В следующий момент за королем захлопывается резная с позолотой дверь, а в комнате развивается бурная деятельность. Стол сдвинут, по мозаичному полу, подоткнув полы длинной безрукавки, ползает на коленях кадр помоложе и сосредоточенно вычерчивает чем-то жирно-черным большой правильный круг, извлекая это «что-то» из объемистой широкогорлой склянки. При попытке разглядеть странную субстанцию более пристально меня резко и без предупреждения скручивает в жгут от омерзения и вполне реальной физической боли…
Остальные заняты другими действиями, пока не совсем понятными. На зеркальной каменной столешнице установлен большой треножник, на нем — круглодонная посудина, вся исчерченная сложными знаками, под ней — уже знакомый темный предмет, служащий источником синеватого пламени. В емкость поочередно добавляют что-то из пяти разных баночек и бережно — по одной — опускают крупные золотые монеты, предварительно собранные вкруговую из кошелей всех присутствующих. Над загнутыми наружу краями посудины закручиваются тонкие струйки мерцающего сизого дыма, от которого у любителей химии начинается кашель, чих, а у некоторых и рвотные позывы…
Через некоторое время, когда все присутствующие вволю наколдовались над гулко булькающим варевом, дымовая завеса рассеивается, и четверо трудяг, прихватив котелок за специальные «ушки», несут его в завершенный круг. Самый старый из магов (если судить по размерам бороды, количеству морщин и обилию седины в длинных черных волосах) снимает с пояса что-то вроде стаканообразного черпачка на длинной изогнутой ручке и осторожно погружает его в пышущую жаром и светящуюся «кашу». Размеренно черпая раз за разом получившуюся субстанцию, он уверенно льет ее тонкой струйкой прямо на мозаичный пол, рисуя какую-то сложную фигуру. Только под конец его вдумчивых манипуляций становится понятно, что это десятиконечная звезда — две наслоенные пентаграммы, прямая и перевернутая, с общим центром, в котором расторопные коллеги почтенного старца уже устанавливают сплошной круг из толстых коричневых свечей…
Снова смена кадра. Свечи горят ровным пламенем, периодически одновременно мигая, маг-аксакал нараспев читает с листа что-то труднопроизносимое, но в рифму. Остальные безмолвно стоят вокруг — их неподвижные фигуры окутаны призрачной красноватой завесой, выдающей напряженное волнение. На последних словах заклинания, пламя начинает резко пульсировать, и с каждой вспышкой все ярче сияет столб синеватого света в центре круга и все четче вырисовывается в нем высокий силуэт…
И напоследок — просторная комната, погруженная во мрак. Над столом, тихо гудя, медленно вращается висящий в воздухе шарик сине-белого пламени под полукруглым абажуром, бросая сноп яркого света на уже знакомую карту, расстеленную поверх инкрустированной столешницы. Над ней склонился некто в коричневом плаще с низко надвинутым капюшоном; видны только крупные холеные руки с длинными сильными пальцами, на одном из которых красуется массивный перстень из полупрозрачного металла с матово-черным камнем странной формы.
Раскрытые ладони плавно двигаются, почти касаясь пергамента, и каждая их остановка почему-то сразу же откликается во мне вспышкой обжигающей боли в самой глубине и без того перегруженного мозга. Недолго думая пытаюсь усилием воли подавить неприятные ощущения — это удается далеко не сразу, а человек в плаще досадливо цокает языком и небрежно извлекает прямо из воздуха высокую темную склянку. Другая его рука берет со стола недлинную цепочку, сделанную из трех разных металлов, и точным плавным движением опускает ее в узкую горловину, над которой вьется голубоватый дымок, затем снова извлекает и бросает прямо на карту. Металлическая «змейка», полежав пару секунд, неожиданно приходит в движение. Сначала медленно водит застежкой-«головкой», выбирая направление, потом быстро скользит, извиваясь, к левой стороне карты, где почти нет никаких пометок, и, свернувшись аккуратной спиралькой, замирает.
