Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Когда он вернулся, женщина вытирала слезы, пытаясь придать своему лицу подобие улыбки, но от этих усилий оно становилось жалким, и Федор почувствовал какую-то неловкость, когда взглянул на острые колени женщины, обтянутые длинной юбкой.

— Спасибо, — робко сказала женщина, и слезы ручьями потекли по ее щекам. Федор хотел спросить, а кто этот мужчина, но в этот момент в дверь позвонили. Федор подошел и посмотрел в глазок. Он увидел только что сброшенного им с лестницы мужчину и, вернувшись в комнату, сказал:

— Это он.

Женщина вздрогнула и, сделав над собой усилие, встала. Федор наблюдал за ней. Она, опустив голову, сказала:

— Откройте.

Федор не знал, как ему быть. Ему не хотелось драться с первым встречным, но он понимал, что не имеет права задерживать незнакомку.

— Я вам потом все объясню. Откройте, пожалуйста.

Федор понял по ее интонации, что должен подчиниться. Он открыл дверь. Женщина вышла на лестницу и молча направилась к двери соседней квартиры. Мужчина молча за ней пошел, и они исчезли, оставив Федора размышлять над ситуацией.

Федор вернулся к себе и почему-то особенно остро почувствовал свое одиночество, когда сел в кресло, где только что сидела женщина. Ему показалось, что он хотел, чтобы эта женщина у него осталась.

“Что за блажь”, — сказал он сам себе, но образ несчастной, покорно скрывшейся за соседней дверью, не давал ему покоя. Он пошел в ванну, и, когда теплые струи воды обрушились ему на голову, он успокоился и через полчаса лежал в постели, просматривая последние бумаги из папки, взятой в офисе. Он смотрел на лист бумаги, а мысли его крутились вокруг сцены, свидетелем которой он оказался.

“По виду приличные люди, а ведут себя как…” Слово “бомжи” не подходило для этих людей, скорее “жлобы”. Эти слова относились к мужчине, который вызывал у него чувство неприязни и брезгливости. Потом вспоминались картины детства, и неожиданно из памяти всплыли образы его соседей по коммуналке и их примитивная жизнь, напоминавшая ему сегодняшнюю сцену, и он подумал: “Люди не меняются”, — и тут же про себя отметил, что он-то изменился, и никак ему эти две мысли — о себе и о других — невозможно было соединить вместе.

5

Утро встретило его лучами солнца после вчерашнего ненастья. Все блестело и сверкало, и казалось, что наступил какой-то праздник — так весело и радостно выглядели из окна прохожие, разноцветными пятнами разбросанные по улице. Федор обратил внимание на пару, переходившую улицу — женщина показалась ему знакомой. “Вчерашняя незнакомка”. Федор присмотрелся. Женщина весело разговаривала с мужчиной, но это не был сброшенный с лестницы, а был другой.

“Ничего не понимаю”, — подумал Федор и пошел собираться на работу. Он хорошо себя сегодня чувствовал. Впереди длинный день, предстоит непростой совет директоров, но ему казалось, что он ощущает себя по-новому, как будто ушла в прошлое его усталость и он снова молод и полон сил.

“Как хорошо, что все хорошо”, — эти ни к чему не относившиеся слова он повторял про себя, и от их повторения ему становилось на душе еще радостней. Время от времени он вспоминал вчерашний эпизод, и что-то ему было непонятно в этой ситуации. Что это за люди, какая у них жизнь?

Он вышел на улицу. Солнце ослепило, и он быстрым шагом направился к своей машине. Посигналил, сняв охрану, сел за руль, включил музыку и медленно выехал на соседнюю улицу, лавируя среди припаркованных у тротуара машин.

Офис его предприятия выглядел, как тысячи других: стекло, металл, охрана, холл. На лифте поднялся на третий этаж и вошел в свой просторный кабинет. За длинным столом сидели его сотрудники, и чувствовалась некоторая напряженность — разговор предстоял серьезный.

Федор подошел к своему столу, образовывавшему букву Т, и сел в кресло.

— Я ознакомился с необходимыми мне материалами. Впечатление у меня сложилось двоякое. С одной стороны, все у нас в порядке в отношении финансов, с другой — они расходуются, по моему мнению, нерационально… — так начал он свой длинный доклад. В кабинете было тесно. Были приглашены все желающие и даже представители среднего звена, которые обычно не допускаются на закрытые совещания.

