— «Москва слезам не верит.» Говорят, хороший фильм. Давай переодевайся!
— Нет, девочки, про слезы не хочу.
— Да какие там слезы, Наташа! Фильм-то про любовь. Пойдем!
— Не пойду. Пусть там про любовь, а у меня своя любовь. Я лучше позанимаюсь, может, досрочно сдам экзамен. Мне как можно скорее нужно вернуться в Коммунарск. Прийдет письмо от Жени, а меня нет. Да и по Анечке я уже соскучилась.
— Как знаешь!
Наташа Потураева на другой день после Дня Победы, 10 мая оставив Анечку бабушкам, уехала в город Сумы для сдачи госэкзаменов в педагогический институт, где она училась заочно. Наташа поселилась в комнате общежития института с двумя такими же выпускницами — Леной из Чернигова и Оксаной из Полтавы. Эти девчата были незамужними и подготовку к экзаменам совмещали походами на танцы и в кино. Они сдали уже по два экзамена, и Наташа не теряла надежды на досрочную их сдачу, чтобы быстрее вернуться в Коммунарск, где ее ждали дочь и возможные письма Евгения. Все вечера она проводила в комнате, повторяя экзаменационные билеты, но мысли, нет-нет, да и возвращались то к дочери, то к мужу. В настоящее время жизнь разорвала их семью на отдельные части: Женя в Афганистане, Анечка в Коммунарске, а она здесь, в Сумах. И вроде бы и причины объективные и уважительные, но подумав об этом, у Наташи на глазах появлялись слезы.
— Ну, ничего, — думала она, беря себя в, руки. — Я закончу институт. Женя приедет из Афганистана и нас уже никакие причины не разлучат. За Женей мы с Анечкой поедем хоть в Миров, хоть в другое место, но расставаться больше «не будем.
Наташа вновь углубилась в разложенные на столе конспекты и заставляла себя вникать в их содержание. Завтра, 16 мая, третий экзамен и к двадцатому числу она рассчитывала вернуться домой с дипломом.
Наташа не знала, что «Черный тюльпан» хищной птицей приближается к ее родному городу Коммунарску…
* * *
После Краснодара самолет с погибшими в этот же день вылетел в Ставрополь. Экипаж и двое сопровождающих, Коростылев и прапорщик Москаленко из Шинданда, ночевали в казармах Ставропольского авиационного училища летчиков. 17 мая утром улетели в Ростов-на-Дону. Здесь прапорщик Москаленко и экипаж ждали встречающих три часа. После выгрузки предпоследнего гроба в самолете остался один погибший Потураев, экипаж и Коростылев. В 14 часов этого же воскресенья «Черный тюльпан» приземлился на аэродроме Ворошиловградского (Луганского) авиационного военного училища штурманов.
Все. Конечный пункт этого продолжительного полета. Только через пятнадцать дней погибший старший лейтенант Потураев доставлен на родину. Погиб 2 мая — домой прибыли 17 мая.
Экипаж и Коростылев вышли на траву, куда с рулежки съехал самолет, разминая ноги. Встречающих никого нет. Коростылев подумал:
— Час-другой подожду и за нами приедут из Коммунарска.
— Николай! — окликнул его капитан Федоров, командир экипажа. — Пойдем с нами пообедаем в столовую.
— Да неудобно как-то, Виктор, на вашей шее сидеть.
— Все нормально, Николай. У нас талонов за эту командировку скопилось на два экипажа. Пока будем обедать, может, к этому времени за тобой и подъедут. Пошли!
Обедали они в летной столовой аэродрома, рассчитываясь с официантками продовольственными талонами летчиков, которые выдали капитану Федорову на весь экипаж еще в их полку, в Фергане. После обеда вернулись к самолету, но возле него никого из встречающих не было. Недалеко от стоянки стоит домик караульного помещения. Часовые из числа курсантов охраняют аэродром. Коростылев попросил лейтенанта, начальника караула, выделить ему несколько курсантов из свободной смены, помочь ему выгрузить ящик с гробом. Четыре курсанта поставили ящик на траву недалеко от самолета. Коростылев присел на этот ящик и стал ждать.
— Ведь майор Петренко из Ташкента, — думал он, — говорил, что телеграммы о погибших он пошлет во все города. Значит, и сюда он должен сообщить? Коростылев ждал уже четвертый час. Никого нет.
