— Ты ведь ничего не знаешь насчет обещания Холдара убить какое-то чудовище? — подозрительно спокойно спросил Фамбер.
— Я кое-что слышал вчера… — почему-то Шус не горел желанием рассказать учителю о том, что именно он подал идею помочь селянам, а Холдар только поддержал его.
— Ну так почему ты мне ничего н сказал?! — тут же вспылил волшебник.
— Я хотел, но вы были так заняты. Тем более, я решил, что вы все слышали. Ведь вы же сидели в том же зале, а я стоял около вас.
— Делать мне нечего, слушать болтовню этого кретина.
Пока Шус думал, что ответить медленно наступающему на него свирепому колдуну, Холдар зашевелился, произнес что-то невнятное и наконец открыл глаза. Правда, как только он перевел взгляд на окно, из которого струился яркий свет летнего солнца, он закрыл глаза, но для Фамбера этого было достаточно.
— Холдар.
— А-а…
— Холда-ар! Назови хоть одну вескую причину, почему ты пообещал убить чудовище, кроме того, что ты был пьян.
— Э-э… почему так голова болит?
— Твоя голова подождет. Надеюсь, ты помнишь вчерашний вечер?
Холдар опять попробовал поднять веки. На этот раз его взору предстало лицо Фамбера, по суровости способное потягаться с гранитной скалой. Естественно, долго этого жертва алкоголя не выдержала и вторая попытка взглянуть на новый день мира, так же как и первая, закончилась полным провалом. Однако Фамбера это не остановило.
— Отвечай! — продолжал настаивать он.
— Я… я не помню. Мне так плохо, может через пару часиков поговорим?
— Нет у нас пары часиков!
— Да чтоб тебя… — безнадежно простонал Холдар и совершил последнею, третью попытку открыть глаза. Несмотря на то, что на этот раз он одновременно увидел и окно, и лицо Фамбера Холдар стерпел, переведя взгляд на стену.
— Итак, какое во имя всех богов, чудовище ты собрался убивать?!
— Да не знаю я. Вчера хозяин рассказал историю про свою дочь и какого-то оборванца. Дальше я не помню.
Помню только, что там было чудовище и оно иногда ест местных жителей. И Шус предложил им помочь, я и подержал. А что такого, ведь ты волшебник…
— Шус?! — зарычал Фамбер.
— А-а…ну я… то есть…Но я ведь ничего не обещал, я не хотел! Оно само вырвалось! Не убивайте меня, учитель!
Ответа, как впрочем и насилия не последовало. Вместо этого, через несколько секунд грозного сопения Фамбер ледяным голосом произнес.
— Что ж, раз вы обещали, вы и боритесь со своим чудовищем.
— У него было еще имя знакомое, у этого оборванца… — не обращая внимание на Фамбера, продолжал Холдар.
— Имя? — переспросил волшебник все тем же голосом, приближающимся к абсолютному нулю.
— Да, помню еще, что подумал, что оно как-то с тобой связано… Это не важно, наверное. Мало ли имен одинаковых…
В результате они так ни до чего не договорились. Фамбер заявил, что Холдар как хочет, но после обеда он уезжает, только раздобудет припасов в дорогу. Однако Холдар к тому времени уже отрубился. Поняв, что больше ничего от него не добьется, Фамбер, взяв с собой Шуса, отправился на улицу добывать провиант.
За ночь деревня, а точнее ее жители, изменились самым разительным образом. Вместо вчерашней угрюмости и неприветливости их лица стали излучать радушие и доброжелательность. Впрочем, как показалось Шусу, в них появилась какая-то искусственность и зловещая тайна. Да и лес теперь казался не просто смутно мрачным, а пугающе опасным, готовым броситься на зазевавшегося прохожего, как убийца из-за угла.
— А собственно, куда мы идем, учитель? — поинтересовался Шус, после пятиминутной ходьбы, в результате которой они оказались на самом краю деревни. — Разве вы не собирались купить…
— Что? — Фамбер кинул на Шуса испепеляющий взгляд. — Я… да.
Хотя ответ Фамбера и нельзя было назвать внятным, Шус счел, что не стоит настаивать, когда колдун находится в столь помраченном состоянии. Насколько понял Шус, волшебник был крайне разозлен на его, то есть Шуса, быстрый на обещания язык и помраченную алкоголем голову Холдара, готовую поддержать эти обещания, вместо того чтобы пресечь их на полуслове. Так что вышел он на улицу исключительно с целью развеяться. Пополнение запасов же было исключительно предлогом, хотя бы потому что у них не было даже затертой четвертушки, а крестьяне за спасибо со своим добром не расстанутся никогда. За это Шус мог поручиться. Разве что Фамбер пригрозит испепелить всю деревню, как давешнюю картошку, оставив на ее месте кратер.