Свою концепцию разделения прибыли на вложение в оборудование и социальную сферу Федор изложил четко, обоснованно, подведя научную базу рационального использования ее. В докладе он поддержал Алексея Степановича, и казалось, что, когда их мнения по отрасли совпадают, уходит неприязнь. Но это было только сиюминутное настроение. Неприязнь не уходит, она отодвигается, так однажды возникшее в душе чувство ненависти невозможно преодолеть. Оно поселяется навсегда, и это так осложняет жизнь, что люди разумные стараются не допускать себя до подобных эмоций, но как просто и незаметно ненависть возникает в людях независимо от них, и как сложно потом от нее избавиться. И это превращает жизнь в постоянное преодоление, и нет, кажется, возможности избавиться от ненависти к кому-то, и только время может ее уменьшить, но воспоминания культивируют ее, и кажется, что она, однажды поселившись, остается навсегдаи воспоминания о ней не уменьшают боли, ее спровоцировавшей.

И как только Федор вспомнил, что место замминистра займет Алексей, он опять испытал неприязнь к этому человеку.

Как это бывает часто, сторонников нового направления было столько же, сколько и противников. После трехчасовых дебатов концепция Федора с небольшим перевесом была принята. На его стороне был Владимир, его главный помощник и заместитель. В отсутствие Федора именно его стараниями предприятие не обанкротилось и набирало обороты. Никаких мыслей о возможной причастности Владимира к каким-то делам за его спиной Федор не допускал. Он ему сейчас доверял полностью и знал, что такой опытный и профессиональный человек выручит его в любой ситуации.

Владимир жил на широкую ногу, и Федор удивлялся его способности находить со всеми общий язык, но что больше всего привлекало Федора в этом человеке — это его образованность. Где бы они ни оказывались вместе, всегда вокруг Владимира были люди и высоко стоящие, и интеллигентные, отчего разговор неожиданно переходил на литературу и искусство, в которых Федор явно отставал. Когда Федору нужно было завести прочное и нужное знакомство, он всегда приглашал Владимира.

После доклада Владимир подошел к Федору.

— Поздравляю — наша взяла. Что ты делаешь в воскресенье?

— Пока не знаю, — ответил Федор, переворачивая листы календаря.

— Приезжай ко мне, будут все свои.

Владимир уже год был женат на Марианне, его давнишней подруге, женщине культурной и доброй. Федору она нравилась, и он даже завидовал Владимиру, что ему так повезло с женой.

Загородный дом Владимира был небольшой, но в нем было очень уютно, и всегда Федору предоставляли комнату с видом на залив. Дом находился на высоком берегу, и из окон хорошо были видны корабли, вечером освещенные разноцветными огнями, и Федору нравилось наблюдать за ними.

— Я приеду к тебе в пятницу и поживу у тебя. Как ты, не возражаешь? — Федору не хотелось быть одному. Он знал, что Марианна устроит так, что ему будет с кем провести время. Когда праздновали ее день рождения, там Федор познакомился с приятной женщиной его лет. Она работала референтом у одного депутата Госдумы, очень полезного человека для их бизнеса. Федор ловил себя на мысли, что хочет еще раз повидать эту женщину, и он невзначай спросил:

— А что, там будет Нина Григорьевна? — Ему хотелось, чтобы она там была. Владимир внимательно посмотрел на Федора.

— Если надо — сделаем.

— Тогда до встречи, — Федор вышел, оставив Владимира проверять протокол.

Федор сидел за рулем машины. Он включил музыку. Какая-то неясная мелодия наполнила салон автомобиля, и, когда Федор откинулся на сиденье, он почувствовал свободу. Странная вещь эта свобода мужчины, но всегда, когда он едет к женщине или от нее, ему легче дышится, как будто жизнь окрашивается во все цвета радуги. Бегство от женщины, от любой, от любимой и нелюбимой, пребывание наедине с самим собой, со своими мыслями, вдруг придало его теперешнему неопределенному настроению уверенность, что все образуется. Было ощущение отдыха на пути к новой странице, которая незаметно переворачивалась в книге его жизни, и оно сопровождалось полным безразличием к тому, что еще нужно будет пережить.

18
{"b":"165118","o":1}