— Вся эта ересь от книжек, начитался, понимаешь, всякой чепухи. Ты книжки эти — брось! Лучше в свободное время маутом потренируйся. А то книжек полную мунгурку набрал — груз лишний, свечи жгешь…

— Ты, Васька, сам это брось! — резко одернул бригадира Фока Степанович. Пастухи осуждающе смотрели на Шумкова.

— Да вы чего, братцы? — притворно удивился Шумков. — Свечек мне, что ли, жалко? Глаза его жалею — пусть читает сколько хочет, но глаза ведь испортит…

Николка обиженно притих, забрался в угол палатки, вспомнился ему отчим… Не однажды у Николая появлялось нестерпимое желание выбросить камень. Но всякий раз он вспоминал Костины ноги. И, стиснув зубы, обливаясь потом, упрямо продолжал носить свой нелепый груз. Заметив его упорство, пастухи стали посматривать на него с некоторым уважением.

— С характером парень! — говорили они друг другу одобрительно. — Настырный — может, и добьется своего.

На новом пастбище олени быстро окрепли и уже не стояли подолгу на одном месте, как в первые дни, а, разбившись на малые группы, разбегались за одну ночь по всем окрестным отрожкам.

— Вот попробуй не походи к ним неделю, — говорил Костя Николке, — все стадо разбежится — за год не соберешь. Когда снег глубокий — они в кучу лезут, а как помельче — разбредаются. Такие черти. — Последние слова Костя, как показалось Николке, произнес ласково.

Несмотря на то что ежедневные походы по крутым сопкам отнимали много сил, пастухи были довольны. Осматривая оленей, Аханя удовлетворенно восклицал: «Окси! Какой жирный олешки! Хокан ая!» — и улыбался широко, показывая желтые неровные зубы. Лицо его, усыпанное мелкими капельками пота, которые на солнце серебрились, словно бы расцветало.

Больше недели сидели пастухи без мяса, ели юколу и строганину из мальмы. Рыба — пища легкая, легко от нее животу, тяжело ногам — не тянут ноги в сопку. Но Аханя не разрешал забить оленя.

— Рано еще олешек трогать, не нагуляли олешки жира, а без жира какое мясо? Давайте лучше на баранов поохотимся.

Все сопки вокруг были испещрены бараньими следами. Много раз видели пастухи и Самих животных, но, занятые работой не имели возможности охотиться. Поэтому, когда пастухи сообщили Николке о предстоящей охоте, он чрезвычайно обрадовался и весь вечер возбужденно расспрашивал пастухов об этих загадочных для него баранах. Выяснилось, что у них великолепное зрение и удивительная фотографическая память. За полкилометра баран способен увидеть рукавицу. А если в том месте, где обитает баран, положить новый камень или воткнуть палку, баран тотчас отличит новый предмет и будет долго смотреть на него. Баранье мясо вкусней оленьего. Баранья шкура теплей и легче оленьей. Из бараньего рога делают набалдашники для маута. Но убить барана, не умеючи, трудно. Заметив опасность, животные застывают точно камни и могут стоять неподвижно и полчаса, и час до той поры, пока не начнешь приближаться к ним или не исчезнешь из их поля зрения. В обоих случаях бараны тотчас же срываются и убегают по своим тропам.

На охоту решили выйти затемно, с тем чтобы рассвет застал их уже на хребте. В это время бараны выходят кормиться из глухих каменистых распадков и их легче обнаружить. Днем же они лежат неподвижно среди камней или на вершине гольца, куда трудно подойти незаметно.

Всю ночь Николка почти не смыкал глаз, то и дело высовывал из кукуля голову. Луна стояла еще высоко, матовый свет ее проникал сквозь тонкий брезент, но Николке казалось, что уже утро и пора вставать, и он тормошил Аханю. Старик высовывал из-под мехового одеяла руку, чиркал спичкой, смотрел на часы, недовольно бурчал:

— Чиво твоя не спи? Тыри часы только. Спи!

Когда он разбудил Аханю в третий раз, старик, не выдержав, отстегнул часы и бросил ему на постель. Было половина четвертого. В шесть часов Николка затопил печь.

Рассвет застал охотников в гольцах.

Выбрав господствующую высоту, охотники долго осматривали через бинокли ближайшие отроги и вершины распадков. Первым увидел баранов Фока Степанович. Насмотревшись на животных вдоволь, он передал бинокль нетерпеливо стоящему возле него Николке.

