— У вас, Александра Алексеевна… — он всегда обращался к ней с нарочитой и немного комичной уважительностью, тщательно проговаривая каждый звук в ее имени. Это часто вызывало в классе одобрительные и подобострастные улыбки, что заводило Сашу еще сильнее. — У вас это получается гораздо лучше.

— Что у меня получается гораздо лучше? — спросила она ледяным тоном, не замечая, что тишина в классе начинает становиться почти угрожающей.

— Подметать мусор. С веником в руках вы просто великолепны. Особенно, когда пониже наклоняетесь. Такая соблазнительная попка. Я же сам сколько раз видел, — отчеканил он и снова плюнул на пол.

Тихий, неуверенный смешок прошелся по классу легкой волной, и опять наступило тревожное ожидание.

…Именно в этот момент Саша поняла, что никакая кошка ее уже не спасет. Что тот момент, который должен был наступить рано или поздно, наступит сейчас. Лишь считанные секунды отделяют ее от этого момента.

— Выйди из класса, Измайлов. Сейчас же.

— А если не выйду?

— Выйдешь. Еще как выйдешь. Тебе помочь, может быть? Я найду помощников, поверь мне…

Она и сама не знала, что будет делать в том случае, если он ее проигнорирует. Понятия не имела, о каких помощниках ведет речь. Из класса никто не решится — об этом даже думать не стоило. Его боялись. Слишком боялись…

Но, к общему удивлению, он нехотя поднялся со своего места, еще раз сплюнул на пол — теперь уже не шелухой, а сероватой густой слюной, и направился к выходу. Только пошел почему-то не вдоль ряда, а обогнул средние парты и направился к ней.

Он приближался, а она смотрела на него, из последних сил пытаясь преодолеть собственную слабость. Она почти молилась, сама того не сознавая. Молилась о том, чтобы бог дал ей силы подставить правую щеку, получив удар по левой. Не зная, не подозревая о том, что слова этой молитвы вот-вот материализуются в пространстве странным и жутким мутантом, лишь отдаленно напоминающим свое истинное подобие.

Приблизившись, он все так же продолжал смотреть в ее глаза. И Саша не отводила взгляда. Она почувствовала его дыхание — смешанный запах семечек, табачного дыма и кислого вчерашнего перегара. Губы расплывались в улыбке, а глаза смотрели без выражения, словно в пустоту. Он шел прямо на нее, но как будто не видел. Как будто хотел пройти сквозь нее, как граф Калиостро, проходящий сквозь стены. «Куда тебе до его могущества!» — подумала Саша, собирая остаток сил для того, чтобы не отступить, не сдвинуться с места. И только потом, спустя секунду, она поняла, что это был всего лишь отвлекающий маневр. Наживка, которую она заглотила, как глупая и голодная рыба. Потом — когда его рука, быстро выброшенная вперед, схватила подол ее джинсовой юбки и, дернув наверх, плавно и жадно заскользила вниз, внутрь…

Размахнувшись, она ударила его по щеке.

И тут же огненным шаром пронеслись в сознании слова молитвы. Пронеслись — и обожгли. Она не знала, не подозревала в себе такой силы. Очнувшись, она увидела, как он поднимается с пола. Неужели это она свалила его с ног — она, едва доходящая до плеча этого верзилы? Он поднимался медленно, как медведь, вылезающий из берлоги после зимней спячки. Саша заметила огненную полосу на его левой щеке. Полоса напоминала ссадину. Она увидела его глаза, по-прежнему пустые, почти ничего не выражающие. В следующую секунду он снова стоял напротив, продолжая сверлить ее взглядом — как будто ничего не случилось. Потом, медленно приподняв ладонь, дотронулся до огненной полоски на щеке. Дотронулся — и как будто обжегшись, одернул руку.

В тот момент она была почти уверена, что победила. И даже была близка к мысли о том, что поступила правильно. Что иначе было нельзя. Он наконец опустил глаза и медленно направился к выходу, обойдя ее стороной, больше не коснувшись — ни рукой, ни взглядом. Только на пороге, не обернувшись, выплюнул слово «сука». А потом наступила тишина.

