После этого я старался его избегать, поскольку терпение мое небеспредельно. Но через день-другой я маленько остыл. Я быстро выхожу из себя, но столь же быстро мой гнев уступает место благодушию.

Мы вошли в сингапурскую гавань точно по расписанию, и когда пришвартовались, чтобы взять груз, я обнаружил, что пристань обклеена афишами. На них красовались наши с Рейнольдсом фото, а также снимок моего белого бульдога Майка. Набранное крупным шрифтом объявление гласило: «Моряк Костиган со шхуны „Морячка“ встречается с Кидом Рейнольдсом с „Короля Ричарда“ сегодня вечером на ринге „Олимпик“».

Я напыжился при виде собственной помятой физиономии, глядящей со стен складских построек, и растаял окончательно, когда у причала меня встретила радостными возгласами большая шайка моряков.

— Вчера вечером пришвартовалось корыто Рейнольдса, — сказали они. — Мы боялись, что ты опоздаешь. Макпартленд, антрепренер «Олимпика», уже распродал все места. Каждому, кто видел твой последний бой с Рейнольдсом, просто не терпится побывать и на этом.

Я встречался с Рейнольдсом, когда последний раз гостил в Сингапуре. Пятнадцать кровавых изнурительных раундов… Бр-р!

— По городу ходят разные слухи, — продолжали матросы. — Мол, игроки делают на тебя слишком большие ставки. Но мы-то знаем, что вы с Рейнольдсом ровня. Нам известна репутация «Морячки»: любой парень из ее команды дерется честно или не дерется вообще.

— Ценю ваше доверие, — сказал я. — Пока еще я не подводил своих болельщиков.

— Знаем, Стив! — дружно заорали они и один за другим покинули пристань, а я повернулся к Граймсу и ухмыльнулся, забыв о своей досаде. Потом сказал:

— Видишь, эти ребята не судят о моих боевых качествах по тому, насколько я болтлив.

Он ничего на это не сказал. Постоял, провожая взглядом толпу, затем отвернулся, и это меня задело. Не люблю, когда со мной играют в молчанку. Но Граймсу это сошло с рук.

Мы с Биллом О'Брайеном, Муши Хансеном и Свеном Ларсеном решили заглянуть в ближайший салун, и Билл предложил Граймсу развеяться вместе с нами, но тот отрицательно покачал головой и ушел с каким-то типом. Никто из нас раньше не видел этого парня, и его физиономия не вызвала у меня интереса. Мы бросили якорь в «Американском баре» и пропустили стаканчик-другой, и тут Билл говорит: «Гляньте, к нам топает Скользкий Стин».

Я повернулся и хмуро глянул на типа, навалившегося на стойку брюхом. Он щеголял золотой цепью поверх клетчатого жилета, а сигару закусил под таким углом, что она едва не встретилась с надетой набекрень шляпой. На физиономии расплылась масляная улыбка. Он протянул мне пухлую руку с алмазами на толстых пальцах.

— Привет, Стив, старина! — жизнерадостно воскликнул он. — Как делишки?

— На черта мне твоя грязная клешня? — огрызнулся я. — И сам ты нужен мне здесь, как бубонная чума.

— Ну-ну, Стив, — успокаивающе произнес он, собираясь похлопать меня по спине, но передумал (и правильно сделал, иначе бы я затолкал сигару ему в глотку). — К чему вспоминать старое? Пусть оно быльем порастет.

— Ага, — с горечью согласился я. — Давай забудем, обнимемся, и ты воткнешь мне в спину ножик. Не далее как полгода назад, ты клялся погубить мою репутацию в Сингапуре. А почему? Всего лишь потому, что я отказался «сдать» поединок ради шайки грязных игроков, которой ты помыкаешь.

— Да я уже и забыл об этом пустяке… — начал он, но я перебил:

— Прежде чем ты забудешь о каком-нибудь пустяке, у китов вырастут крылья и они чайками воспарят над волнами. Все, вали отсюда, мне не нравится твоя свинячья морда.

— Что ж, Костиган… — Он сбил пепел с сигары. — Если ты не в настроении…

— Вот именно, — проворчал я. — Не в настроении. Выметайся, да поживей.

Пожав жирными плечами, он повернулся и свалил из бара. Какой-то субъект встретил его снаружи, и они ушли вместе.

— Не нравится мне это, — заметил Муши. — Когда Скользкий Стин дружелюбен, он прячет за спиной булыжник. И, кстати, ты знаешь, с кем он ушел? С тем же парнем, которого встретил на пристани Граймс.

