Хабаров, десять дней тому назад отморозивший себе палец, ушел в поселок и до сих пор не вернулся. Нехватка одного пастуха в период кочевок ощущалась очень остро, поэтому пастухи ожидали Хабарова с нетерпением. А тут еще некстати появился на свет первый теленок.

Начало отела — радостное для пастухов событие, но в этот раз им было не до восторгов — до Варганчика еще три кочевки, все телята, родившиеся во время кочевок, погибнут. Но главная беда впереди. Каюры, приезжавшие к пастухам месяц тому назад, сообщили, что осенью во время ледостава штормовые ветры нагромоздили в лимане огромные торосы, сквозь которые не только оленю, но и человеку трудно пройти. Коль начнут стельные важенки по этим торосам прыгать — многих потом телят не досчитаешься. Конечно, пастухи сами виноваты в том, что вовремя не перегнали стадо к месту отела, что поздно начали кочевать, но от сознания вины дело не поправится, надо искать выход. Посовещавшись, пастухи решили предложить правлению колхоза изменить утвержденный маршрут стада и провести отел в Малкачанской тундре.

Утром, едва лишь посветлело на востоке небо, Шумков разбудил Николку:

— Чего так долго спишь, брат? Вставай, дело срочное.

Николка, вскочив на ноги, начал торопливо одеваться.

Улита уже растопила печь и хлопотала в своем углу над мисками и кастрюлями. Пастухи только что проснулись, но лежали еще в кукулях, позевывая, почесываясь.

Залаяли собаки — пришел Костя с дежурства. В эту ночь он дежурил один, без Николки, а Николку еще с вечера пастухи решили послать в поселок с запиской к председателю.

Наскоро попив чаю, сунув за пазуху половину лепешки и кусок вареного мяса, Николка вышел из палатки. Следом вышел и Шумков, подал вчетверо сложенную записку.

— Через речку переходи осторожней, палкой перед собой щупай. Речка сейчас в подпаринах, особенно около берега остерегайся. По насту за два часа добежишь, часок в поселке пробудешь, два часа на обратный путь. В общем, брат, к обеду ждем тебя. Если здесь нас не застанешь, беги по следу — мы к устью Малкачана откочуем. Да узнай про Хабарова.

Наст был крепкий, лыжи-голицы легко по нему скользили. Николка набирал скорость, сильно отталкиваясь палками. Легкий морозец приятно холодил щеки. Шорох лыж по насту разносился далеко окрест. Темная каемка леса, к которой он бежал, медленно, но неуклонно приближалась.

В поселок добежал за полтора часа. Здесь еще только-только просыпались, кое-где над печными трубами струились дымки. Около одного из домов Николка увидел человека и, боясь, что он уйдет, заспешил к нему.

— Здравствуйте! — поздоровался Николка издали. — Вы не скажете, где живет председатель Иванова?

Мужчина в очках, интеллигентного вида, ответив на приветствие, посмотрел на Николку с удивлением, наконец указал на противоположный дом:

— Наталья Петровна живет в этом доме, но только сейчас ее нет дома — она улетела вчера в Магадан…

— Как улетела?! — изумленно воскликнул Николка, чувствуя, что у него внутри будто что-то оборвалось.

— В самолете, — с улыбкой сказал мужчина, но, увидя на лице у Николки выражение крайней растерянности, поспешил успокоить: — А вы к ее заместителю обратитесь, к Иннокентию Степановичу Беляеву. Он вон в том доме живет, напротив колодца, видите?

— Спасибо! — обрадовался Николка и быстро пошел к знакомому дому.

Вероятно, он постучал в дверь излишне торопливо и громко — маленькая изящная женщина, похожая на красивую японку, открыв дверь, испуганно спросила:

— Что случилось? Кто вы такой?

— Ничего не случилось, — смутился Николка. — Я из третьего стада пришел, письмо принес Ивановой, ее нет, а дело срочное…

Женщина пригласила Николку в комнату. Он несмело переступил порог, в нерешительности остановился перед крашенным до блеска полом. Белые занавески на окнах, цветные половики на полу, яркие аляпистые вышивки на стенах, часы-ходики с кукушкой и даже обыкновенный стол, накрытый пестрой, протертой на углах клеенкой, — все это показалось Николке царской роскошью по сравнению с тем, к чему он уже привык.

