— И тебе доброго утра!
— И тебя туда же!
На сей раз я обнаружила дверь с первой попытки.
Тяжелые темные тучи, казалось, давили на самую крышу, а верхушки высоких деревьев и вовсе были неразличимы, но ветер почти утих. Редкие хлопья снега медленно кружились в стылом воздухе. Я зябко передернула плечами и вернулась к своим, которые уже приступили к истреблению запасов. Не было только Линги — она еще задолго до рассвета ушла поохотиться. Мы быстро замели следы своего пребывания в этой гостеприимной обители и приступили к новому этапу привычного занятия — поисками приключений на все соответствующие места во имя нашей высокой цели.
В этот день пришлось двигаться не столько вперед, сколько вверх и зигзагами. Лыжи довольно скоро присоединились к багажу — как только мы пересекли узкую долину и подошли к подножию нового хребта, носившего название Волчий Хвост. Услышав это, я тихонько прыснула, Ворх сердито зыркнул на меня исподлобья, а принц пояснил, что первооткрывателей вдохновил цвет скал, состоящих сплошь из серого гранита.
Снега было мало, и при беглом взгляде на окружающий пейзаж становилось ясно, что нога человека если и ступала здесь когда-либо, то это было давно и неправда. Впрочем, и конечный результат как-то вызывал сомнения.
— Есть еще один путь. — Принц, как обычно, с полувзгляда прочитал на моем лице все нерадостные соображения. — Через долину вдоль реки проложена вполне удобная дорога… единственная в этих краях.
Дальше можно было не продолжать. Нарываться лишний раз на теплую встречу с королевскими засланцами не хотелось никому, начиная с меня. Надха, как-то незаметно вновь появившаяся среди нас, подтолкнула меня плечом, и я с тяжким вздохом поплелась вслед за принцем.
Карабкаться по сплошь обледенелым скалам при сильном боковом ветре — это, честно говоря, не совсем то, что я называю отдыхом на природе. Основательно выручили нас приспособления, которые Дин извлек из недр своей бездонной сумки во время короткой передышки. Две идущие параллельно стальные полосы с тремя редкими рядами литых полуторасантиметровых шипов по одной стороне дважды перекрещивались, образуя петли, отогнутые так, что получался один острый скругленный и другой почти прямой угол с основной плоскостью. Петли плотно охватывали носок и пятку сапога, и все это хитрым способом крепилось еще и просмоленной веревкой, тонкой, но прочной.
С обувью Дина проблем никаких не было, а вот на мои ноги эти «ледоступы» оказались великоваты, и нам пришлось как следует попыхтеть в процессе «подковывания» моих сапог. Получилось так себе, но идти было можно, и времени терять мы не стали.
К вечеру наша разношерстная компания почти добралась до перевала. Тяжелый подъем вымотал всех. Я, само собой, выбыла из строя первой, и добрую половину пути надха несла меня на спине. Стылое небо вновь набрякло свинцовыми тучами, и Дин подал идею насчет привала с плавным переходом в ночлег. Пока совсем не стемнело, надо было успеть отыскать местечко, чтобы укрыться хотя бы от ветра, который пронизывал, казалось, до самого костного мозга.
Тут я неожиданно для себя обнаружила, что к уже известным разновидностям имеющегося в моем распоряжении зрения добавилась еще одна. Глядя на скалу, например, я видела одновременно и обледенелый серый гранит, и толщину ледяной корки на любом отдельно взятом участке, и каждую трещинку внутри глыбы. С непривычки разобраться в этом наслоении картинок было непросто, но через некоторое время все-таки удалось высмотреть кое-что для нас подходящее.
Зигзагообразная щель в скале перешла в короткий и узкий лаз, который окончился пещеркой примерно три метра на пять с низким потолком. На неровном полу не было снега, что немного утешало, но самым противным было то, что не светило никакой возможности развести костер. На всем пути нам не попалось ни деревца, ни кустика, ни даже травиночки, а значит, мы дружно обламывались и с теплом, и с горячим питьем.
Лично мне к тому времени уже было все до лампочки. Я закоченела до такой степени, что даже перестала дрожать и впала в тягостное оцепенение. Просто тихо сползла по стеночке на пол, сжалась в комок и закрыла глаза, уткнувшись носом в свои коленки, но спокойно замерзнуть мне так и не дали. Дин растормошил меня, заставил глотнуть «самодура» — оказывается, вчера усидели не весь! — и в два счета отогрел мои руки. Сначала, сдернув меховые рукавицы и перчатки, дышал на заледеневшие кисти, бережно растирая их своими горячими пальцами, а под конец быстрыми поцелуями окончательно разогнал кровь до нужной скорости.
