Было совершенно очевидно, что эта группа – головной дозор большого отряда. Разведчики замерли, ожидая подхода основных сил боевиков. Но прежде прошел еще один дозор, теперь уже западнее их расположения. Совершенно случайно разведчики оказались между двумя маршрутами движения разведдозоров противника и остались необнаруженными. Когда Седой проводил занятия с молодыми разведчиками, он всегда говорил: «Существует счастье, или удача, разведчика. Это когда ты выходишь невредимым из положения, из которого выхода нет и быть не может. По всем законам войны ты должен погибнуть, однако же цел и невредим. Но чтобы это счастье тебе улыбалось, разведчик, ты должен пролить не одно ведро пота, стереть о свое оружие руки до кровавых мозолей, угробить не одну пару обуви, бегая по горам, но самое главное – ты должен мыслить как разведчик. А разведчик мыслит так, чтобы задание выполнить и живым с задания вернуться. Но не в гордом одиночестве… Сколько ушло на задание – столько и вернуться должно. Это закон разведки. Вот тогда счастье разведчика всегда будет с тобой».

Некоторое время было тихо. Разведчики, использовав время для создания качественной маскировки своих укрытий, как говорят в их среде, «ловили тишину». Но вот послышался знакомый шелест травы, и между деревьями замелькали фигуры боевиков. Отряд шел, ощетинившись стволами пулеметов и автоматов, с усиленным боковым охранением. Двое «духов» тащили на спинах армейские Р-159, постоянно слушая эфир. Во время движения Седой прикинул количественный состав отряда: получилось не менее ста человек.

Вскоре проследовал тыловой дозор. Трое замыкающих тащили за собой по земле ветки, в буквальном смысле заметая следы отряда.

Подождав, пока стихнет шелест веток, уничтожающих следы боевиков, Седой покинул свое укрытие и трещоткой, имитирующей крик сороки, подал сигнал «сбор». Разведчики быстро собрались вокруг командира.

Седой, как всегда, без предисловий поставил задачу:

– Нам придется следовать за отрядом, пока не появится возможность передать координаты для наведения авиации или артиллерии, с тем, чтобы огневое поражение имело максимальный эффект. Здесь, в лесу, это нереально. Выходить без координат цели в эфир – значит, сразу дать понять «чехам», что у них на хвосте разведгруппа. Вы видели у них рации – значит, они слушают армейские частоты. Нет гарантии, что и милицейская частота не отсканирована ими. Иными словами, мы ведем их до того места, где можно будет применить артиллерию, и только тогда выходим на связь со штабом.

– А если взять «языка» и через него установить конечную точку маршрута, а наши подготовят им встречу? – спросил Джоник.

– Ну, во-первых, «язык» может и не знать, куда и зачем они идут. Во-вторых, «духи» сразу забьют тревогу и начнут прочесывание. Такими силами, как у них, они найдут наши следы, и тогда нам придется отрываться от них. А задача наша останется невыполненной.

– Придется идти очень близко к банде, – хмуря белесые брови, констатировал Немец. – Они идут без дорог, если оторвемся, потеряем след.

– Точно так, – подтвердил Седой. – И идти со всеми мерами предосторожности, иначе «духи» просто растворятся в лесу.

Это было трое суток назад. Трое суток разведчики неотступно следовали за отрядом боевиков, который, судя по карте, выходил через безымянный перевал из Курчалойского в Ножай-Юртовский район. Ниже высоты 886,7, через которую перевалили «духи», на карте была обозначена грунтовая дорога с улучшенным покрытием. Но вряд ли она была целью банды, поскольку войсковые колонны по ней почти не передвигались.

Боевики шли скрытно. Движение начинали только рано утром, с первыми проблесками рассвета, и вечером – в наступающих сумерках. Днями отсиживались под густыми кронами деревьев. Вот почему передвижение такого крупного отряда не было зафиксировано с воздуха.

На четвертые сутки пути, как всегда около 9 часов утра, отряд остановился на дневку. Выставив охранение, боевики быстро развели бездымные костры, и скоро от лагеря потянуло запахом разогреваемой тушенки.

