Как можно переживать опустошенность в Элизии, где воплотились все мечты человека, а страхи рассеяны в атмосфере благополучия, излучаемого самими Старшими Богами? И тем не менее во мне постоянно жило беспокойство, ощущение того, что я забыл сделать что-то очень важное. И точно так, как забытое слово часами вертится на языке, так и этот огонек тревоги тлел где-то в уголке моего разума, бесследно исчезая, как только я пытался сосредоточиться на нем.

Хотя, пожалуй, не опустошенность… Может быть, вина?.. Но перед кем я мог провиниться?.. Разве не сами Старшие Боги нашли меня достойным? Разве не Ктханид, Высшее Существо, обитающее в зале хрусталя и жемчуга, удостоил благословением Тианию и ее землянина? Нет, тут было что-то другое. Что, в самом деле, тяготило меня? Может быть я и знал это, но не желал признать, откуда появились ощущения вины и опустошенности…

Однако это уводит нас в сторону. Я познакомился с Элизией и постараюсь, пусть даже не вполне подходящими словами, описать некоторые из чудес этого мира.

Вот например обширный воздушный город дчичисов, скопление украшенных шпилями утесов из застывшей лавы, пронизанных туннелями, стены которых обтянуты тончайшей материей. Отчасти это напоминает большие птичьи базары Северного моря, но все же не следует путать их: этот город-остров плавает в небе на высоте многих миль над Элизией, удерживаемый огромными антигравитационными дисками. Гнезда в нем не менее комфортабельны, чем комнаты в замке Тиании, а его обитатели, соплеменники Эсча, цивилизованнее и умнее, чем любая земная раса в прошлом или будущем. Птенцы дчичи, еще находясь в скорлупе в прекрасно оборудованном инкубаторе, начинают изучение наук и искусств. Особенно легко даются им языки, лингвистика и другие способы общения — десятков рас и цивилизаций постоянно расширяющейся вселенной. Взрослые дчичисы — бесстрашные путешественники…

Я видел — и был несказанно поражен этим зрелищем — Тысячи Запечатанных Дверей Н`хлатхи — стоногих существ, чей сон длится уже пять тысяч лет и еще долго не прервется. Огромные круглые глыбы прекрасно расписанного базальта, расположенные вдоль подножия Пурпурных Гор в долине Снов поразили мое воображение. Имея тридцать футов в диаметре, они были укреплены массивными полосами белого металла, на который не действует даже самая едкая жидкость. Это двери в норы Н`хлатхи, которые будут спать, пока крупные бледные маки снова не расцветут на склонах Пурпурных Гор. Только тогда таинственные создания выползут из глубоких пещер и насладятся своей единственной пищей — семенами гигантского мака, который цветет раз в десять тысяч лет и, подобно самим Н`хлатхи, тоже погружается в спячку. Никто в Элизии, кроме Старших Богов, не помнит как выглядят эти таинственные существа, потому что история их никогда не была написана и языка их никто не помнит. Даже дчичисы, величайшие лингвисты и каллиграфы, которые регулярно собираются в долине Снов, чтобы поразмышлять над надписями на тысяче запечатанных дверей, не в состоянии раскрыть их тайны.

В окруженных горами Садах Нимарраха Тиания познакомила меня с Деревом. К тому времени я больше не задавал ей вопросов об обитателях Элизии, так же как и о других делах. Это не значит, что я полностью удовлетворил свое любопытство. Мне казалось, что проще ждать и смотреть.

Дерево было очень близким другом Тиании. Моя возлюбленная играла в его ветвях в детстве, когда Дерево стояло в западной части Садов Нимарраха, и часто навещала во время его медленного перемещения на восток. Теперь Дерево стояло в самом центре Садов, изумрудный гигант десяти сотен футов высотой. По форме оно напоминало классический бокал для бренди, с прекрасными — длиной в ярд — листьями ярко-зеленого цвета и похожими на ползучие растения усиками, свисающими фестонами под листьями, с морщинистыми коричневыми ветвями толщиной в фут. Ствол этого титана имел в поперечнике целых сто пятьдесят футов. Великое Дерево. Спокойное, молчаливое и разумное!

