Престо подошел к зеркалу и погрозил кулаком собственному отражению.

— О, проклятая рожа!

— Вы великолепны, Тонио! — воскликнул, усмехнувшись, Гофман. — Этот жест — что-то новенькое. Позвольте мне сходить за аппаратом.

Престо обернулся и посмотрел на Гофмана с укором.

— И ты, Брут! Послушайте, Гофман, подождите, не ходите никуда. Побудьте хоть один раз только моим другом, а не кинооператором… Скажите мне, почему такая несправедливость? Имя и фамилию можно переменить, костюм, местожительство можно переменить, а свое лицо никогда. Оно как проклятие лежит на тебе.

— Недосмотр родителей, — ответил Гофман. — Когда будете родиться следующий раз, потребуйте сначала, чтобы родители показали вашу карточку, и если она не будет похожа на херувима — не родитесь.

— Не шутите, Гофман. Для меня это слишком серьезно. Вот из несчастного урода, голыша, я превратился в миллионера. Но на все мое богатство я не могу купить себе пяти миллиметров, которых не хватает, чтобы придать благообразие хотя бы одному моему носу.

— Почему же не можете? Поезжайте в Париж, там вам сделают операцию. Впрыснут парафин под кожу и сделают из вашей туфли прекрасную грушу дюшес. Или еще лучше — сейчас носы переделывают хирургическим путем. Пересаживают косточки, кожу. Говорят, в Париже много таких мастерских На вывеске так и написано: «Принимаю в починку носы. Римские и греческие на пятьдесят процентов дороже».

Тонио покачал головой.

— Нет, это не то. Я знаю одну девушку. В детстве она перенесла какую-то тяжелую болезнь, кажется, дифтерит, после которой у нее запала переносица. Ей не так давно сделали операцию. И надо сказать, что операция мало помогла ей. Нос остался почти таким же безобразным, как и был. Притом кожа на переносице выделяется беловатым пятном.

— Может быть, делал плохой хирург. Постойте, да чего лучше? На днях я читал в газете, что, кажется, в Сакраменто живет врач Цорн, который делает настоящие чудеса. Цорн воздействует на какую-то железу, мечевидную или щитовидную — не помню, и еще на железу в мозгу, отчего у человека изменяется не только лицо, но и все тело, прибавляется рост, удлиняются конечности. Впрочем, может быть, все это газетная утка.

— В какой газете вы читали это? — возбужденно спросил Престо.

— Право, уж не помню. В Сакраменто в редакции любой газеты вам сообщат его адрес.

— Гофман, я еду! Еду немедленно. Себастьян! Себастьян!

Вошел старый слуга.

— Себастьян, скажи шоферу, чтобы он готовил машину.

— Шофер спит, вы вчера замучили его, — ворчливо сказал Себастьян.

— Да, правда, пусть спит. Себастьян, вызови такси, укладывай белье и костюмы в чемодан. Я еду.

— Не сумасшествуйте, завтра съемка, — сказал с тревогой Гофман.

— Пусть отложат. Скажите, что я заболел.

— Не теряйте рассудка, Тонио. Ведь если доктор действительно изменит вашу наружность, то вы уже не в состоянии будете окончить роль мейстерзингера в фильме «Любовь и смерть». А вы обязаны сделать это по контракту.

— К черту контракт!

— И вы уплатите неустойку!

— К черту неустойку! Скажите, Гофман, могу я на вас полагаться, как на друга?

Гофман кивнул головой.

— Так вот что, — продолжал, подумав, Престо. — Я не знаю, на сколько времени задержит меня доктор. Если не выйдет дело в Сакраменто, я еду в Париж. На всякий случай я назначаю больше времени, чем может понадобиться: я пробуду в отъезде четыре месяца. Вы давно хотели побывать на Сандвичевых островах. Поезжайте. Отдохните, проветритесь и привезите великолепный видовой фильм. Без аппарата ведь вы существовать не можете. Мою виллу прекрасно сбережет Себастьян. На него вполне можно положиться. Себастьян! Чемодан готов?

— В последний раз говорю вам: одумайтесь, — сказал, волнуясь, Гофман. — Ведь ваш нос — ваше богатство.

— Да где же ты, Себастьян? Ты вызвал по телефону таксомотор?

Газеты не солгали: доктор Цорн существовал. В Сакраменто первый отельный служитель, к которому обратился с вопросом Престо, сообщил его адрес.

— Доктор Цорн! Кто же его не знает! Это настоящий чародей! — ответил лакей.

Престо еще не совсем верил — может быть, лакей подкуплен, и его слова — простая коммерческая реклама, но интерес к Цорну усилился. Тонио позавтракал и, не отдохнув как следует после дороги, потребовал счет. Ему пришлось уплатить за сутки, хотя он только позавтракал в отеле.

Через несколько минут Престо уже ехал в автомобиле по плодородной прерии долины Сакраменто. Шофер уверенно вел машину. Было видно, что он уже не раз отвозил пациентов к доктору Цорну.

С широкой автострады машина повернула вправо на более узкую, но такую же прекрасную гудронированную дорогу. Капли машинного масла и бесчисленные шины залоснили дорогу до металлического блеска, и она сверкала в лучах солнца, как темная река. Характер местности изменился. Река Сакраменто осталась в стороне. Появились небольшие холмы, покрытые рощами, очевидно искусственно посаженные в этой почти безлесной местности, из вечнозеленого дуба, красного дерева, сахарной сосны, кипарисов, оливковых деревьев. Опушки были покрыты кактусами, вереском, молочаем. Иногда встречались апельсиновые плантации. Горячий воздух приносил запах хвои и полевых цветов.

Когда шофер остановился около колонки, чтобы возобновить запас бензина и освежить пересохшее горло стаканом ледяного оранжада в маленькой придорожной гостинице, Престо вышел из машины. Ему также хотелось пить.

Его, как везде, узнали. Поднялась суета. Улыбающийся хозяин стоял в дверях, кланяясь Тонио, как старому знакомому. Из окон выглядывали женские и детские лица с таким видом, словно они смотрели на экран, ожидая нового смешного трюка знаменитого артиста. Тонио поморщился.

Сегодня его, сильней чем всегда, раздражало внимание публики.

Пока Престо и шофер пили оранжад в прохладе полутемной комнаты, отельный слуга быстро и ловко заправлял машину, обтирая пыль с кузова, пробовал шины…

— Вы уже возили пассажиров к доктору Цорну? — спросил Престо шофера.

— Десятки, если не сотни раз, — ответил шофер. — Но обратно мне никогда не приходилось возить их.

Престо беспокойно зашевелил носом. Это так рассмешило шофера, что он поперхнулся и пролил на стол оранжад.

— Простите… в горле запершило, — смущенно оправдывался шофер.

Но Престо не слушал его извинений.

«Неужели пациенты Цорна все умирают? — со страхом подумал он. — Не может быть. Просто у доктора имеется свой гараж, да и пациенты Цорна, видимо, должны быть богатыми людьми, имеющими свои машины».

И все же Престо спросил шофера:

— Что вы этим хотите сказать?

— То, что люди, которые едут к Цорну, не возвращаются назад.

Престо отвернулся — он чувствовал, что его предательский нос вновь зашевелился.

— Как это? — спросил Престо упавшим голосом.

— Так, — отвечал шофер, стараясь не глядеть на Престо, чтобы вновь не рассмеяться. — Это может подтвердить и хозяин отеля, в котором вы останавливались в Сакраменто. От доктора возвращаются иные люди, совершенно непохожие на тех, которые приезжали к нему, хотя они и называют себя прежними именами и фамилиями. Вместо скелетов уезжают толстяки, вместо карликов — люди выше среднего роста, вместо уродов — красавцы. Говорят, был даже случай, когда женщина вернулась усатым мужчиной. Хозяин отеля узнал ее по большой родинке на щеке.

— Ах, вот в чем дело! — с облегчением воскликнул Престо.

Значит, все в порядке. Цорн, очевидно, делает настоящие чудеса. Престо скоро станет совершенно другим человеком. Впервые он ясно представил себе это, и ему вдруг стало как-то не по себе. Что же станет со старым Престо? Ведь это почти смерть и воскрешение в новом теле.

«Несчастный, жалкий уродец! Мы прожили с тобой нелегкую жизнь! — мысленно обратился Престо к самому себе. — И ты все-таки вывел меня в люди, а я, неблагодарный, обрекаю тебя на уничтожение! Не отказаться ли от этой затеи?»