— Пиль, — негромко произнес Андрей и подбросил балобана вверх. Собака рванулась вперед, а из-под кустика взлетела и понеслась над полем маленькая плотная буроватая птичка.

Сокол стал набирать высоту для атаки. Но перепелка уже упала в желтую траву. Балобан сделал круг и опустился на перчатку Андрея.

— Бывает, — утешил Андрей сокола. — Первый блин комом. Пошли дальше. Ванда, ищи! — крикнул он собаке. И Ванда снова стала прочесывать поле и вскоре так же картинно замерла.

— Пробуй еще, — предложил балобану Андрей, подходя к Ванде и снова подбрасывая сокола в воздух.

На этот раз из травы, громко крича «зип-зип-зип...», вылетела птица — такая же бурая, но покрупнее и с красноватым хвостом.

Раздосадованный первой неудачей (а также тем, что не кормили со вчерашнего дня) сокол резво стартовал, стремительно набрал высоту, а затем опрокинулся вперед и начал отвесно падать на добычу. Скорость пикирующего балобана была такой, что его самого не было видно, — только неясная тень со свистом рассекла воздух.

Куропатка вильнула было в сторону, но упражнения с вабилом дали о себе знать. На сгибах сложенных крыльев балобана отошли в стороны два жестких округлых пера, управлявшие его полетом-падением, а когда жертва была совсем рядом, сокол раскрыл крылья и хвост, затормозил и, лапой вцепившись ей в бок, сел в желтую траву.

Он раскрыл крылья, укусил птицу в затылок, и она перестала биться.

Сзади него послышались шаги. Сокол обернулся, — к нему бежала Ванда.

— Ванда, рядом, — услышал сокол голос Андрея. — Пусть поест. Он заслужил. Это его первая настоящая добыча.

Андрей не торопился надевать клобучок на голову балобана. Он осторожно погладил грудь птицы, снял прилипшее к клюву перышко, а затем произнес:

— С первым полем тебя, с первой добычей. Надеюсь, — она не последняя. Вот теперь ты и имя заслужил. Раз балобаны — восточные птицы, то и имя у тебя должно быть восточное. Давай назовем тебя Каратом. Короткое, громкое и звучное. Мне нравится. И ты привыкнешь.

После этого Андрей надел на голову Карату клобучок, спрятал недоеденную куропатку в сумку и пошел к машине.

Полмесяца они втроем — Андрей, Ванда и Карат, выезжали на машине на охоту — в поля, в поймы рек, на опушки лесов.

На полях Ванда поднимала перепелок и куропаток. Молодые и глупые старались улететь от Карата. Тогда он успевал набрать высоту и на скорости в падении «срезать» жертву. Старые куропатки, увидев летящего сокола, камнем падали в траву. Тогда Андрей звал Карата на перчатку и снова пускал вперед Ванду, чтобы та нашла затаившуюся птицу. Таких матерых птиц Карату удавалось взять только после третьей-четвертой попытки. А иногда не удавалось вовсе.

Со стариц собака поднимала уток. Карат, правда, смог сбить только одну, которая, как и неопытная перепелка, понадеялась на силу своих крыльев. Карату пришлось забираться высоко вверх и, только падая оттуда, он сумел где-то далеко над полем поймать чирка.

Андрея не было долго, и он съел почти половину утки. В этот день балобана больше не кормили, а к вечеру повесили на основание хвостового пера крошечный легкий радиопередатчик.

Через неделю этот прибор помог Андрею найти улетевшего сокола.

День был неудачным. Уток на старицах не было, зато с берега поднялась серая цапля. Андрей пустил Карата. Цапля хрипло заорала и полетела прочь. Она сильно уступала балобану в скорости, и тот, даже не набирая высоты, легко нагнал ее. Но атаковать такую громадину не решился и, сделав над ней несколько кругов, вернулся к недовольному Андрею. Они пошли дальше.

Из зарослей крапивы вылетел белый лунь. Полет его был неспешным, и Карат решил, что он будет легкой добычей. Балобан набрал высоту, а затем спикировал на луня. Но этот пернатый хищник отличался отменным хладнокровием и необычайной маневренностью. Лунь легко, каким-то неуловимо-изящным движением крыльев, не ускоряя полета, ушел от Карата. Тот снова набрал высоту и снова атаковал, а лунь так же легко вновь обманул его. И Карат вновь сел на перчатку сокольника.

С мокрого луга мягко взлетела рыжая круглоголовая сова, и Карат погнался за ней. Когда сокол был всего в метре от нее, летящая сова повернулась боком так, что ее крылья вытянулись в одну вертикальную линию; и Карат промахнулся. Он делал один заход за другим, — но опытная сова снова и снова повторяла свой маневр, а Карат все гнался за ней.

Когда, наконец, Карат потерял к сове интерес, то обнаружил, что заблудился. Он немного полетал кругами, а потом снизился и сел на стоящий в поле столб.

Место было незнакомое. Не было видно ни Андрея, ни Ванды, ни машины.

Под ним расстилалось скошенное поле. Вдалеке виднелась деревня, на окраине которой паслись три коровы. И Карат от нечего делать принялся их рассматривать, не обращая внимания на мелких птичек, которые, тревожно пища, вились вокруг него.

Созерцанию коров Карат предавался около часа. Потом к коровам подъехала машина, показавшаяся Карату знакомой. Потом из машины вылез человек, который тоже показался Карату знакомым.

И когда человек надел на левую руку знакомую синюю перчатку с широким раструбом, а правой начал крутить над головой черное вабило с хорошо видимым желтым цыпленком и звать сокола знакомым голосом, Карат, позвякивая бубенцами, радостно полетел к Андрею.

Больше Андрей с Каратом не охотился. Однако занятия с балобаном не прекращались. Каждый день его заставляли летать за вабилом, иногда напускали на сизарей. Кроме того, его обучали различным трюкам, — из Карата готовили циркового артиста.

Тем временем другие сокола-балобаны — соседи Карата по питомнику — постепенно исчезали. Однажды трех ровесников Карата, тех, кто жили в огромной «кастрюле», Андрей выпустил на свободу прямо из вольеры. Двое улетели сразу, а третий с неделю держался в окрестностях, воруя цыплят у сидящих на присадах птиц. После этого Андрей стал на машине увозить балобанов подальше и выпускал их где-нибудь в далеком поле.

За другими соколами приезжали люди. Они выбирали птиц, а потом долго беседовали с Андреем. Затем уезжали. Иногда ничего не купив, но чаще — с приглянувшимся соколом.

Карат слышал, как во время таких бесед приезжие упоминали и его имя. Андрей при этом всегда отрицательно качал головой, и Карат оставался в питомнике.

Раз в неделю появлялись экскурсанты. Они ходили по питомнику, рассматривали сов, орлов, ястребов и соколов, а потом шли к «летному» полю, где Карат демонстрировал все то, чему его обучили. Балобан летал за кружившимся вокруг Андрея вабилом, фотографировался с желающими, «целовал» дам в щечку, разворачивал фантики на конфетах, пролетал сквозь обруч, а на прощанье ловил либо живого голубя, — если это была «взрослая» экскурсия, либо подброшенную вверх игрушку — фиолетового плюшевого бегемота, — если зрителями были дети.

Одно из таких выступлений стало последним, а точнее предпоследним в недолгой жизни Карата. В тот день, когда он, ловко поймав воздухе подброшенную игрушку, понес «добычу» на крышу сарая (обычно он там съедал маленький кусочек цыпленка, прикрепленного к бегемоту), из кроны дуба неожиданно вылетел огромный ястреб и устремился к балобану.

Сокол, оставив игрушку, взвился вверх. Тетеревятник долго преследовал его, но затем отстал. А перепуганный Карат продолжал набирать высоту под восторженные крики школьников.

Андрей, прикреплявший передатчик к хвосту Карата только на время охоты, надеялся, что тот вернется.

Но балобан не вернулся.

Андрей целую неделю колесил на своей «Ниве» по дорогам области, тщетно выходил на поля, раскручивая над головой вабило.

И Карат целую неделю летал в окрестностях родного питомника, присаживаясь на столбы, ожидая, когда же появится Хозяин и поманит его. Но с Андреем они так и не встретились.