Много позднее Гриша узнал, что деревянная площадка называется "кроватью". Она служит улью защитой от медведей — больших любителей меда. Мальчик пожалел тогда, что не догадался в свое время поискать следов когтей на коре дерева. Одна сторона "кровати" была поломана, в чем едва ли стоило подозревать хозяина улья. Полугнилые стенки колоды во многих местах были пробиты дятлами. Прутья, мочало и мох торчали из этих отверстий. Снизу они были едва заметны. Гриша еще не подозревал, что покинутый пчелами улей — удобный кров для любого из питомцев леса, ищущих покоя в уютном дупле. Четвероногие, начиная от куницы, белки, летяги, кончая летучими мышами, живущими колониями, многие пернатые — утки, нырки, совы, сычи, кобчики, черные и зеленые дятлы до маленьких гаичек и хохлатых синиц включительно, крупные шершни и мелкие осы - все находят себе кров в темной каморке, пропитанной запахом меда и воска, если в лесу недостаток естественных дупел. Звери, птицы и насекомые, по очереди захватывая улей, сменяются тогда в самых причудливых сочетаниях. Иной седобородый владелец рассеянных по лесам колод и бортей ^[11]только руками разведет да плюнет с досады, когда из летка улья, рискуя запутаться в его бороде, кинутся десятки "поганых" летучих мышей или вылетит, чуть не в лицо, большеглазая серая сова.

Улей для диких пчел — колода

Сосна была в три Гришиных обхвата, улей висел высоко; чтобы добраться до него, пришлось бы сильно потрудиться. Мальчик походил, походил вокруг и отправился дальше, держа на восток. Вскоре он натолкнулся на узенькую, еле заметную тропинку и, следуя ей, вышел к небольшой вырубке с пятью заросшими квадратными ямами. Видимо, здесь когда - то "жгли уголь". Мальчик решил поискать землянку и, пройдя еще несколько вырубок, натолкнулся на холмик, оказавшийся насыпью над крышей врытой в землю небольшой уютной зимницы. Жилье пустовало, Грише казалось, что все люди повымерли в этих забытых лесах. Тщательно осмотрев обстановку, он неожиданно натолкнулся на следы человека. Вблизи постройки между двух свежесрубленных, прочно вбитых рогулек было кострище, размытое дождем. Вальдшнеп, одна из самых скрытных птиц леса, что - то разыскивал здесь в земле. Глубоко запуская в нее свой длинный клюв, он оставил по всему кострищу ряды ровных дырочек, обративших на себя внимание мальчика. Гриша не мог подыскать им объяснения.

В землянке оказалось много сена; крыша, дверь и стены были в полном порядке. Других подробностей он не разобрал, так как позабыл спички, а в помещении царила темнота. Около входа лежала больша куча дров и хвороста. Зимница ^[12]обладала множеством преимуществ по сравнению со старой баней. Спугнув поблизости отсюда двух вальдшнепов, он вышел на окраину большой падины, очень похожей на осмотренную вчера. Здесь Гриша натолкнулся на столь свежие следы громадного лося, в которых смятый кукушкин лен еще не успел расправиться и поднимался на глазах, что опрометью кинулся к "банному становищу", чтобы сразу сюда вернуться.

Севка провел очень скучный день: боль в ноге мешала ему двигаться. Занимаясь стряпней, он выходил только два раза из бани, чтобы набрать воды из болотца. Здесь урчало множество лягушек; сюда же опустился неизвестно откуда взявшийся кулик - черныш. Он побегал по грязи, потом заметил мальчика и насторожился, отбежал в сторону, остановился. Покачал белым хвостиком, почесал лапкой за ухом, опять покачал хвостиком, но, решив, что, пожалуй, все - таки лучше улететь, испуганно крикнул "ки - ик - киииик" и скрылся за лесом. Яркое, белое надхвостье, резко выделяющееся между темных крыльев этого кулика, невольно бросилось в глаза наблюдателю. Оно заставило его задуматься над тем, нет ли какой - либо связи этой окраски с необычайным образом жизни черныша.

Этот кулик гнездится по берегам лесных водоемов, проводит начало лета среди деревьев, откладывает яйца в дуплах, в брошенных гнездах белок и дроздов, откуда в лапках переносит птенцов на землю. Его ближайшие родичи выводят детей на кочках, на земле, преимущественно по открытым, травянистым берегам болот. Севка хорошо знал рассказы Э. Сетона - Томпсона, доказавшего значение белой окраски хвоста для кроликов и оленей. У них — это значки, облегчающие поиски друг друга членам одной семьи и стаи. Севка был готов применить это правило и к птице, оживленно снующей в ночной темноте по берегам лесных речек. Он упускал из виду, что у многих родственных чернышу птиц, живущих открыто, окраска хвоста также светлая.

