Дальнейшую речь глашатая пришлось выслушать под недовольное бурчание желудков, требующих продолжения едва начавшегося и сразу же завершившегося банкета.

– …Предложившему наилучшую идею будет оказана великая честь воспользоваться королевской лабораторией во дворце, лучшее финансирование и всяческая поддержка…, – объявил глашатай, и глаза Баррагина загорелись от радости: нежданно-негаданно появился повод отомстить за гибель брата. И пусть он был на двенадцать лет старше, и давно жил своей жизнью, но все же слова глашатая основательно подняли настроение, и Баррагин толкнул Фармавира локтем в бок.

– Друг, считай, что с завтрашнего дня мы с тобой переезжаем во дворец, – прошептал он. Фармавир открыл было рот, чтобы громко и недоверчиво переспросить, но вовремя прикусил язык и всего лишь приподнял брови, выказывая неподдельное изумление. – Есть одна идея, позже расскажу.

Баррагин быстро осмотрелся. Никого из студентов поблизости не было, в основном присутствовали торговый и рабочий люд. Это давало Баррагину надежду на то, что он успеет высказать свою идею одним из первых среди людей науки.

«Студентов вряд ли отпустят с лекций, чтобы они могли поделиться идеями, стало быть, время в запасе есть» – подумал он. Торговцы и рабочие могли предложить немало интересного, но хитростью и коварством, столь необходимым в данной ситуации, вряд ли обладал хоть кто-то из них. Идея Баррагина, появившаяся практически моментально, чистая импровизация, одновременно была и проста и немыслимо сложна.

Глашатай объявил, куда следует идти рассказывать о своих гениальных идеях, свернул пергамент и ушел с трибуны. Речь завершилась, теперь не стоило терять времени. Баррагин не знал, сколько человек прямо сейчас отправится предлагать свои услуги, но надеялся, что среди присутствующих нет ученых: они могли предложить нестандартное решение проблемы, а чем больше конкуренции, тем меньше шансов, что власти прислушаются именно к идее обычного студента.

«Торговцы привыкли работать с деньгами и товаром, – думал Баррагин, – и могут предложить разве что массовое шапкозакидательство Горгон, а привычные к кулачным боям ремесленники наверняка предложат идти стенкой на стенку, чтобы победить Горгон количеством. И то и другое превратило бы в статуи немыслимое количество человек и обернулось бы катастрофическим поражением короля. О присоединении острова к королевству после подобного не стоит и мечтать сотню или даже тысячу лет… Если бы только знать, насколько живучи эти Горгоны, и сколько их там живет? Те ли это сестры, напавшие на остров, или потомки захватчиков? Откуда они вообще появились, есть ли у них свой предводитель, или они действуют сами по себе?»

Количество вопросов увеличивалось, ответов требовалось все больше и больше. Баррагин решил во что бы то ни стало прорваться во дворец и занять лабораторию, надеясь, что его способ победить Горгон окажется самым оригинальным при отсутствии таких же хитрых, как и он сам, однокурсников.

Фармавир с наслаждением впился в последнюю лепешку зубами и откусил приличный кусок.

– В последний раз лепешки ешь, – сказал Баррагин. Фармавир подавился и закашлялся.

– В каком смысле, последний? Типун тебе на язык, придурок!

– Во дворце еда получше будет, – мечтательно сказал Баррагин.

– Мы туда еще не попали, – ответил Фармавир. – А я не люблю говорить «гоп», пока не перепрыгну.

Баррагин не стал спорить, тем более, что друг был полностью прав. Но дворцовая лаборатория стояла перед его мысленным взором, как наяву. Баррагин даже ощущал запахи лаборатории, как наяву слышал звуки кипения жидкостей в колбах и приглушенные голоса химиков, бормочущих под нос мысли по поводу происходящих реакций. Единственным, что портило появившуюся перед глазами картину – ее нереальность. Баррагин покачал головой, выныривая из грез наяву: не хватало только наделать еще каких-нибудь глупостей, увлекшись очередными фантазиями. Способность моментально уходить во внутренний мир поражала и восхищала кого угодно, но для самого Баррагина казалась не особо сильным, но проклятием.

