Не зря я не хотела в нее входить в первый день приезда, а на второй меня просто не пустили - было же восьмое марта.... В глаза бросилось грязное ведро с многочисленными слоями грязи оставленной еще до революции, после нее и уже по всем историческим весям далее. Оно было забито доверху и через край и видимо уже начало источать не детские запахи. Точно такой же был низ раковины, под которой стояло ведро. Посуда заполнила раковину с оббитой и стершейся эмалью доверху и скорее всего, она была последней в этом доме. Точно в таком же состоянии были все близлежащие столы, плита и так далее. Стены были обклеены чем-то темным и непривлекательным. А что я хотела? Ведь не могло все и вправду быть плодом скатерти самобранки. Все волшебным образом откуда-то появлялось в гостиной и после использования куда-то исчезало. Да, разгрести этот бардак даже не представлялось возможным с моей точки зрения за эти дни, тем более Андрей меня практически не оставлял одну ни на секунду, боясь либо потерять имеющуюся связь, либо еще чего-то неведомого мне. Он невозмутимо стоял левым боком к окну и, продолжая жарить мясо, обернулся с улыбкой мне в ответ. Я тихо подошла к нему сзади, привстала на цыпочки, прислонилась всем телом, положив свою голову ему на спину, обхватила руками, скрестив их на его солнечном сплетении. Он прижал мои руки своей ладонью и замер. Я тихо дышала ему в такт и смотрела в окно ничего не видящими глазами, даже не понимая, что происходит со мной, тихо наслаждаясь приятным спокойствием рядом с ним. Мы долго так стояли, пока мясо не приготовилось совсем и он, не начал добавлять сверху картошку, приправляя словами:
- Ты знаешь, мне кажется, я сейчас почувствовал, как в тебе меняется что-то в отношениях ко мне.
Я промолчала, потому что не знала что ответить. Я не понимала, прав он был или нет. Я не могла разобраться в себе, в том, что происходило, и почему мне было так комфортно и спокойно рядом с ним, почему нравилось его прокладывание маршрута, и приятно было быть ведомой. И почему я не держала обиды на то, что не сдержались обещания отправить меня домой на день позже и показать Питер, купить взамен увядшей другую розу, сводить в любой понравившийся театр или музей на выбор или просто побродить по городу.... Ничего этого я тогда не знала....
За обедом есть как-то не хотелось, поэтому я легко отказалась от отбивной в пользу Андрея и переложила ему большую часть картошки, хотя он и сопротивлялся. После начались сборы и я, собирая вещи спросила:
- А что у тебя висит на стене над письменным столом в той комнате, где мы спали?
- Как, ты не узнала, это же кот, мордочка кота из оленьего меха на шнурке. Тебе она понравилась?
Я дипломатично промолчала, поражаясь еще раз тому, как авторы некоторых работ могут неправдоподобно передавать реальность в своих работах, а он уже вернулся с ней в руках:
- Вот, возьми, дарю. Протянул он мне пыльный пушистый комок диаметром сантиметров 10, видимо висевший на этой стене больше моего возраста.
Я вежливо взяла за шнурок, рассмотрела поближе это творение неизвестного умельца неадекватно воспринимающего реальность, либо решившего нарочно уйти от нее. Поблагодарила, одарила улыбкой и спрятала нового друга себе в уже упакованную сумку с мыслями о дедушке. О том, как он говорил о благодарности за все, что у нас есть и, вспоминая повторяемую им пословицу "дареному коню в зубы не смотрят". Тем более это был единственный вещественный подарок, сделанный мне кем-то кроме меня самой в этот женский праздник.
Оставалось одеть верхнюю одежду, и тут Андрей заметался по квартире, примерил что-то одно, потом второе, достал из дальней комнаты кожаный плащ и начал показывать мне висящие на нем брюки.
- Я похудел, представляешь, не мог сбросить вес, а тут на мне сегодня все вещи висят, даже странно как мне это удалось за два дня.
- Да, странно, вроде бы голодом тебя никто не морил, - попыталась пошутить я.