— На, посмотри баранов, — и он указал рукой направление.

Сколько ни вглядывался Николка, но, кроме продолговатых камней, лежащих в вершине распадка, ничего не видел.

— Нету там баранов, камни какие-то лежат.

Пастухи заулыбались.

— А ты внимательней приглядись, — посоветовал Костя. — Наведи бинокль на камень и смотри на него, может, у камня рога вырастут.

Николка стал смотреть на камень и тотчас различил рога. Вот камень пошевелился. Да ведь это не камни, а стадо баранов! Вон отдельно на бугорке стоит, должно быть, вожак. Он застыл точно каменное изваяние, его огромные рога закручены спиралью. Хотя до баранов было далеко, Николка почувствовал такое волнение, словно животные стояли рядом.

Коротко посовещавшись, охотники решили сделать так: Аханя, Костя и Шумков, обойдя баранов, сделают засаду на их тропах, а Николка с Фокой Степановичем, выждав время, начнут подкрадываться к зверям и, если не смогут подойти к ним на расстояние выстрела, то наверняка спугнут их на стрелков. Николке очень хотелось пойти в засаду, но он не посмел высказать свое желание вслух.

Ждать пришлось больше часа. Наконец Фока Степанович удовлетворенно сказал:

— Теперь и нам пора, — и, спрятав бинокль в футляр, он пошел в противоположную от баранов сторону.

Николку это удивило, но он промолчал.

Они долго шли вниз по крутому распадку, потом пробирались среди скальных нагромождений, вышли на голый заснеженный склон, быстро пробежали по нему, низко пригнувшись, и наконец очутились на вершине отрога. Тут Фока Степанович, обернувшись к Николке, тихо предупредил:

— Смотри не стреляй без моей команды. А когда разрешу — в лоб не бей, твоя мелкашка лоб не пробьет. Стреляй под лопатку. Бараны где-то внизу. Смотри, чтобы камни под ногой не стучали…

Метров сто охотники шли почти на цыпочках, то и дело останавливаясь, прислушиваясь и озираясь. Но вот Фока Степанович, выглянув из-за камня, предостерегающе поднял руку, присел. Не торопясь вынул из нагрудного кармана круглые очки, надел их и осторожно, выставив из-за камня дуло карабина, стал целиться. Николка решительно подскочил к камню, но в этот момент оглушительно треснул выстрел, затем второй, третий, четвертый… Фока Степанович стрелял быстро, но хладнокровно. Три барана судорожно бились на снегу. Некоторые пули, не достигнув цели, взбивали фонтанчики снега или, ударившись о камень, пронзительно взвизгнув, улетали прочь. Но бараны продолжали стоять. Одни недоуменно посматривали на вожака, другие как ни в чем не бывало продолжали тыкаться мордами в снег, поедая ягель.

Николка, забыв про свою малокалиберку, как завороженный смотрел на баранов, невольно вздрагивая от каждого выстрела.

— Чего рот разинул? — сердито прикрикнул Фока Степанович. — Добивай раненых!

И только теперь, наверно услышав крик человека, бараны мгновенно сбежались в тесный табунок, затем, вытянувшись вереницей, стремительно помчались вверх и вскоре скрылись за хребтом. Один раненый баран попытался ускакать вниз, но Николка торопливо выстрелил в него и, к своему удивлению, срезал его наповал.

— Молодец, Николка! — похвалил Фока Степанович. — Ловко стреляешь… — Но два гулких выстрела, раздавшихся из-за хребта, заглушили его слова. — Ну вот, убили пятого.

— А может, промахнулись? — возразил Николка.

— Убили, убили, — настойчиво повторил Фока Степанович. — По звуку слышно, что убили: звук глухой, как в тесто пуля шлепнулась.

Минут через двадцать появились охотники, они тащили волоком на мауте барана.

— Окси! Сколько баран убили! — удивился Аханя и, обернувшись к Николке, с улыбкой спросил: — Тибе тоже стреляли, да?

— Подранка добивал, — смущенно пробормотал Николка.

— Окси! Маладец! — похвалил старик.

— Девять патронов истратил, — сообщил Фока Степанович. — Все верхом да верхом пули летят, я уж и так под самый обрез мушку брал.