Подобравшись к бивуаку «духов» метров на сто, Седой в окуляры бинокля стал наблюдать за лагерем. Как и прежде, на привале командиров отряда окружала группа боевиков из парней спортивного телосложения в черном спецназовском обмундировании. Они профессионально занимали позиции с таким расчетом, чтобы полностью скрыть от посторонних глаз позицию своих командиров. Но сейчас около этой группы началось усиленное движение: подбежал радист с Р-159, подошли и склонились 5–6 боевиков с какими-то бумагами, возможно, с картами. Седой понял, что «чехам» в настоящее время ставится боевая задача, а значит, их отряд может разделиться на несколько более мелких. И тогда они точно растворятся в лесу.

Он осмотрелся кругом: лес в этом месте был пореже, чем на высоте, которую они преодолели на рассвете. Буки и грабы сменились орешником, боярышником и акацией. Седой прикинул, что если вертолетчики отработают по банде именно здесь, то есть шанс нанести огневое поражение. А если еще разведчики будут по радио наводить вертолеты на цель…

Седой покинул свой НП и ползком направился к месту расположения группы, где находились радисты; но еще на подходе услышал в зарослях боярышника какой-то шум. Он замер и краем глаза зафиксировал справа от себя движение. Откатившись за дерево, Седой сбросил флажок предохранителя на сектор одиночного огня и слегка приподнял голову. Через несколько секунд в двух шагах от него прошел Кум, на плече которого мычал и брыкался здоровенный «дух». Прикрывая спину товарища, поводя по сторонам стволом своей ВСС, отступал Юра Качок. Чтобы ненароком не нарваться на пулю Качка, Седой выждал несколько мгновений и бесшумно двинулся следом.

Замаскировав ветками свою позицию, в небольшой лощине отдыхали пятеро разведчиков. Остальные, разбитые по парам, с разных точек вели наблюдение за лагерем боевиков. Едва Кум успел сбросить с плеча свою тяжелую ношу, как из-за его спины появился Седой и присел на корточки около пленного.

Тот явно не походил на чеченца. Круглая бескозырка-«пуштунка», из-под которой струились длинные черные патлы; густая, с проседью борода, черные маслянистые глаза, лилово-синие губы – налицо были все признаки араба откуда-нибудь из Алжира или Марокко.

Седой вопросительно взглянул на Кума, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

– Командир, что я мог сделать? Это чудо заморское не то что наткнулось – оно на меня наступило! Мало того, он тащил под мышкой бутылку с водой, а штаны начал развязывать еще на ходу. Что ж, мне надо было ждать, чтоб он еще насрал на меня?

Последняя фраза Кума разрядила обстановку; разведчики хохотнули, представив нарисованную Кумом перспективу. Даже Седой улыбнулся в усы.

– Ладно, – сказал он, – кончайте его. Все равно он наверняка по-русски не говорит. И надо быстро валить отсюда, пока его не хватились.

Пленный, услышав слова Седого, замычал, силясь вытолкнуть изо рта кляп, изготовленный Кумом из его же собственного шейного платка, задвигался, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Сдается мне, что он все-таки знает русский, – сказал Седой. – Ну-ка, откройте ему рот, послушаем иноземного гостя.

Кум рывком привел араба в сидячее положение и выдернул из его рта кляп.

– Я знаю рюсский, – заторопился пленный. – Я все буду сказать, что знаю. Я много знаю, коммодор-сахиб.

– Для начала скажи нам, что за отряд, кто командир, куда направляетесь, какова задача отряда?

– Командир – Хаттаб Хабиб Абдель Рахман. По-ваший просто Хаттаб. Утро толко начинал, еще темно бил, Хаттаб двадцат людей брал и ушел. В Довлет-Хутор пошел, там встречат будет Увайс Саидов… – Пленный замолчал, вопросительно глядя на Седого. Видимо, посчитал, что выдал уже достаточно информации.

– И это все? – спросил Седой. – Как зовут интуриста Хаттаба на его исторической родине, мы и без тебя знаем. А вот зачем ему понадобился Саидов, ты нам расскажи поподробнее. А то получается, что вы четвертые сутки в пути потому, что Хаттаб давно не виделся с Саидовым и решил его навестить…