По возвращении Гриши тетеревиный суп был уничтожен, и друзья покинули старую баню, приютившую их в прошедшую ночь. Севка забыл про боль в ноге, когда узнал о свежих следах лося, и не отставал от Гриши. Дождь прекратился. Издалека послышалось бормотание тетерева, но вскоре заглохло. По охотничьим приметам вечернее токование могло обещать на завтра хорошую погоду.

День уходил, сменяясь тусклыми сумерками, в воздухе похолодало... Тонкая струйка душистого дыма от зажженного костра медленно потянулась мимо зимницы к сумрачному небу. Словно испугавшись его неприветливости, она покорно склонилась вниз и расползлась по лесу, наполнив голубой мглой все низины и промежутки среди деревьев. Начало слегка темнеть. Дрозд - деряба нерешительно просвистел несколько флейтовых отрывков песни и юркнул на ночевку в густые ветви елок. Севка наградил его эпитетом "сумасшедшего", считая, что на "такое неблаговидное поведение весны", как погода последних дней, птицы должны ответить полным прекращением песен. Гриша собирался на тягу вальдшнепов, заранее высмотрев удобное для стрельбы местечко у одной из вырубок. "Запасы мяса" исчезнут сегодня во время ужина, необходимо озаботиться их пополнением. Севка, как худший стрелок, к тому же с больной ногой, оставался за кашевара. У зимницы пылал большой костер, потрескивали дрова, летели искры. Севка считал, что испуганные светом вальдшнепы здесь не полетят. Он сидел в стороне от ружья, когда в сумерках раздалось знакомое короткое и резкое "циканье"; к нему присоединилось хриплое, более слабое "хорканье" - нечто вроде "пси - квооог - квооог - псии". Темный силуэт вальдшнепа с красиво опущенным носом быстро проплыл прямо над костром, почти касаясь вершин деревьев. Справа опять донеслось похожее на писк дрозда, далеко слышное циканье, приблизилось, сменилось глухим гортанным хорканьем, и второй вальдшнеп протянул тоже над зимницей. Кашевар не вытерпел, схватился за ружье, взвел курки и встал у костра в ожидании. Ага, летит! "Псии - псии...хооог - хооог - псии" - ближе и ближе раздаетс хорканье. Вот он, весь распушившись, приподняв перья, отчего кажется гораздо большим, чем есть на самом деле, потянул прямо на огонь, то скрываясь, то появляясь из - за вершин. Он летит трепеща - весь воплощение зрения и слуха; следит за темнотой плывущего внизу леса, ждет, что нежный голос самки позовет его к земле.

Кулик - черныш

"Хооооооо" — тяжело охнул выстрел, мигнула полоска огня, эхо грубо разбудило лес. Срезанные свинцом кусочки веток брызнули по воздуху, судорожно взмахивая растрепанным крылом, жалкий камушек - вальдшнеп повалился вниз, ударяясь о ветви. Пестренькое перышко и мелкие пушинки долго кружились в воздухе, не зная, куда опуститься. Пахучее облако порохового дыма медленно льнуло к земле и поредело, повиснув на пнях и хворосте. Дважды выстрелил Гриша, видимо, и мимо него летели вальдшнепы.

Севка шуршал листьями и, наклонившись к земле, уже несколько минут безуспешно разыскивал птицу, как вдруг около ног услышал какой - то странный сдавленный звук. Вальдшнеп сидел у пенька под сухими папоротниками. Он приподнял и веером распустил хвост, свесил крыло, полураскрыл клюв; его большие прекрасные глаза смотрели вперед, но, кажется, ничего уже не видели. Странное всхлипывание, совсем непохожее на голос птицы, было сдавленным стоном, исходившим откуда - то из ее груди, быть может, залитой кровью. Этого еще недоставало! Севку терзали тайные угрызения совести каждый раз, когда приходилось поднимать еще теплую, но уже неподвижную птицу. А добивать подранков для него, начинающего стрелка и страстного любителя птиц, было тяжелым испытанием, самой, пожалуй, темной стороной увлекательного охотничьего спорта.