Когда мы с Тианией, шагая босиком по высокой траве, приблизились к нему, держась за руки, внешние ветки вздохнули и нагнулись вниз — мягкие, шерстистые края листьев коснулись нас. Вопрос был задан — передан от одного живого мыслящего существа к другому, но я не знал, как ответить на него, и обернулся к Тиании в поисках поддержки.

— Это я! — закричала она, отвечая на вопрос Дерева, и бросилась вперед в тень массивных ветвей, под неожиданно задвигавшимися усиками. Прижавшись к грубой коре, она раскинула руки, как будто старалась обнять Дерево. — Это я — Тиания!

Может ли человек ревновать к дереву? Нет, даже если дерево так величественно, как это. Тиания повернулась и взяла меня за руку, потом она заговорила, но обращалась не ко мне:

— Это Титус, мой землянин.

Дерево снова вздохнуло, и усики, словно тонкие змеи, погладили Тианию, затем обернулись вокруг ее талии. Я так внимательно наблюдал за происходящим, что не заметил, как другие усики обхватили меня. Вскрикнув, я вырвался из неожиданных объятий, и листья над моей головой свернулись, отодвинулись к стволу.

— Нет, нет, Титус. Не следует так делать, — зашептала Тиания. — Дерево любит меня, оно любит все живое в Элизии. Оно полюбит и тебя, только не пугай его!

Пугать его? Я посмотрел наверх в тусклую далекую зелень. Под единственным деревом я стоял как бы в зеленом сердце леса!

— Не пугать его? — Формулировка просьбы очень позабавила меня.

— Конечно. Оно очень застенчиво.

— Я не хочу обидеть его или показаться невежливым, но…

— Тогда ты должен думать о нем, как о личности; как об Отх-Нетхе или Эсче, а не как о растении. Оно — Дерево, и достойно всяческого уважения!

Да, несомненно, Тиания права. Оно было прекрасным, но я вырвался из его усиков, с чувством, близким к отвращению, а теперь испытывал вину… Что же неладно со мной? Я мог успешно ментально управлять машиной — «часами»; почувствовать товарища в роботе — Т3РЕ; смеяться и плавать вместе с драконами и лететь на одном из них по чужим небесам. И вот теперь, эта живая, мыслящая личность испугала меня.

Я потянулся, чтобы погладить край листа, неуверенно свернувшийся над моей головой, и мысленно произнес:

«Вы очень, очень красивы, и если вы любите Тианию, то любите и меня, потому что мы — одно целое».

Послышался слабый вздох, который перерос в тихий шелест ветвей. Дерево опустило вниз свои руки-усики, и подняло нас к своей вершине, раскачивая, как веретена на нитках, и передавая от ветки к ветке все выше и выше на фантастическую высоту. От этого подъема захватывало дух, но еще больше — от сознания, что теперь аура симпатий Дерева распространяется и на меня.

А вот знало ли Дерево о том, насколько оно прекрасно? Но даже если и нет, все равно красота изливалась из души титана, охватывая все, и сам воздух дрожал в бесконечном восторге. И в центре всего этого чуда Тиания и я с головокружительной скоростью поднимались к самым верхним ветвям, чтобы слушать песни Дерева о любви, радости и красоте.

Глядя сквозь верхние ветви и листья, раскачиваясь почти в четверти мили над землей Элизии, я увидел широкую, словно проведенную по линейке, серую полосу, уходящую к западу на много миль. Эта полоса — тропа — прямая, как полет стрелы, упиралась в основание Дерева. После того, как песня Дерева затихла, закончившись вздохом, я вдруг понял, что означала странная гряда сухой песчаной почвы: это был путь, который проделало Дерево.

— Да, — подтвердила мою догадку Тиания, — ты прав. Дерево слегка наклоняется к востоку и направляет свои новые корни в эту сторону. Со стороны запада, где земля уже истощена, старые корни отмирают. И таким образом Дерево очень медленно поворачивается, двигаясь вперед. Когда новые корни оказываются с западной стороны, они, в свою очередь стареют и отмирают. И поэтому Дерево наклонено к востоку, поворачивается и двигается, двигается и поворачивается, хотя и очень медленно. Дерево называет это своим танцем. Огромные размеры требуют и много пищи. Земля, из которой Дерево получает питание, по мере его продвижения, становится мертвой и сухой. Дерево очень сожалеет об этом в редкие часы одиночества. А когда его навещают, оно радуется.