— Твоего училища, — усмехнулся в ответ его премудрие.

— Я бы на вашем месте ему поверил, Шихабуддин-ага, — положа руку на сердце, доверительно прошептал Селим. — Видели бы вы, что он сделал с замком ассасинов…

— Олаф, пусти, пожалуйста, — проговорил Иванушка и протянул руку ибн Шарифу, помогая подняться. — Мы просим вашего прощения, премудрый Шихабуддин-ага, что заявились к вам вот так…

— Если бы вы нас не заперли, мы бы заявились к вам совершено по-иному, — поддержал его Кириан.

— А если бы ответили на наш вопрос сразу, то и заявляться бы не стали, — сурово сообщил Олаф. — Ночью нормальные люди спать должны, а не по крышам ползать, и не гостей волшбой поджаривать.

— А, кстати, интересный способ отучивать летающих тварей гадить на подоконник, — задумчиво почесала подбородок Серафима. — Вам не кажется?

— Послушайте, что вам от меня надо? — упер руки в бока и набычился хозяин апартаментов.

— Узнать, как можно изгнать кооба из человека, — без обиняков и прелюдий честно проговорил Иван. — Пожалуйста. Нам очень нужно это знать. Дело государственной важности.

— Вашего государства, кстати, — укоризненно глянула на пасмурно взирающего на них старика Эссельте.

— Я. Ничего. Не знаю. Ни про каких. Кообов, — злобно зыркнул карими до черноты глазами на визитеров директор, словно это по их вине во главе самого большого калифата Сулеймании стоял теперь правитель не людей, а элементэлов. — И знать. Не желаю. А теперь, если вопросов ко мне у вас больше нет…

Первым увидел черное щупальце, осторожно просочившееся в открытое окно, Иван.

Иссиня-чернильное, матово поблескивающее в скудном свете ночного неба, толщиной с руку Олафа, стеснительно и тихо скользнуло оно по подоконнику и проворной смоляной рекой потекло по воздуху к Шихабуддину.

Свистнул синей молнией меч Ивана, рассекая странную жуть…

И безвредно впился в пол.

Щупальце продолжило свой путь, будто вокруг не было больше ни единой живой души.

Словно охотящаяся змея, ловко обогнуло оно массивную фигуру отряга, обошло не замечающего его Селима, перескочило над присевшей от страха Яфьей, шмыгнуло мимо Агафона, и черной стрелой устремилось к застигнутому врасплох директору.

И не успел тот и охнуть, как черная тварь обвилась вокруг его шеи и стала на глазах набухать, разрастаться и затягиваться всё туже, словно чудовищная живая петля.

Олаф попытался схватить ее, но пальцы его, способные размотать и завязать бантиком любого удава, прошли через нее будто сквозь воздух.

— Это проклятие!.. — ахнул Абуджалиль, и беспомощно прижал задрожавшие руки к груди. — Но я не знаю, что делать, не знаю!..

— К-кабуча… — рявкнул Агафон, метнулся вперед, назад, снова вперед, схватил задыхающегося на глазах Шихабуддина за плечи, и все трое, вместе с наливающейся силой и мощью смоляной змеей, вмиг окутались золотистым коконом.

Выкрикнул ли он одновременно что-то сквозь стиснутые зубы, или Ивану показалось?..

— Окно… закрой окно…

— Окно!.. — кинулся лукоморец выполнять поручение, отчаянно не понимая, как может такое простое действие помешать монстру, которого не берет ни меч, ни руки.

Но, ко всеобщему изумлению, стоило створкам сомкнуться, как щупальце дернулось, словно настоящая змея, которой прищемили хвост, и перестало расти.

Но и хватки своей не ослабило.

Быстро теряющий силы и сознание старый волшебник закатил глаза, захрипел и повалился на ковер, его премудрие рядом, змея сверху, не разжимая смертельных объятий…

И тут руки Агафона засветились красным.

Багряное сияние вспыхнуло сначала на пальцах, потом неохотно перешло на кисти, медленно стало подниматься до локтя, словно запруженный ручей…

Лицо мага исказилось, будто от крайней степени напряжения или боли, и друзья его в бессильном сочувствии склонились над опутанными плотоядно пульсирующей черной тварью, словно лианой, человеческими фигурами, почти неразличимыми теперь за плотным золотым коконом.