Человек в плаще удовлетворенно кивает и начинает закрывать склянку, но вдруг настораживается. Позади него в стене без малейшего звука открывается низкая потайная дверца, чтобы впустить новый персонаж. Вернее, старый — уже знакомую по предыдущему видению суперзубастую зверушку. Неведомый хищник плавно и неслышно скользит во тьме, как перышко, подхваченное дуновением ветерка… и врастает в пол, встретившись взглядом с человеком у стола. Низко надвинутый капюшон полностью скрывает лицо, но в этом пятне густой темноты явственно различимы его полыхающие алым зрачки. Зверь начинает мелко дрожать и пятиться, поджав чешуйчатый хвост, но пытается сохранить лицо (или морду?), изобразив очень убедительный оскал. Пронзительный глаз весело подмигивает ему из-под капюшона — чудовище захлебывается собственным рыком, с лязгом захлопывает пасть и все тем же задним ходом ползет обратно к двери, не в силах оторвать взгляд от пламенеющих зрачков незнакомца, пока совсем не исчезает в темноте потайного коридора. Капюшон резко поворачивается, теперь маг смотрит на меня в упор. Я физически ощущаю тяжесть его немигающего взгляда, словно прожигающего насквозь, — и меня скручивает снова, уже окончательно, с размаху окунув с головой в густую давящую мглу спасительного беспамятства…
Как же трудно приходить в себя, когда совершенно не представляешь, где находится пункт назначения!.. А если еще и глаза не желают смотреть на белый свет в целом, независимо от погоды и времени суток!.. Хотя, может быть, не так уж оно все и скверно: через некоторое время обнаруживаю, что мне тепло, уютно, удобно и мягко. Только вот откровенно ехидные комментарии, произносимые очень знакомым голосом, поневоле заставляют прислушаться:
— …Наверняка давно уже очнулась, только ведь ни за что не покажет виду!
Само собой — нашли дурака! И вообще, что хочу, то и показываю!..
— Пускай себе показывает, что и когда ей вздумается! — Принц будто мысли мои прочитал.
— Так и будешь сидеть?
— Как надо, так и буду! И нечего тут вслух завидовать!
По мере того как в моей гудящей голове укладывается суматоха, понимаю, что сижу — вернее, лежу — на руках у Дина, умостившись наподобие пригревшейся кошки, а он качает меня бережно, как ребенка.
— С каких это пор ты такой проницательный?!
— Тут и проницать нечего — всю дорогу возле нее слюной исходишь!
— Кто? Я?! Ну знаешь…
— Я-то знаю, особенно про твою любвеобильность по каждому поводу и без…
— Ой, кто бы говорил!..
— Вот я и говорю!
— Все, полный антрык! — заключил Ворх (кто же еще способен ехидничать в любое время года без перерывов на обед!). — Эти трое суток тебе даром не прошли. Не иначе ее «видючесть» оказалась на диво заразной…
Я не удержалась и громко фыркнула Дину в плечо.
— Вот! Она уже хихикает!
— Это предсмертные хрипы! — авторитетно заявила я, по-прежнему не открывая глаз — противное жжение под веками категорически не хотело прекращаться, — и даже попыталась изобразить конвульсии, дрыгнув пару раз ногой, но добилась только скептического хмыканья:
— Дождемся мы, как же!..
— А ты скоротай время за приятной и поучительной прогулкой… подсказать, куда, с кем и зачем? — Я многообещающе подмигнула волку одним глазом, все-таки приоткрытым по такому случаю.
Серый хищник сообразил, что вряд ли я расщедрюсь на что-нибудь хорошее, и возмущенно засопел, но сказать ничего не успел. Дин склонился ко мне:
— Тебе лучше?
— Смотря с чем сравнивать!
Я неосторожно попыталась приподняться, чем вызвала сильный приступ головокружения, заставивший меня снова уткнуться в его широкую грудь.
Рядом обеспокоенно застрекотали-зашуршали-защелкали.
— Ничего страшного, Гиса, — отозвался мой подчеркнуто-слабый голос из глубины бережных объятий. Нет, что ни говори, приятно, когда вокруг тебя так суетятся и волнуются!.. Но через некоторое время я все-таки решила не переигрывать и деликатно высвободилась из рук Дина. — Спасибо, теперь все в порядке!