Беляев, разбуженный шумом, торопливо и потому небрежно одетый, с заспанным, оплывшим лицом, посмотрел на Николку с тревогой:

— А-а, Родников, здравствуй, ты откуда?.. Что случилось?

— Письмо вот принес от Шумкова. — Николка протянул Беляеву записку.

Читая записку, Беляев хмурился, недовольно покачивал головой. Дочитав ее, сердито сказал:

— Ты вот что, паря, передай Шумкову — пусть он не мудрит. Умник какой нашелся! Маршрут утвержден правлением колхоза, и изменять его не вижу необходимости… Надо было раньше начинать кочевку. Через три дня чтоб были на Варганчике, и никаких гвоздей!

— Это не один Шумков, это вся бригада решила, — возразил Николка. — На лимане очень большие торосы, важенкам прыгать сейчас нельзя…

— Еще один грамотей… — Беляев удивленно посмотрел на жену, как бы приглашая ее в свидетели. — Ты, паря, еще не дорос учить старших, как-нибудь разберемся… Подожди, я ему сейчас напишу! — И Беляев принялся писать на тетрадном листке ответное письмо Шумкову, приговаривая: — Ишь какие умники, им захотелось, они решили…

Хозяйка принялась торопливо выставлять на стол хлеб, жареную рыбу в тарелке, сливочное масло, сахар, початую банку сгущенного молока. Она ставила что-то еще, но Николкин взгляд был прикован к булке белого хлеба. Только теперь он почувствовал, как сильно соскучился по настоящему белому хлебушку… Николка проглотил слюну, отвел глаза от хлеба. «Раскричался тут — «умники, умники»… Сам умник!..»

— Вот тебе, паря, записка, — прервал Беляев его мысли. — Передашь лично Шумкову — пусть не мудрит и выполняет решения правления колхоза, как положено.

Николка молча взял записку и круто повернулся к двери.

— Стой! Куда ты? Позавтракай!

— Спасибо, я уже позавтракал!

Пастухов он застал еще на стоянке.

Прочтя записку и выслушав Николку, Шумков удрученно развел руками:

— Не разрешают менять маршрут. Будем кочевать на Варганчик.

— Окси! Какой дрян, эти Беляев! Суксем иво понимай ничиво нету! — с досадой сказал Аханя, брезгливо морщась.

— Жаль, что Натальи не было, она бы наверняка разрешила, — убежденно сказал Фока Степанович. — Может, плюнем на Беляева? Иванова приедет — оправдает нас.

— Нет, нет! Ты чего, брат? — испуганно замотал головой Шумков. — За такое самовольство влетит нам, а мне в первую очередь. Нет уж, покочуем лучше на Варганчик, — и, как бы отметая все дальнейшие разговоры на эту тему, он повернулся к Николке: — Ну, а про Хабарова что ты узнал?

Этот вопрос застал Николку врасплох, он даже похолодел от сознания вины. «Какой же идиот я!» — мысленно выругал себя Николка и, виновато опустив голову, краснея до корней волос, подавленно сказал:

— Вот, черт… забыл я об этом спросить. Этот Беляев все мне перебил…

— Ну ладно, брат, не переживай, в записке я спрашивал и про Хабарова, но Беляев о нем забыл ответить, значит, жив Хабаров — это главное. Молодец, что быстро прибежал, поможешь Косте, а то одному ему тяжело со стадом управляться.

Каюры не обманули пастухов: лиман действительно густо ощетинился торосами, они лежали и торчали повсюду хаотически, словно обломки до основания разрушенного мраморного города.

Третьего мая к палаткам подкатили две собачьи упряжки. Пастухи вышли встречать гостей. Впереди, широко улыбаясь, согнувшись под тяжестью рюкзака, шел Николай Хабаров, следом, оглядываясь на каюров, шла Иванова, Николка первым увидел, что у Хабарова нет большого пальца.

— Тебе отрезали палец?! — со страхом спросил Николка.

— А на что он мне, тезка, палец этот? — искренне рассмеялся Хабаров. — Лишний он был — вот и отрезали. Ха-ха-ха! Не дрейфь, тезка, была бы голова на плечах цела! — Глаза у Хабарова маслено блестели, весь вид его выражал бесшабашность.

Здороваясь с Николкой, Иванова удивленно подняла брови:

— Господи! А ты все растешь… Ну, не узнать уж, прямо мужик настоящий.