Гробовая тишина, какой, наверное, не бывает даже в храме. Саша смотрела перед собой и видела одни только опущенные вниз глаза. Никто не смотрел на нее — все прятали взгляд, как будто боялись обжечься. В тот момент она никак не могла объяснить себе этой реакции. Она поняла, в чем дело, спустя некоторый промежуток времени, после того, как поймала наконец один-единственный взгляд, робко вынырнувший на поверхность.

Это был взгляд Миши Андреева. Ее лучшего, любимого ученика, который мечтал когда-нибудь встретить и полюбить женщину, похожую на осень. Уж лучше бы это был кто-нибудь другой. Кто-нибудь другой, только не Мишка, думала Саша уже после того, как…

Он смотрел на нее, как будто она была прожектором. Мощнейшим прожектором, направленным прямо на него. Слепящим, причиняющим глазам живого человека невыносимую боль. Саша даже заметила влажный отсвет в его глазах, наполненных этой болью. Ей захотелось броситься к нему, защитить его от этого странного и жуткого света, который причиняет ему такие страдания. Но он бросился к ней первым.

Он вскочил со своего места и в три прыжка приблизился к ней. Остановившись, изо всех сил дернул вниз подол юбки… А потом так же стремительно выбежал из класса, шумно хлопнув дверью. И только после этого хлопка Саша наконец поняла, в чем дело.

Джинсовая ткань слишком плотная. Именно поэтому она не опустилась вниз после того, как ее подняли наверх. Она бы опустила ее сама, если бы у нее сохранилась в тот момент хоть какая-то способность к здравому размышлению.

«Уж лучше бы это был кто-нибудь другой», — отстраненно подумала Саша, чувствуя, как лицо заливается краской. Голова закружилась. Саша опустилась на стул и сразу поняла, что потеряла последние остатки сил. Уронив голову на сложенные руки, она разрыдалась.

В классе продолжала стоять напряженная тишина, нарушаемая лишь громкими всхлипы, совсем не напоминавшими плач взрослой женщины. Скорее, казалось, плакала девочка. Маленькая беспомощная девочка, впервые в жизни столкнувшаяся с жестокостью окружающего ее мира.

Когда Саша очнулась и подняла глаза, в классе уже никого не было. Она даже не заметила, как они ушли. Так и не услышала ни одного звука. «Я больше не буду работать, — подумала она. — Никогда больше. Сегодняшний урок был последним. Хватит с меня».

Она долго сидела, глядя прямо перед собой глазами, потемневшими от горя. Прозвучавший звонок вывел ее из оцепенения. Быстро достав из сумочки маленькое зеркало, она припудрила лицо, расчесала волосы. Потом снова застыла, глядя перед собой. Минуты шли, но она совсем не чувствовала хода времени. Что-то было не так. Саша очень долго пыталась понять, что же изменилось. И наконец, в десятый раз остановив взгляд на участке пола возле последней парты, она поняла, в чем дело.

Пол был чистым. Шелухи от семечек не было. Кто-то из ребят подмел мусор, оставленный Измайловым. Кто-то сжалился над ней… Но в классе было пусто, и Саше некому было сказать «спасибо».

Поднявшись, она медленно подошла к окну и принялась разглядывать вечер. На улице начинало темнеть, солнце казалось почти беспомощным на фоне надвигающихся сумерек. Листья все продолжали сыпаться с деревьев разноцветным дождем. Она, не отрываясь, смотрела в окно, постепенно чувствуя, что успокаивается. Волна жгучего стыда постепенно отступала. Саша и сама в это не верила…

— Саша! — услышала она словно издалека и обернулась на голос.

Владимир приблизился к ней быстрыми шагами и уверенно взял за руку.

— Что с тобой? Что-то случилось?

— Ничего, — она освободила ладонь, словно опасаясь, что он сможет ощутить ее ложь своей кожей. — Ничего особенного… Так, обычные учительские будни.

— Так уж и обычные? Ты совсем бледная, смотришь как-то странно…

— Почти обычные. Знаешь, я не хочу сейчас об этом, — под напором его взгляда она больше не смогла выдержать собственную ложь, поэтому решилась на полуправду. — У тебя уже закончились занятия?

— Закончились.