— Смотри, Глухарь, там книжник с мальчишкой своим идуть. Ведать вынюхивают, кого в отраву для волколака превартить, — вдруг раздался чей-то громкий голос.
— Чаго?! — ответил другой голос.
— Говорю, книжник идеть!
— А-а… да не книжник он. Бабка моя говорит, что он все на бумажку какую-то весь вечер смотрел.
Осмотревшись, Шус увидел двух мужичков, выглядывающих из-за забора. У одного борода была куцая, словно бы он ее специально выщипывал, зато у второго при солидной бороде — лысина почти на всю голову. Как предположил Шус это объяснялось тем, за какую растительность их, как правило, таскали жены.
— А эта бумажка-то небось с колдовством была. Ты глянь на него, Глухарь, влитой книжник, — тем временем продолжал тот, что с лысиной.
— Чаго?!
— Говорю, смотри, как одет он.
— А-а… ну, а бабка моя говорила…
— Да плюнь ты на нее. Дура — баба. Ты глянь на него. Вона кошак черный ему дорогу перебежал, а ему хоть бы хны. Он его и не изжарил на месте.
— Чаого?!
— Говорю, что кошак твой, бедовая его голова, дорогу перебежал книжнику, а тот и перешгнул через след его!
— Ну ты кошака моего не трож, — заступился за свою, судя по рвению, единственную домашнюю скотину тот, которого звали Глухарем. — Вона, смотри. Чокнутый к нему идет. Беда тут как тут.
— Хде?
— Да вона!
— Пошли отсюда, пока не учуял он нас.
После этих слов оба тут же скрылись за забором. Причина их испуга не заставила себя ждать. В десятке метров перед Фамбером и Шусом стоял довольно-таки странный субъект.
Он был одет в нечто неопределенное, больше всего похожее на несколько сшитых друг с другом простыней разной степени серости. По-видимому, когда-то одеяние было белым. Голову его прикрывал капюшон, из-под которого выбивались спутанные космы и борода под цвет наиболее запущенных частей одеяния. В руках он держал посох, отличавшийся от посоха Фамбера не в лучшую сторону, а на его поясе висел ржавый серп.
— Ха, ты решил сбежать, презренный колдун? — обратился он к Фамберу.
Тот лишь смерил человека вопросительным взглядом.
— Молчишь? — не унимался оборванец. — И правильно! Видно, понимаешь, что твоя речь прогневит Великого. Беги, быстрей беги. Здесь, на земле очищения, такого грешника, как ты ждет лишь смерть!
Старик продолжал еще что-то то говорить, однако Фамбер больше его слушал. Вместо этого он развернулся и, не говоря ни слова, пошел обратно в деревню. Хоть Шусу это показалось неосмотрительным, он последовал примеру учителя. Впрочем, каждые десять секунд он оборачивался, ожидая, что безумный старик кинется на них, вооружившись своим кривым серпом.
Когда они вернулись на постоялый двор, Фамбер поинтересовался, что это было за странное явление. Оказалось, старика здесь знали, его звали Киравкис. По словам хозяина постоялого двора, в течении последних лет четырех он только тем и занимался, что ходил по деревне и приставал ко всем подряд. По его словам, ему явился какой-то «Великий», который поведал ему, что чудовище из леса было послано во искупление грехов людских, коих по словам «Великого», неисчислимое множество, а нападает чудовище лишь на наиболее отъявленных грешников. Вскоре же, а именно через десять, теперь уже шесть, лет произойдет конец света и те, кто доживут до него, получат опять же «великий» дар.
От очередного вопроса господина Сэллеса о предполагаемом времени их похода в лес, высказанного когда последний подавал еду «дорогим гостям», Фамбер ловко уклонился, не уточнив времени и не высказав твердого намеренья туда отправиться, но и твердое «нет» не сказал. Фамбер был не очень рад сложившийся ситуации. Насколько он мог судить, вряд ли они смогут получить провизию, пока не решат проблему с монстром. Так что им оставалось либо тихо уехать из деревни, либо бежать, прихватив в собой пару мешков с провизией. Поход в лес Фамбер даже не рассматривал.
