Меч ночного убийцы лежал у его ног. Я осторожно поднял его за витую полукорзину. Я боялся брать такой меч за клинок — вдруг отравлен или заклят? Но и за рукоять трогать боялся — кто знает, какие следы остаются после лап дьявола?

Меч был хорош. Прекрасной работы, отменно закаленный и отточенный острее острого. Это, очевидно, для дьяволов было чем-то особенно важным все, чем они пользовались, было заточено до какой-то запредельной остроты. Я взвесил его, покачивая на пальце — поразительно легкий клинок, надо отметить — и с сожалением швырнул на дорогу. Воздух вокруг лезвия запел даже сейчас.

Что еще может быть у дьявола такого, что следует осмотреть? Я склонился над трупом пониже.

Монстр был практически обнаженным. Только легкая черная повязка охватывала бедра. Ни амулетов, ни украшений… Хотя… Простой браслет черной бронзы на левом запястье. Заговоренный? Знак отличия? Боевой? Пропуск куда-нибудь? Просто безделушка?

На всякий случай я аккуратно стащил браслет и бросил его рядом с мечом. И в этот миг заметил пояс.

Чуть прикрытый сбившейся набедренной повязкой, широкий пояс охватывал талию и поддерживал легкую ткань. Но на нем были такие кармашки… Много кармашков.

Я стал последовательно проверять все. В первом нашлись три тяжелые мифриловые монеты, шесть или семь золотых и горстка серебра. Я ощутил укол завистливой неприязни — ни фига себе нечисть у Проклятого! Этот парень был в два раза богаче меня с Орбеном. А ведь я принц!

За столь недостойную мысль я обозвал себя унизительным словом «мародер» и тут же совершенно без зазрения совести ссыпал монеты в собственный пояс.

Во втором кармашке были кресало и трут. В третьем — какие-то смешные сушеные травки. Я уже совсем было собрался попросту снять пояс с тела и отправить его на дорогу вслед за всем прочим, и четвертый кармашек расстегнул скорее по инерции, чем проверяя. Маленький кусочек луны выкатился из своего убежища и плюхнулся мне в ладонь.

Я остолбенело глядел на невесомое сияющее чудо, не в силах подать голос и позвать остальных. Постепенно до моего восхищенно замершего сознания стало доходить, что это жемчужина. Просто жемчужина. Но какая!

Она сияла так ярко, что казалась прозрачной. Она словно собирала лунные лучи, фокусировала их, усиливала, и щедро возвращала в небо. По моей ладони разбегались концентрические кольца света. Радужно-голубая, опалесцирующая, с заметным ярко-оранжевым огоньком в зыбкой матовой глубине, она была так хороша, что глаз не мог поверить — все это всего лишь игра света и воображения на поверхности твердой непрозрачной капли.

— Альба! — наконец смог крикнуть я. Мне пришлось буквально вырвать этот крик у себя из горла. Кричать не хотелось. Хотелось шептать в сложенные пригоршней ладони, тихо петь без слов и баюкать эту звездную слезинку наедине со степью, ночью, стрекотом в высокой влажной траве и луной. И молча бродящими вокруг добрыми лошадьми, которые заглядывают через плечо и замирают, тепло дыша в ухо.

— Альба! — повторил я, чуть свободнее и громче. Помотал головой и почти избавился от овладевшего мной колдовского очарования. — Альба, где вы? Подойдите сюда побыстрее, пожалуйста.

— Я уже здесь, — ответил Альба прямо за моей спиной. — Что случилось?

— Я нашел вот это. — Я протянул ему жемчужину. — Осторожно, она завораживает. Мне показалось, что меня словно засасывает внутрь — полное оцепенение, смотрю и оторваться не могу. Опасная штуковина, однако. Ядовитая красота. Вы встречали такие когда-нибудь? Для чего они?

Альба осторожно взял жемчужину у меня из рук.

— Да, — неторопливо проговорил он, любуясь переливами голубоватого перламутра, серебристыми бликами и радужными ореолами, — да, встречал.

Я вдруг испугался, что сейчас он погрузится в прекрасные мечты, поддастся наваждению и не захочет возвращаться помыслами в этот грубый мир из мира хрупкой и нежной грезы. Но на Витязя было сложно повлиять. Он всего лишь снова затих, как бывало уже не раз. Он был доволен.

— Что это? — спросил я настойчиво.

Альба качнул жемчужину на ладони и сжал ее в кулаке. Призрачное сияние угасло.

— Бояться нечего, мой принц, — сказал он нараспев, чуть в нос. — Все очень хорошо. Лучше, чем можно было даже надеяться.

— Да что же это такое, боги мои?! — взорвался я. — Вы говорить вообще собираетесь?