— Ну, в этом нет ничего странного, — сказал я. — Ведь Граймс уже плавал в этих водах.

В эту минуту ко мне подошел китайчонок и потянул за рукав. Когда я обернулся, мальчишка сунул мне в руку записку и был таков. Развернув ее, я прочел: «Любезный Стив. Одна из моих знакомых дам хотела бы встретиться с тобой. Приходи в „Лавку Дракона“, я вас познакомлю. Твой друг».

— Что читаешь? — спросил Билл.

— Да так, ерунда, — ответил я, торопливо пряча записку в карман. — Вы, ребята, развлекайтесь пока без меня. Позже встретимся.

— А тебя куда понесло? — подозрительно осведомился Билл. — Небось, решил приударить за юбкой? Гляди, Стив…

— По-твоему, я уже не в состоянии позаботиться о себе? — раздраженно произнес я. — Не лезь в мои дела. Я буду в «Олимпике» к началу боя.

— Только не вздумай опоздать, — напомнил Билл, и я быстро вышел, сопровождаемый верным бульдогом.

Любопытно, кто этот незнакомый «друг»? Но, вообще-то, записка меня не удивила. На некоторых дам моя персона издали производит неплохое впечатление.

«Лавкой Дракона» называлась прибрежная таверна, содержал ее мой знакомый, старый китаец. Там подавали грог. Когда я вошел, китаеза закивал и жестом предложил следовать за ним в кабинет. Там сидел за столом и разливал по стаканам виски Джон Граймс.

— Привет, Костиган, — сказал он. — Присаживайся. Выйди, Ли Вун, и затвори дверь.

— Не ты ли послал записку? — сурово спросил я. — Где же дама?

— Нет никакой дамы. Я просто хотел поговорить с тобой наедине, а как это сделать, если вокруг тебя всегда толпа? Но я знал, что на свидание с женщиной ты придешь.

— Разрази тебя гром, — гневно заговорил я. — Решил выставить меня на посмешище, такой-разэтакий?!

— Не обижайся, — безмятежно перебил он. — Все в порядке, никто ничего не узнает. Сядь и давай потолкуем. Это виски. Угощайся.

Я был разозлен и озадачен, но сел за стол и осушил пододвинутый Граймсом стакан. А потом приказал не тянуть время и выкладывать, зачем он меня позвал.

— Костиган, — начал Граймс, — ты давно ждешь боя с Рейнольдсом?

— Несколько месяцев, с тех пор как мы с ним договорились встретиться, — ответил я. — В прошлый раз была ничья. А в чем дело?

— На этот бой поставлена куча денег, но что будет, если… Только предположим: один из вас не появится, и антрепренеру придется заменить боксера?

— Ребята ставят на меня и на Рейнольдса, — проворчал я. — Они снимут ставки. Но я не понимаю…

— Это все, что я хотел знать, — проговорил он, вставая. Изумленный и рассерженный, я вскочил — вернее, попытался вскочить, но в ту же секунду меня будто грот-мачтой по затылку хватило, и я мгновенно провалился в забытье.

А когда очухался, обнаружил, что влажный язык Майка вылизывает мне лицо.

С трудом поднявшись на ноги, я на основании ощущений, в том числе мерзкого привкуса во рту, пришел к выводу, что Граймс попотчевал меня наркотиком. Захотелось тут же разорвать подонка на куски, но в комнате никого не было, а дверь оказалась на запоре. Ревя, как бешеный слон, я выломал ее и ввалился в таверну с кулаками наготове. Там тоже никого не было, потому что старик Ли Вун с воплями удрал через черный ход, едва я накинулся на дверь.

С минуту вокруг меня все ходило ходуном, наконец в голове прояснилось, и я огляделся, пытаясь найти хоть какой-то ключ к разгадке этой идиотской шарады. Увидев над стойкой часы, я вдруг завопил так, что Майк подскочил от испуга.

— Боже милосердный! Я же несколько часов провалялся! Мне давно пора быть на ринге!

Я вылетел из таверны на улицу, будто хотел побить рекорд в беге на длинные дистанции, и китайцы брызнули передо мной в стороны, но никого, похоже, не удивил несущийся по улице моряк с непокрытой головой, преследуемый белым бульдогом. На Востоке всех белых считают сумасшедшими. От энергичной работы легких в мозгу окончательно рассеялся туман, и вскоре, срезав угол по боковой улочке, я очутился прямо перед «Олимпиком». Из дверей заведения потоком изливалась толпа.