Ибн Шариф перестал сопротивляться и обмяк.

Гости ахнули.

Щупальце торжествующе дернулось, словно желая одним последним усилием решить затянувшуюся борьбу…

Яростный вопль Агафона разорвал воцарившуюся в комнате набрякшую ужасом тишину, и алое с его рук потекло внезапно, словно кровавый ручей вливаясь в извивающееся чернильное тело змеи. Матовый блеск вороненой стали нежданно и стремительно стал превращаться в тусклый отсвет чего-то омерзительного, тошнотворного и неизлечимо больного.

Несколько секунд было непонятно, что происходит, и не угрожает ли теперь еще и их чародею непобедимая черная смерть, но неожиданно красная краска уже не ручейком — рекой хлынула по гладкому телу чудовища, и оно на глазах стало сдуваться, словно проколотая шина, превращаясь из единой литой мышцы сначала в подобие выжатой портьеры, а через несколько мгновений — в дальнего родича бельевой веревки.

— Окно… открой… — из последних сил приподнялся и просипел Агафон, и Селим, Иван, Олаф и Сенька наперегонки бросились выполнять распоряжение.

Окно было не открыто — оно было выбито рьяным напором пятерых, и стремительная алая струя противодействующего заклинания понеслась по застигнутому врасплох черному руслу в ночь.

Через полминуты откуда-то из мрака донесся самый душераздирающий вопль, какой только звучал над древними стенами училища.

Эссельте и Яфья вздрогнули, присели, зажмурились, зажали ладонями уши…

Через несколько секунд крик оборвался — так же внезапно, как и начался, и почти сразу же повсюду замелькали огоньки светильников в окнах, забегали по двору люди с факелами и волшебными огнями…

Агафон упал на ковер без движения. Золотистое облако вокруг них со стариком рассеялось, рассыпавшись на желтую пыль и растаяв в воздухе.

От удушающего проклятия не оставалось и следа.

Полчаса спустя усилиями Яфьи (Как оказалось к счастью старого и молодого мага и к удивлению остальных путешественников — потомственной знахарки) пострадавшие были приведены в сознание, напоены горячим отваром из весьма кстати оказавшихся в аптечке директора трав, кореньев и прочих компонентов, по которым можно было изучать минералогию и животный мир Сулеймании и бережно уложены на горку отборных мягких подушек — творение Абуджалиля.

В двери за это время пару раз постучали, докладывая о том, что завхоз училища многомудрый и высокохозяйственный Афдал ибн Вали был найден у себя в кабинете мертвым, но Кириан, неожиданно, но предполагаемо проявив способности пародиста, голосом ибн Шарифа посоветовал убираться на выбор ко всем ифритам или к завучу до утра, и обескураженные посетители отстали.

— Значит… это тебе я обязан жизнью?.. — директор попытался приподняться, повернул голову, охнул, схватился за шею — сплошной лиловый синяк к этому времени — и скосил глаза на беспомощно заворочавшегося на своей постели Агафона.

— Н-ну… если других претендентов на этот титул нет… — не слишком уверенно пробормотал его премудрие.

— Потрясающе… ты обратил удушающее проклятие… на его автора… — бессильно откинулся на подушки ибн Шариф. — Это… невозможно…

— Хорошо, что я этого не знал… — покривил губы в усмешке его молодой коллега.

— …И теперь я твой должник… — тихим осиплым голосом договорил старик. — Что ты хочешь, я спрашивать… даже не буду… потому что вы… говорили уже…

Он сделал паузу, словно набираясь сил или храбрости выговорить следующее слово.

— Кооб.

— Да, Шихабуддин-ага, — почтительно, но упрямо склонил голову Иван. — Это очень-очень важно. Для нас, и для вас…

Когда рассказ о злоключениях отряда и беде калифа был закончен, некоторое время ибн Шариф лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и гости его даже стали подумывать, что он уснул…

Но вдруг веки старика дрогнули, затуманенные глаза приоткрылись, и он заговорил — чуть слышно, медленно и сбивчиво — но заговорил.

— Эта история началась… давным-давно… наверное… девятьсот лет… назад…