— Это Жемчужина Странствий, — отрешенно сказал Альба. — Это могучий магический ключ, позволяющий своему властителю и его спутникам мгновенно оказаться в том месте, где они пожелают.

— Всегда и всюду, невзирая ни на что? — с восхищением прошептал я.

— К сожалению, только один раз. Но нам с вами этого хватит, принц. Надо снова собирать всех и решать заново, как действовать. Ведь теперь мы можем оказаться в Сапфире хоть через мгновение — когда будет угодно.

Я прямо-таки взвился.

— Значит, возвращаемся в Ранскурт, берем новый эскорт — и вперед?

Альба покачал головой.

— Не все так просто, как вам показалось, мой генерал. Зачем еще больше ослаблять ничтожный гарнизон Ранскурта? Ведь эскорт теперь нам не нужен, подумайте сами. Мы окажемся у ворот Сапфира мгновенно, никакая опасность на пути нам не грозит. Я полагаю, что напротив, мы можем отослать гвардейцев обратно. И уйти в прыжок прямо отсюда.

Я кивнул. Всплеск возбуждения уже уступил место взвешенной рассудительности. Действительно, зачем нам эскорт? Я ведь сам возражал против него. Хотя что бы мы делали сейчас, если б в первые мгновения атаки дьяволов ребята Даргиша не прикрыли бы нас грудью?

— Что нужно для прыжка, Витязь?

— Всего лишь отчетливо представлять себе, куда ты хочешь попасть. Вы, конечно же, не помните ни Сапфира, ни его окрестностей?

— Конечно, не помню.

— В таком случае, доверите ли вы мне совершить его? Я Сапфир помню очень неплохо.

Я вздохнул.

— О чем вы спрашиваете, Альба? Что со мной станется, если я не позволю помочь себе в том, с чем справиться не могу? Или перестану доверять друзьям?

— Я обязан спросить, — серьезно сказал Альба, — и обязан получить искренний ответ. Жемчужина по праву ваша, даже дважды ваша. Вы, принц, победитель ее предыдущего хозяина; и вы же нашли ее и приручили сейчас. Если я возьму жемчужину вопреки желанию хозяина — пусть даже потаенному, пусть даже неосознанному — прыжок не получится, а мы с вами можем сильно пострадать. Особенно я. Жемчужина выполнит мой приказ только в двух случаях — если потеряет вас или если вы по-настоящему захотите, чтобы ей воспользовался именно я.

— Я хочу этого, Альба, — сказал я столь же серьезно. — Сделайте так.

— Хорошо, — сказал Витязь и тут же перешел на другую тему — так легко, словно предыдущего разговора вовсе не было. — Да, теперь понятно, отчего эта команда вела себя так дерзко, до беспечности дерзко. Она была направлена сюда с заданием простым, как удар кинжалом в трактире. Вредить сколько можно, уничтожить всех, кто подвернется, а при опасности или по команде Отверженного сразу вернуться к своим. Интересный рейд, хорошо задуманный и хорошо подготовленный. Кто мог бы подумать, что закончится он вот так — выживших нет и жемчужина в руках врага… Хотел бы и я погулять в таком рейде… когда-нибудь. Надеюсь, с лучшими результатами.

Альба цинично усмехнулся, глядя на тело дьявола и задумчиво катая жемчужину по ладони.

— Вы говорите так, — сказал я, — словно у вас нет чувства вражды к этим… к солдатам Проклятого. Кстати, почему вы назвали его Отверженным? Он ведь сам отверг Цвета… мы называем его Отвергшим…

Я сбился и замолчал. В основном, потому, что сам не испытывал ненависти к погибшим дьяволам. Скорей, что-то вроде симпатии. Интересно, почему это так? К тому же, я вспомнил, что мои цветоносные родственники не один раз называли Проклятого Отверженным…

— Отвергший или Отверженный — это еще с какой стороны на все посмотреть, — бесстрастно сказал Альба. — А что до вражды — вы правы, не испытываю. С какой, помилуйте, стати я должен ненавидеть этих бойцов? Они такие же наемники, как и я. Или мои обормоты. Ведь судьба могла послать меня сражаться на стороне Черного домена. Что ж мне тогда, себя ненавидеть, что ли? Нет, мы относимся к бойцам противника, как к соперникам, а не врагам. Враждовать — это ваше дело, принц. Я буду просто выполнять ваши приказания или самостоятельно делать то, что сочту нужным для блага вашей страны. Но уж простите, если пока что я буду делать это без эмоций. Почти без эмоций. Конечно, хороший бой веселит и заставляет радоваться, вне зависимости от того, на чьей стороне сражаешься. У меня ведь не было до сих пор родного дома, принц. У Витязей не бывает родины. Есть только верность Договору. До смерти.