Конец апреля. Тепло. Перед Майскими праздниками из бригады в Гардезе в батальон приехали начальник артиллерии бригады подполковник Кривых и начальник продовольственной службы части капитан Трипедуш. Они объявили всем, что все два-три дня праздников батальон будет отдыхать и никаких выездов на заданиях не будет. Хорошо!
В бане искупались офицеры батареи и гости из части. Стали мыться солдаты. Распаренные, офицеры расположились на травке возле бани. Евгений расстелил суконное армейское одеяло, и все разместились вокруг него, сделав из газет стол посредине одеяла.
Солдаты продолжали помывку, наслаждаясь горячей водой и возможностью по-настоящему покупаться. Прапорщик Цыбик занял в девятой роте и принес немного бражки, нарезали хлеба, лука. Начпрод, капитан Трипедуш принес полную кастрюлю мясного рагу с картошкой. Наполнили кружки, выпили бражки «За возвращение домой» и с аппетитом, весело начали есть жаркое из общего котла. Настроение хорошее! Славно попарились, помылись. Солдаты купаются. Все устроено, все ладно. Прибывшие гости рассказывают офицерам батареи новости в части. Коростылев, Потураев, Костюков, Кривониша вполуха слушают их, наслаждаясь после парилки свежим горным воздухом. Все-таки и на войне бывают приятные минуты! Офицеры разговаривают, выпивая бражку и черпая из кастрюли рагу, доставая мясные кусочки посочнее. И вдруг капитан Трипедуш объявляет:
— А знаете, друзья, что рагу я сварил из собаки?
— Из какой собаки? — остолбенели офицеры батареи.
— А я одну застрелил из пистолета возле свалки, что у солдатской столовой. Их там бродячих много бегает, — отвечает Трипедуш.
Потураев позеленел от подступившей тошноты, Коростылева потянуло на рвоту. Он перекатился на другой бок от стола, с трудом сдерживая ее позывы. Другие офицеры тоже онемели…
— Ах ты, такой-сякой, — кричит Коростылев на начпрода, хватает какую-то палку и за ним. Трипедуш бегает вокруг бани и оправдывается:
— Я же хотел как лучше! Мяса-то в батальоне нет! Я же хотел как лучше!
Короче, праздничный обед был сорван. Прапорщик Цыбик вылил в яму остатки рагу, и все расстроенные ушли в казарму.
1-го Мая батальон отдыхал. Солдатам после завтрака разрешили заниматься своими личными делами: спать, писать письма, играть в волейбол.
Коростылев поднялся на «горку» к своему орудию, поздравил солдат с праздником, расспросил обстановку. Потом тоже отдыхал в своей комнате. Потураев сходил к своему другу доктору Войту, пришел в батарею и стал рисовать на листе бумаги картинку из книги «Спартак». Он рисовал простым карандашом, но получилось очень хорошо. Гладиатор Спартак на белом коне с мечом в руках. Отложив работу, Евгений сказал Коростылеву:
— Комбат, молока хочу!
— Нету, Женя, молока. Одна перловая каша в столовой.
— Тогда давай чаю организуем?
— Давай!
Они растопили буржуйку и вскипятили на ней чайник. Подошли Костюков, Кривониша, Цыбик. Впятером они пили чай из железных кружек вприкуску с комковым сахаром, рассказывая о своих планах после возвращения из Афганистана. Отдыхает весь батальон. На постах только дежурная служба: караул, часовые, боевое охранение, дежурство на «горке» у орудия. Завтра тоже выходной…
В эту ночь Евгений спал неспокойно, впрочем, как и в предыдущие. И только под утро он крепко заснул. Потураев не слышал, как посыльный штаба батальона будил капитана Коростылева.
Раннее утро 2 мая 1982 года. 5.30. Посыльный вполголоса передал Коростылеву приказ прибыть в штаб батальона с тонокартой. Тихо одевшись, он ушел в штаб. Вызваны были все командиры рот и батарей. Командир батальона майор Терещук поставил им задачу:
— Товарищи офицеры! Смотрите по карте. В районе ущелья Дахи-Нау наша авиация уже наносит бомбо-штурмовой удар по разведанным ранее целям. Нам поставлена задача: после бомбежки проверить его результаты. То есть, оцепив тот кишлак, прочесать его, выявить и уничтожить оставшихся «духов». Выезжают: один танк, саперы, седьмая рота и артбатарея. Старший в этой колонне — капитан Петраков. Вот тебе и выходной день, — подумал Коростылев, бегом направляясь в батарею поднимать ее по тревоге, ставить задачу и готовиться к выезду. Он решил взять с собой два орудия и взвод управления.