До метро мы шли практически молча, наверное, каждый из нас что-то обдумывал и боялся прервать нить рассуждений. Уже в метро я смотрела на пуговицы его кожаного пальто, пришитые каждая разного цвета нитками и одну совсем болтающуюся и готовую покинуть строй. Я думала о других приоритетах в данной семье вероятнее всего, потому что чем-то другим объяснить такое недопустимое состояние вещи я не могла. Рукодельничать никто из женщин не умеет, а мужчины не считают нужным. Видимо он перехватил мой взгляд и быстро, начал объяснять:
- Этот плащ еще моего отца, а шил его личный портной Мао Цзэдуна....
Мне показалось, в тот момент, что нет разницы после стольких лет, кто шил данный плащ и кому он принадлежал. И почему был в таком плачевном состоянии, с повисшей на одной нитке одной из пуговиц на самом видном месте, с которой я не сводила взгляда. Было важным совсем другое, то, о чем мы молчали, не смотря друг на друга. На эскалаторе мы же смотрели друг другу только украдкой, но опять же молчали. Я тихо про себя прощалась с роскошнейшим бархатным голосом, высокой и широкоплечей защитой от всех и вся, со спокойствием, которое мне так понравилось ощущать внутри, со светящимися глазами серого персидского кота по имени Андрей, с его заливистым смехом и его тайнами, с этими двумя днями, проведенными в Питере. И тихо стирала слезы, пока он не видел, стараясь отворачиваться при этом. А когда поворачивалась, старалась не моргать, чтобы слезы оставались в глазах, а не катились по щекам, от чего глаза не могли почти ничего видеть, сквозь линзу собравшейся капли и я снова и снова украдкой отворачивалась и стирала их чтобы хоть как-то восстановить зрение. Видимо он тоже о чем-то думал и так же тщательно молчал. После эскалатора мы быстро попали в вокзал, времени оставалось впритык до отправления и я, произнесла вслух:
- Ну что, спасибо за все.
- Пожалуйста. Знаешь, я оценил твою дипломатичность поведения в супермаркете и твое желание сократить мои расходы, спасибо.
Уже у вагона я произнесла:
- Ну, прощай, Андрей.
Мы быстро обменялись рукопожатиями, я поцеловала его в щеку, и было уже неважно, говорил ли он что-то мне в ответ прощальное или нет - поезд тронулся.
Вагон оказался плацкартным, ну конечно, а где же могла ехать девочка почти не спавшая столько суток после шикарного посещения всех светских мероприятий Питера, но и это было тоже неважно. Я тихо вздохнула своему случившемуся за эти дни счастью и расставанию с ним и сказала про себя "ничего не было, не было". Еще раз вздохнула и продолжила "не было этих дней в Питере и насыщенных нескольких суток знакомства по календарю. Все возвращалось на круги свои, и думать надо о том, что меня ждет дома. Как там мои подруги, действительно ли потеряли меня, интересно, а тот парень с дискотеки все-таки мне звонил хотя бы на восьмое или нет? Утром все узнаю, но как же приятно и интересно было быть здесь и с ним, с этим персидским котом и ощущать чувство полного штиля". С этими мыслями я и уснула совсем обессиленная недосыпанием за последние дни на нижней полке, не воспринимая ухаживания попутчиков, старающихся предложить чай, какие-то конфеты, внимание, но все это было неважным для меня. Сон был беспокойным и болезненным из-за постоянного хождения по вагону, шума разговоров, стука ложек о стаканы, погрузки и выгрузки вещей на станциях и других прелестях поездного пребывания. Во всем этом хаосе мой организм пытался наверстать что-то потерянное за все дни недосыпа, но мозг не мог расслабиться и все листал-листал-листал последние события в какой-то гонке за сутью происходящего....
Возвращение в реальность
Утренний поезд привез меня на вокзал, выспаться мне удалось на плохую троечку и, поэтому сил на восторженности у меня не было. До дома добралась быстро, ведь вещей практически с собой никаких не было. Открываю дверь - дом, мой родной дом, как я соскучилась по тебе.... Телефон, по которому я звонила перед праздником и никого не могла найти, как я рада, что вернулась.... Сходила в душ и уже там услышала, как звонит телефон и вприпрыжку на одной ноге побежала отвечать мокрая, лишь накинув халат. Это была Ирина, моя спасительница!
