— Как пожелаете, Дулли, — ответил Фамбер, хотя история халифата его интересовала не больше, чем лобстера интересует проблема выбора между добром и злом.
— Если мне не изменяет память, то в законе говорится, что право на независимость даровано им со времен первородного дождя до великой засухи. Если же быть более точным, то один из моих достославных предков, а именно Хул-Дул-Гур-Бур-Фур III, учредил своим указом страну женщин чуть более 80 лет назад.
Причиной этому послужило то, что в те времена многие из нас не были столь культурны и образованы, как этого хотелось бы. В частности, притесняли женщин, не только жен, но даже матерей, что не могло не навлечь на нас гнев богов.
Боги вселили в умы женщин странные мысли, приведшие к тому, что многие из них стали уходить из дома и даже учинять насилия над мужьями. Движение было столь масштабно, что проникло даже во дворец, и одна из дочерей халифа по имени Феменися с большей частью девушек гарема присоединилась к восстанию, став его лидерам. После пятилетней вражды, приведшей к многим бедам, халиф, дабы избежать раскола страны заключил договор с Феменисянками, так их назвали в честь их лидера, приняв большую часть их требований. Однако не все из них согласились пойти на уступки.
Радикальной крыло, Поика-Венде-Кал, не согласились вернуться к обычной жизни, но истреблять их или к чему-либо принуждать Хул-Дул-Гур-Бур-Фур III не хотел, боясь прогневить богов. Поэтому он подарил им эту землю — лес в глухом месте на берегу реки в полноправное пользование, — закончил отчет халиф.
— Так значит, это ваш предок придумал убивать всех, кто пересечет границу, — кисло уточнил Фамбер.
— Нет, что вы! — заверил волшебника халиф. — На территории Кекеш-Ара законы халифата не действуют. Это совершенно независимое государство. Более того, любая девушка из любого гарема, даже гарема халифа имеет право отправиться сюда. Этот было одни из требований Поика-Венде-Кал и этот закон до сих пор действителен.
— Вот только мне что-то не вспомнить, чтобы им кто-нибудь воспользовался, — заметил Холдар.
— Господин Холдар, — произнес Шус, — я тут подумал. А откуда все эти слухи, о которых вы говорили, если никто никогда отсюда не возвращался?
Повисла неловкая тишина. Наконец Холдар медленно начал:
— Понимаешь, Шус, здесь все не так просто…
— Как раз таки все очень просто, — перебил старого друга Фамбер, — просто Холдар постоянно преувеличивает и приукрашивает факты ради красоты истории.
— И вовсе не искажаю…
— А как же тот раз, когда из-за твоей пьяной болтовни мне пришлось сломя голову удирать из гостиницы, спасаясь от не в меру ревнивого…
— Так ты все еще не можешь забыть тот случай?
— Как я могу его забыть, если тогда, если ты не забыл, я отсиживаться в вонючем подвале три часа, дожидаясь пока ты принесешь мои вещи.
— Вот только не говори, что ты был невинен, — отмахнулся от нападок волшебника Холдар.
— Я позаимствовал его зачарованную рапиру, а вовсе не его жену.
— И зря.
— Ну если учесть, какие ты распустил слухи, то я, пожалуй, с тобой соглашусь.
Шкура, прикрывавшая вход откинулась, на мгновение впустив в хижину солнечный свет, однако тут же его прикрыла собой одна из Венд.
Всего их вошло три. Одеты они были достаточно просто и мало. По большому счету их одежда сводилась к чему-то, вроде лифчика, связанного из каких то волокон и юбки из широких листьев. Две из трех держали в руках какие-то трубки, а на перевязи у них висели каменные ножи.
— Юху раш. Юху Пош-гак изаль-бан альфланд раж, — отчеканила та, что стояла посредине.
— Что она сказала? — прошептал Фамбер. Хотя если учесть, что шептал он с другого конца хижины, делать это пришлось достаточно громко.
— Что нас стоит казнить только за то, что мы мужчины, — перевел Холдар.
— А ты можешь спросить, почему? — попросил Фамбер.
— Как скажешь, — не стал спорить улфулдар. — Лол-ошот?
— Юху раш. Юху нард-хад иш палг-бити.
— Лол-ошот? — настаивал Холдар.
— Раш ра чувашак.
