собрало весь московский истеблишмент, естественно включая Жаннет и Алису Дулиных. Дамы средних лет и молодые удачливые модели со своими вислопузыми мужьями и в мехах с головы до ног праздно прогуливались взад-вперед, рассуждая о нарядах той или иной своей подружки. Золото и бриллианты сказочными россыпями нагло блестели на каждой из них и, казалось, отмечали каждый квадратный сантиметр их роскошных тел. Бокалы шампанского не успевали наполняться, а их звон не замолкал ни на секунду.

В фойе служебного входа, куда едва долетали весь этот шум и гам приветствующих друг друга сливок московского общества, нервно прохаживались два чрезвычайно комичных персонажа: Тонкий и Толстый. От Толстого неприлично пахло корвалолом, он периодически вытирал холодный пот со лба и без того уже сырым клетчатым платком и громко кричал в телефон:

— Ну, наконец-то включились! Где эта ваша гребаная звезда, а?! Ага. Ну так не надо было его всю ночь клубить! Я через пять минут должен открыть двери зрительного зала, а оркестр его еще в глаза не видел. Подъезжаете… Ага. Огромное, черт побери, спасибо, я с вами последний раз работаю, зуб даю!

— Ну ладно, ладно, — успокаивал его Тонкий медовым голоском, делая неловкие попытки пошутить, — в случае чего я подирижирую, все равно ведь еще никто не знает, как он выглядит.

— Я тебе подирижирую! — не утихал Толстый, продолжая краснеть, пыхтеть от собственной злости и мерить короткими порывистыми шажками фойе. — Какая подстава, боже мой, какая подстава! — Тонкий, как хвостик, еле поспевая, семенил за нервным товарищем. — На черта тебе сдался этот хрен заморский, ты мне можешь объяснить?! Включили бы фанеру, звезды бы наши вышли, все было бы как всегда, ан нет — все твои пидовские замашки, — выпалил Толстый и от избытка чувств плюнул себе под ноги.

— Да, я — гей, — гордо и с придыханием произнес Тонкий, — а Коста-красавец и мировая звезда. И это из-за него мы собрали полный зал, а не из-за твоей Дырки Пердючки!

— Ладно, ладно, успокойся, я просто на измене, — слегка сбавил обороты Толстый. — Все будет хорошо, Илья, не нервничай!

— Да я и не нервничаю, — нервно сказал Тонкий. — Сейчас приедет Коста, и ты сам все поймешь. Он всегда в новом имидже, с новым гримом, никто толком и не видел его настоящего лица. Он гениальный авангардист, ни одного повторяющегося концерта! Никто никогда не знает, как именно он будет дирижировать на этот раз, но, Димочка, как только ты его увидишь, сразу поймешь — это Коста.

В это время в зале монотонно рассаживалась публика, не переставая переливаться драгоценными металлами. Кто-то притворно радовался встрече, кто-то изучал программку, которая состояла из одного золоченого листка А4, сложенного пополам и украшенного стразами; кто-то отчитывал своего прыткого муженька за то, что тот пялится на крепкий зад двадцатилетней официантки. На лицах большинства присутствующих были натянуты настолько ненастоящие улыбки, что казалось, будто это маски, причем сомнительного качества. Хотя учитывая количество ботокса и силикона, закаченного в эти лица, их сходству с масками удивляться не приходилось.

Алиса Дулина, развалившись в алой бархатной VIP-ложе, рассказывала подружке о недавнем экзотическом отдыхе.

— Так вот, представь, у этого Кости в его Мухосранске все поголовно любят джаз.

— Ага, особенно свиньи и быки, — желчно отозвалась со своего места Жаннет, ярко накрашенная и наряженная в черное вечернее платье, открывающее глазу больше, чем мог бы представить самый отчаянный сластолюбец в самых смелых снах. На ее худых плечах небрежно покоилась печальная лисья шкура. Девушка без энтузиазма поглядывала на сцену и допивала свой бокал шампанского.

— Ой, ну что ты все про этого Костю? — со смешной гламурной интонацией запела подруга Дулиной — высоченная блондинка с пышными формами и пухлыми кроваво-красными губами. Ее грудь слегка прикрывало темно-синее блестящее платье, а помаду на губах она поправляла каждые две минуты, практически не отрываясь от маленького зеркальца, украшенного тремя аккуратными бриллиантами. — Влюбилась, что ли, а? Что же он, вправду так хорош?

— Не знаю, не знаю, — хмуро ответила Алиса, — ты об этом у Жанны можешь спросить.

— Мама, ну сколько раз тебе повторять, — мгновенно вышла из себя нервная Жаннет. — Мы с Нинон катались тогда на быке, понимаешь? До утра. Между мной и Костей ничего, слышишь, ничего не было. И потом, король южноморского джаза — это не ко мне! Я его послала! И чего я сюда с тобой приперлась?