— Дневальный! Объявляй тревогу! — на ходу приказал Коростылев. Офицеры в их комнате уже одевались, вопросительно глядя на командира. Коростылев присел на свою кровать.
— Значит так, хлопцы. Выходной день отменяется. Нам поставлена задача на выезд вместе с седьмой ротой. Берем два орудия, расчеты Сердюкова и Быкова и взвод управления. Со мной едет старший лейтенант Потураев. Кривониша!
— Коростылев посмотрел на старшего лейтенанта, — остаешься на позиции на радиосвязь, при необходимости поможешь нам огнем. Костюков, ты поднимешься к орудию на «горку» с той же задачей. Женя, иди готовь расчеты к выезду. У меня все!
Офицеры разошлись по своим местам. Потураев приказал командирам орудий сержанту Сердюкову и ефрейтору Быкову готовиться на выезд. Он проверил сцепку орудий с тягачами, наличие боеприпасов, проверил свой автомат. Отъезжающие боевые машины уже выстраивались в колонну. Танк Т-62, дымя выхлопными газами, первым начал движение.
— Готовы? — спросил Коростылев Потураева.
— Так точно, товарищ капитан!
— Женя! Я на первой машине с Сердюковым, ты — на второй.
— Ясно, комбат!
К Потураеву подбежал командир взвода седьмой роты лейтенант Зиновьев.
— Женя! Ты один в кабине?
— Один, если не считать водителя.
— Давай я с тобой поеду, обговорим по дороге наше взаимодействие.
— Садись, Леша! Все веселей будет!
Лейтенант Зиновьев запрыгнул в кабину УРАЛа, за ним сел Потураев и закрыл дверь.
— Алик! Едем за первым нашим УРАЛом, — сказал он водителю Ахметову.
— Все понятно, товарищ старший лейтенант!
Танк уже выполз на дорогу из расположения батальона. За ним выехали два БТР-70 и УРАЛ капитана Коростылева. Алик Ахметов плавно тронул с места свою машину вслед за своим командиром батареи. За ними ехали остальные БТРы седьмой роты, солдаты на них сидели сверху на броне. Капитан Петраков тоже сидел на броне бронетранспортера, ехавшего сразу за УРАЛом Потураева. Взвод управления батареи разместился в кузове машины Коростылева.
Саперы сидят на броне танка под пушкой, внимательно следя за полотном дороги, чтобы не пропустить установленную мину или фугас. Не доезжая ущелья Дахи-Нау, все увидели в небе вдалеке самолеты, которые по очереди заходят в пике и метают бомбы. Горизонт весь в дыму. Справа в стороне от ущелья кружат около десятка боевых вертолетов МИ-24, готовые прийти на смену отбомбившимся самолетам.
К 7.30 колонна выехала в ущелье. Солдаты и офицеры настороженно вглядываются в обступившие их горы, стеной поднимающиеся от дороги. К этому времени и вертолеты закончили бомбить, улетев на свой аэродром в Кабуле. Ущелье проехали спокойно. На выезде из него справа показался кишлак Дахи-Нау и слева одинокое брошенное строение из глины. Этот разбитый дом стоял в десяти метрах от дороги. Проехав его, Коростылев услышал позади своей машины сильный взрыв. Он приказал своему водителю Панину остановиться. Панин принял вправо (чего нельзя делать в Афганистане) и остановился на обочине дороги. Остановилась вся колонна. Коростылев выпрыгнул из кабины и побежал назад вдоль кузова своей машины. И вдруг… вместо второго автомобиля УРАЛ видит один поврежденный и разбитый остов кузова. А кабины нет… На месте кабины огромная воронка, из которой еще тянет дымом. Коростылев не верит своим глазам. Они ехали в четырех метрах за ним. Почему взорвались они? А танк? А два бронетранспортера? А его УРАЛ? Почему никто не взорвался, а погиб Женин УРАЛ, ехавший почти в центре колонны? Как саперы в головном танке просмотрели фугас? Коростылев потерянный стоял у края воронки. Людей с погибшей машины нет. Их было в УРАЛе девять человек: трое в кабине и шестеро в кузове. Он подбежал к своему тягачу и кричит своим солдатам:
