— Но я другого ничего не умею, — ответил Джим, смутившись.

Колосова напряженно смотрела на него. Это был решительный момент. Победить Джима — значило победить текучесть рабочей силы. Вера положила на плечо Джиму руку совсем по-товарищески, но от этого ласкового прикосновения волна горячей крови подступила к сердцу Джима.

— Обещайте мне, Джим, работать здесь, пока мы не засветим под землей ослепительное, горячее солнце, пока мы не окончим работы. Ну, не умрете же вы тут со скуки? Я сама вас буду учить, что делать. Работа найдется… Ну что же, Джим?

Тонкий слух Джима уловил доносившиеся издали женские голоса. Вероятно, это Камнева и Анна Фокина забавляются в пещере многократного эха. Девушка с золотистыми волосами. Джим улыбнулся и сказал:

— Хорошо. Я согласен.

Вера крепко пожала ему руку. На этот раз она ошиблась, приписывая весь успех себе, своему уменью обходиться с людьми.

— Я верю вашему слову, Джим, — сказала она. — Теперь идем назад. Всего сразу не осмотришь. На это надо несколько дней. Ведь мы теперь часто будем бывать здесь.

На обратном пути они едва не заблудились. Здесь столько было коридоров, столько дверей и пещер, что немудрено потерять направление.

Случайно они нашли почти круглую пещеру, наполненную водой. Вода бурлила, клокотала, шумела под землей.

— Подводный водопад, — сказала Колосова приглушенным голосом. — Я здесь еще никогда не была.

— Недурно упасть в эту штуку, — заметил Игнат, глядя на темную, словно кипящую воду так, будто это был страшный, коварный зверь.

Наконец они добрались до зала эха. Здесь Игнат еще раз пустил свое громогласное «Хо». К удивлению, эхо принесло не только его низкий, басовый рокот, но и высокие женские крики. Игнат посмотрел на Веру с недоумением.

— И в самом деле, духи гор начинают с нами заигрывать, — оказал он улыбаясь.

Помолчали.

— И… а, ааа… и… а… а… — вновь послышался женский крик.

— «И-а-а!» Хотел бы я знать, что это такое на языке… вот забыл, как феи гор называются!

— Я знаю, да не скажу, — ответил Джим, сверкая зубами.

— Игн-а… — послышалось снова.

— Это тебя зовут феи гор, — сказала Вера, прислушиваясь. — Ну да, «Игнат»! Это наши геологи, наверно, заблудились. Ах, легкомысленные девушки! Неужели они пошли без провожатого?

— Фокина, Камнева! Фо-окина! — крикнул Игнат. Эхо подхватило и начало повторять: «Фок. Кам. Фок…» Голоса отозвались. Теперь они были как будто совсем близко, справа. Вера направилась туда.

— Мы здесь! — послышалось слева.

— Мы здесь! — кричали справа, сзади, со всех сторон. Сложная, путаная архитектура настолько искажала звук и его отражения, что было почти невозможно определить направление. Эта игра продолжалась около получаса. И только совершенно случайно Джим заметил девушек за «королевским ложем».

— Веселое приключение, которое могло окончиться не очень весело, — заметила Вера и пробрала геологов. Но сегодня она не могла сердиться: ею была одержана первая победа над больным ностальгией — так она думала.

Верхом на олене ехал по тундре человек, закутанный в теплые тунгусские одежды. В правой руке он держал небольшую палочку, при помощи которой управлял оленем. И всадник и олень, видимо, были измучены долгим путем. Человек подбодрял себя и оленя песней:

— Холодный ветер. Сильный ветер. Прямо в ноздри ветер. И на четырех ногах трудно бежать в такой ветер.

Всадник легонько похлопал оленя по шее и палочкой указал, куда они держат путь. Олень понял. Он мотнул усталой головой, приподнял ее, фыркнул и прибавил ходу.

И когда первые фонари блеснули из-за горизонта, как яркие луны, олень побежал еще быстрее, забыв о трех сутках непрерывного бега.

— Вот молодец! Вот хорошо бежишь! Скорей добежишь — скорее отдохнешь, — продолжал напевать человек. — Вот и дом из дерева. Вот и дом из камня. Вот и дом изо льда. Вот солнце, сделанное человеком, чтобы отгонять мрак. Одно солнце, два солнца, три солнца, много солнц. Они связаны жилами оленя и прибиты к столбам. Вот уже и люди видны, которые умеют делать солнце. Ашихин тоже скоро научится делать солнце. И будет жить в большом доме. И солнце будет у него в комнате.

— Эй, эй! Послушай, человек! — обратился он к встречному. — Где хозяин живет?

— Хозяева были, да все вышли, — ответил бородатый человек с вологодским выговором.

Ашихин остановил оленя и с огорчением посмотрел на бородатого человека.

— Куда вышли? — спросил он.

— Да тебе кого надо? Какого хозяина? Ишь, запарил животное! — заметил бородач, глядя на вздымавшиеся бока оленя.

— Кого? — Ашихин в замешательстве почесал затылок, запустив руку под меховой шлем. Он искал нужные слова. Бородач терпеливо ждал. — Ну… хозяин… Самый главный, который у вас? Самый главный?

Бородач усмехнулся:

— Главный инженер, что ли?

Ашихин неуверенно кивнул головой.

— Поезжай прямо по улице. Вон дом около фонаря, видишь? А следующий и будет инженера, Пелькина. Понимаешь? Андрей Пелькин. Главный инженер. Из лопарей он у нас. Толковая башка.

Ашихин поблагодарил и тронул палочкой оленя. Олень вздохнул и зашагал.

Все дома были одинаковые, и все фонари одинаковые. А Ашихин постеснялся спросить поточнее, у которого фонаря дом главного. Мудреная штука — город. Вот Ашихин проскакал на своем рогатом скакуне сотни километров по тундре без дорог, без карты, без компаса и не сбился с пути, не сделал ни одного лишнего километра. А на этой городской улице он сразу заблудился. И зачем люди в городах делают все такое одинаковое?

— Подожди, — оказал Ашихин оленю, — идет какой-то человек.

Ашихин спросил, где дом Пелькина.

— Да вот он и есть, — ответил прохожий, указывая на дом, возле которого остановился Ашихин. — Только он еще спит.

— Ничего, я подожду, — обрадовался Ашихин.

И едва только Ашихин спрыгнул, уставшее животное повалилось на снег, легло на бок и начало лизать снег. Ашихин уселся на ступеньках, погружаясь в дремоту. Ему снился чудесный сон. Он видел шары, много шаров. Они были сделаны изо льда. Ашихин брал в руки шар, сдавливал ладонями, и шар вдруг начинал светиться, как те солнца, которые привешены к столбам. Потом он бросал яркие шары, и они катились по снегу, раскатывались во все стороны, бежали все дальше по тундре, к поселкам, к рыбацким хижинам на берегу моря, вскакивали на столбы и светили. Ярко светили, весело. Жители смотрели и хлопали в ладоши и хвалили Ашихина, который научился делать солнце на радость людям…

— Ты что тут сидишь? — вдруг услышал Ашихин женский голос и с трудом открыл глаза — ресницы слиплись от мороза и покрылись инеем. — Замерзнешь!

Перед ним стояла румяная молодая девушка. Ее русый локон, выбившийся из-под шапки, совсем поседел от инея. И этот серебристый локон придавал свежему, молодому лицу девушки особую прелесть. Быть может, Ашихин и в самом деле замерзает и видит перед смертью хорошую, светлую девушку? Она улыбается ему. И он отвечает ей с улыбкой:

— Я приехал к главному, к Пелькину.

— К главному Пелькину? — продолжая улыбаться, спрашивает девушка, и ее зубы сверкают при свете фонаря, как молодой снег. — Почему же ты не постучался?

Ашихин посмотрел на небо, но свет фонаря мешал ему видеть звезды.

— Я рано приехал. Ночью приехал. Будить не хотел, — ответил он.

Девушка нажала пуговку. Дверь открылась, и на пороге показался человек в шерстяном свитере, кожаных брюках и меховых сапогах.

— Здравствуй, Пелькин. Вот тут тебя ожидает товарищ. Он, кажется, всю ночь просидел на крыльце.

Через несколько минут все втроем уже были в комнате Пелькина.

— Ну, рассказывай, зачем приехал, товарищ, — радушно обратился к нему Пелькин. Ашихину приятно было видеть, что у «главного» лицо северянина, лицо лопаря. Но Ашихин не знал по-лопарски, а по-русски хотя и говорил, но плохо.

— Ты кто? — спросил Пелькин.