Я невольно поморщилась от дергающей боли в руках и уже вполне осмысленно смотрела, как принц деловито перетряхивает наши пожитки. Моей фантазии просто не хватало, чтобы представить, как мы будем ночевать в этом насквозь промороженном природном склепе, но у Дина, похоже, с воображением было получше, и опыт что-нибудь да значит.
Вся запасная одежда и сами сумки, сделанные из толстой кожи, были уложены относительно ровным слоем на полу и прикрыты парой одеял. Моя шубка в свернутом виде легла в изголовье. Мы без особого аппетита сжевали по куску мяса и сухарю и прикончили «самодур», от которого надха отказалась. Меня совсем развезло, и до импровизированной лежанки я добиралась уже чуть ли не ползком, благо было недалеко.
Дин устроился рядом, расстегнулся до рубашки, крепко прижал меня к себе, как-то умудрившись обнять сразу всю, и запахнул на моей спине свою куртку. Моя куртка, его плащ и оставшиеся одеяла довершили упаковку. С другой стороны ко мне притулилась пушистым боком Линга, а Ворх, придирчиво наблюдавший за процессом укладки, заботливо предупредил друга: мол, что на груди однажды пригреешь, то всю жизнь шипеть и будет! Его счастье, что на тот момент у меня просто не было сил искать подходящую для ответа любезность вроде «Где ты раньше был?» — усталость, выпивка и долгожданное тепло, которым от принца веяло, как от хорошей печки, вопреки моим опасениям брали свое. Последним, что я слышала, было бурчание Ворха, который, сворачиваясь клубком у нас в ногах, честно предупредил, что каждому, кто вздумает во сне пинаться или даже слегка сучить ходулями, он пооткусывает все, до чего дотянется…
На следующий день мы, одолев перевал и долгий спуск по крутому склону, снова встали на лыжи. Лес по эту сторону хребта был в основном смешанным, с густым подростом и большим количеством кустарника, поэтому приходилось изрядно петлять. Оба хищника то и дело скрывались из виду, разведывая обстановку. Пару раз надхе пришлось влезать на дерево повыше для уточнения направления, а я при попытке сориентироваться по солнцу сошла с проложенной Дином лыжни и здорово повеселила всю компанию. Для начала съехала на пятой точке в неизвестно откуда взявшуюся ложбину, а потом выдала затейливый комментарий по поводу всего происходящего. Свой вдохновенный и в основном нецензурный монолог я адресовала равнодушным небесам, пока лежала в глубоком сугробе, задрав чудом уцелевшие лыжи, а друзья, сгибаясь пополам от хохота, спешили ко мне на помощь.
Во второй половине дня мы вышли на опушку и устроили привал. Дальше наши пути должны были на некоторое время разойтись. Поскольку мы как-то не горели желанием превращать наше путешествие к месту сбора в пожизненное, позарез требовались лошади, а раздобыть их можно было только в городе, который находился немного в стороне от нашего основного маршрута. Линге в этой населенной местности гулять было небезопасно, поэтому после коротких споров решено было разделиться. Каждый пойдет по своим делам, а после встретимся в назначенном, приметном только для посвященных месте.
Еще некоторое время, пока мы двигались по холмистой равнине вдоль кромки леса, надха была с нами, и, лишь когда в давно наступившей темноте замерцали тусклые огоньки в окнах постоялого двора, мы нежно простились и пожелали нашей спутнице удачи. Линга неслышно растворилась во мраке, а мы добрели по завьюженному полю до желанного приюта.
Здесь, по всей видимости, было принято играть отбой сразу после захода солнца, потому что Дину пришлось довольно долго пробовать на прочность кулаком толстые плахи, прежде чем тоненько скрипнули петли. Сначала сбоку приоткрылось небольшое зарешеченное окошко, через которое прищуренный глаз окинул цепким взглядом нашу компанию. Потом распахнулась узкая дверь, почти незаметная на фоне темного забора, и встрепанный спросонья мужик в тулупе нараспашку посторонился, пропуская нас внутрь и придерживая за ошейник огромного, хрипло рычащего кобеля.