До указанного глашатаем места оказалось недалеко, от силы минут десять пешего хода мимо университета. Как прилежному студенту, Баррагину полагалось повернуть в сторону родного учебного заведения, но желание отомстить за гибель брата и заняться настоящим делом с большими ставками оказалось настолько великим, что Баррагин приготовился к неизбежному отчислению, не в силах отказаться от появившегося шанса свершить великие дела.

Несмотря на возраст, торговцы шагали впереди быстрее студентов. Баррагин и Фармавир слышали обрывки их разговоров: торговцы нюхом чуяли, что перед ними замаячили огромные прибыли, и ради последних были готовы разорвать любого конкурента на куски. Прямо так болтали и уже присматривались к слабым местам собеседников, прикидывая способ быстрее вывести конкурента из строя. Насчет идей они особо не заморачивались, полагая, что многолетний опыт в торговле и способность заговорить зубы самому упорному и недоверчивому покупателю поможет им убедить приемную комиссию принять именно их план действий.

Почему королю потребовалось выслушивать идеи у неподготовленных людей, Баррагин понять не мог. В его представлении столь серьезное дело, как уничтожение Горгон, требовало основательно продуманных действий. Король, казалось, поступает излишне легкомысленно, собираясь выслушать совершенно «сырые» идеи, но указывать на недостатки подобного метода Баррагин не собирался совершенно. В конце концов, подумал он, его собственная идея появилась спонтанно, но казалась вполне логичной и действенной. А начни он думать над усовершенствованиями перед тем, как поделиться идеей с общественностью, как окажется, что точно такую же идею, пусть и неказистую, придумали и воплотили другие.

В здании напротив дворца располагался небольшой стадион, созданный специально для короля Корбула Третьего. Остальные жители города, включая высокопоставленных вельмож, обычно отправлялись трясти упитанными телесами в парк, располагавшийся в противоположной части города, но сегодня ворота королевского стадиона были открыты для всех желающих.

Перед входом стояли четыре стражника, обыскивающих входящих и указывающих, куда пройти желающим высказать свои идеи по поводу королевского указа.

Сорок человек сели в левом углу стадиона, правую часть заняла экспертная комиссия, знаменитая королевская тройка Ба-Да-Бум. Первый советник Баратулорн, второй советник Дарковист и королевский управдворцом Бумкаст сидели на обычных деревянных стульях, готовые выслушать идеи толпы и вынести суровый, но справедливый вердикт. К их досаде, торговцы больше пытались взять быка за рога нахрапом, а не логически обоснованными идеями. В ответ звучали стандартные фразы отказа, и после восемнадцатой выслушанной идеи комиссия откровенно затосковала. Второй советник то ли делал вид, что дремал, то ли притворялся, что бодрствовал, а управдворцом просто думал о чем-то своем. Единственным членом комиссии, не потерявшим боевой задор, остался первый советник. С каждой высказанной идеей Баратулорн воодушевлялся все больше и больше, и его вердикты с каждым разом становились все многословнее и разнообразнее. К середине встречи с желающими заработать на идеях первый советник отдувался за всю комиссию. Не желая в который раз выслушивать одно и то же, и в силу того, что сборище становилось все более унылым, он хохмил вовсю, развлекая сам себя.

Торговец коврами по вызову комиссии подошел к ней уверенным шагом, запрыгнул на массивный стул, заставив последний жалобно скрипнуть, и улыбнулся всеми двадцатью зубами: торговля торговлей, а разбираться с черными налоговыми органами приходилось лично, и чаще всего во время переговоров страдали именно зубы.

– Мой план прост, как три монеты, и гениален, как узор на продаваемых мною коврах, – громко объявил он. – Между прочим, запомните: третий ряд, второе место – и за сущие монеты вы получите немыслимой красоты и тончайшей ручной работы гобелен или ковер.