За это время капитан Федоров вызвал из аэродромной службы пожарную машину и она сильной струей воды промыла, грузовой салон самолета через заднюю открытую рампу. За полмесяца полета в жаре и духоте по салону расплескалась трупная жидкость, просочившаяся сквозь неплотно запаянные в Кабуле гробы.
Коростылеву грустно и тошно было на это смотреть. Экипаж, попрощавшись с ним, улетел в свой полк в Фергану, в Узбекистан.
До Коммунарска 42 километра. Дело идет к вечеру, время 19.00. Никою нет. В чем дело? Неужели из Ташкента не дошло сюда сообщение. Скоро ночь. Куда деться с гробом?
Капитан Коростылев снова пришел в караулку и спросил у лейтенанта разрешения позвонить областному военному комиссару домой. Был воскресный вечер, и, скорее всего, думал Коростылев, комиссар сейчас дома.
Начальник караула позвонил на коммутатор и попросил телефониста соединить с квартирой генерал-майора Сапоженкова.
Коростылев взял трубку:
— Слушаю, — слышит он голос.
— Я капитал Коростылев. Мне нужен генерал Сапоженков.
— Я Сапоженков. Слушаю Вас!
— Товарищ генерал! Я прибыл сегодня в 14.00 из Афганистана с телом погибшего старшего лейтенанта Потураева Евгения Михайловича. Наш дальнейший путь в город Коммунарск. Встречающих нет. На аэродроме я остался с гробом один. Прошу Вашей помощи по доставке груза в Коммунарск.
— Товарищ капитан, по какому адресу в Коммунарске везете погибшего?
— Улица Фрунзе 6, кв. 26.
— Будьте на месте, на аэродроме, за Вами приедут! — сказал генерал и положил трубку.
Еше два часа Коростылев сидел на ящике своего друга. Может показаться кощунственным, но это так. Сидел на ящике и курил.
Оказывается, майор из Ташкента по какой-то причине не сообщил сюда о гибели Потураева и никто ничего не знает. Если бы сообщение пришло, то военком Коммунарска уже бы известил родственников Жени. Значит, вестником горя будет он, Коростылев… Он последними словами клял «черного тюльпана» из Ташкента, допустившего такую оплошность.
У караульного помещения остановилась машина. К Коростылеву бежит курсант:
— Товарищ капитан, за Вами приехали! — доложил он.
Коростылев видит даже не грузовик, а самосвал немецой марки «IFA».
— Вот так, Женя! Даже грузовика нам не нашли! Поедем на самосвале!
Да и встречающих из военных никого нет. Один гражданский шофер, какой-то растрепанный и лохматый мужик. Капитан его спрашивает:
— Кто тебя, друг, послал сюда?
— Наш завгар вызвал меня по телефону и приказал приехать сюда. А завгару позвонил дежурный по горвоенкомату Коммунарска, — отвечает водитель.
Да-а, и при чем здесь водитель? С самого начала не сработало оповещание из Ташкента. Вот в чем дело.
Курсанты погрузили ящик в кузов самосвала, и Коростылев поехал в Коммунарск.
В Донбассе он впервые. Тут и там видны терриконы с угольными отходами. Местность пересеченная, дорога хорошая.
Невеселые мысли одолевали Коростылева, когда он представлял семью Потураева, которая ничего не знает о гибели Евгения. Он курил одну сигарету за другой. Водитель тоже молчал, украдкой поглядывая на капитана.
Въехали в город. После многочисленных поворотов самосвал остановился у здания городского военного комиссариата. Водитель остался в машине, а Коростылев зашел в военкомат. За стеклянной перегородкой у стола сидит дежурный с красной повязкой на левом рукаве. На столе расстелена газета, на ней тарелка окрошки. Капитан в черных петлицах с эмблемами артиллерии ест окрошку и по маленькому телевизору смотрит футбольный матч. Коростылев наклонился к маленькому окошечку:
— Товарищ капитан! Я капитан Коростылев. Из Афганистана привез погибшего старшего лейтенанта Потураева из вашего города. Какие Вы получили указания по организации похорон?
— А-а-а! Это Вы? — с полным ртом окрошки отвечает капитан. — Мне о вашем прибытии сообщили из Ворошиловграда. Сейчас!
Он оторвал обрывок от газеты, на которой стоит тарелка с его окрошкой, что-то записал в него, заглядывая в рабочую тетрадь. В окошко он протягивает этот обрывок газеты Коростылеву. Тот смотрит — записан адрес, который Коростылев продиктовал генералу Сапоженкову — ул. Фрунзе, 6 кв. 26.