— Она говорит, что мы грязные, — перевел Холдар.
— Грязные? Нас казнят только за то, что мы грязные?! — поразился Фамбер. — Но это же полнейший бред, Холдар. Убавить кого-либо из-за того, что он грязный, попросту глупо!
— Полагаю, что она имеет в виду нечто другое, — объяснил Холдар.
— Неужели? — недоверчиво переспросил волшебник.
— Да. Скорее всего, речь о том, что мы мужчины.
— Ну знаешь…
— Заг-мажак! — прервала волшебника старшая из Поика-Венде-Кал.
— Что она сказала? — спросил волшебник.
— Велела молчать.
— Юхва, пен-хух! — как только она произнесла это, две другие девушки двинулись к пленникам с не самым дружелюбным видом. Впрочем, доставать свои ножи они не спешили. Так что тут и без объяснений можно было догадаться, чего же они хотят от пленников.
Во всяком случае Шус поспешил встать, промедливший же Фамбер был поднят на ноги довольно грубо, получив при этом подзатыльник, что не могло не обрадовать Шуса. Хоть он и понимал в каком положении они находятся, всегда приятно когда вместо тебя подзатыльники получает кто-то другой. К тому же тот, кто более чем заслуживает этого.
Лучи заходящего солнца ударили Шусу в глаза. Похоже, действие снотворного продолжалось несколько часов, либо несколько дней.
Идти пришлось, наклонив голову, но у Шуса все же была возможность рассмотреть поселение Венд. Нельзя сказать, что оно произвело на него большое впечатление, хотя, похоже, и было, если не столицей, то одним из крупнейших поселений страны женщин. Оно выглядело убого даже по сравнению с «Задницей». Там и здесь мелькали разбросанные между деревьями сферические хижины, шкуры диких зверей, растянутые на шестах и древесные стволы, насколько хватало глаз, с переброшенными с ветки на ветку лианами.
Удивило Шуса то, что почему-то никого, кроме них, на улице не было. Поначалу он подумал, что все спрятались в хижинах, чтобы не встречаться с преступниками, но в подобных случаях из-за каждой занавески слышно прерывистое дыхание, а за каждой щелью скрывается чей-нибудь глаз. Здесь же этого не было. Причина вымирания всей деревни выяснилась через несколько минут. Как оказалась, все ее жительницы собрались на центральной площади, о чем можно было догадаться еще на подходе, если ты не полностью глух. К счастью, все злоключения, случившиеся с Шусом в последние дни, на его слухе, да и в целом на состоянии здоровья не сказались, так что он с уверенностью мог сказать, что на площади собралось немало народа. Более того, он мог поручиться, что там была не группа девушек — мужененавистниц, а стая разгневанных обезьян.
Во всяком случае, звуки, доносящиеся с площади, больше всего походили именно на визжание обезьяны, которую он однажды видел на ярмарке в Фалне, помноженное в сотни раз.
К некоторому удивление Шуса, на площади оказались все-таки люди. Впрочем, нельзя сказать, что это сильно его успокаивало. Даже наоборот. Полные ненависти лица аборигенок, а в особенности разнообразные, пусть довольно примитивные и грубо сделанные, но тем не менее смертоносные предметы в их руках не предвещали ничего хорошего. Первым, что бросалось в глаза был почти плоский камень посреди площади, с вбитыми в него ржавыми железными петлями.
По правую сторону от камня располагался вертел с уже разложенным под ним костром, размеры которого вполне позволяли зажарить детеныша бараномамонта или, к примеру, взрослую свинью целиком. Однако никаких животных поблизости не было. С другой стороны от камня располагался котел внушительных размеров, также изготовленный из железа. Оставалось только удивляться, откуда у таких дикарей оказалась такая вещь. Ведь даже Шус, который не много понимал в кузнечном деле, хотя пять дней и проходил подмастерьях у кузнеца в «Заднице», понимал, что сами сделать нечто подобное они не могли.
Что же касается назначения бадьи, к которой была пристроена деревянная лестница, то о нем Шус старался не думать. Ведь если в ближайшие несколько минут откуда-нибудь выпрыгнет стадо жертвенных агнцев, их место судя по всему, придется занять пленникам, а учитывая то, что эти женщины не были похожи на скотоводов, вариантов было не так уж много.
