– Только то, что творится в твоей голове, ролфи, – хмыкнул в полумраке волшебник, точнее, его призрачный силуэт. – Ты громко дышишь, молодой волк, а думаешь еще громче… Дыхание змеи неслышно, мысли змеи темны и извилисты, сокрыты, словно корни в земных недрах…

«И когда я закрою глаза, и когда затворю уста, то во тьме и тиши услышу, как бьется сердце этого мира. Там в глубине оно – большое и горячее», – повторяла Джона про себя слова старой-старой песни шуриа. Ее пели, когда оказывались где-то под землей, чтобы согреться, успокоиться и сосредоточиться на поиске выхода. В конце концов, ползучие гады больше остальных живых созданий любят солнечный свет и нагретые камни.

– Тогда змеям повезло, – буркнула Грэйн, разозлившись и обнаглев от страха и досады. – Ползают себе во мраке, и даже диллайнский колдун их не слышит.

– Я этого не говорил, – молвил их… проводник? Или пленитель? – Теперь помолчи, молодой волк. И ты, юная змея, помолчи тоже. Ступайте след в след за мною и не поднимайте глаз от тропы, когда мы выйдем наружу.

Обе женщины, не сговариваясь, так и сделали – уставились в слежавшуюся землю под ногами, причем сразу, не дожидаясь, пока диллайн выведет их на свет.

Даже сквозь веки Джона видела эсмонда, словно несла на вытянутых перед собой руках кубок, полный золотого огня. Он встретил столько рассветов, что, должно быть, при желании мог заставить солнце никогда не опускаться за горизонт. Он застал столько закатов, что мог поймать ночь в силки. Он видел столько полнолуний и новолуний, что ночные светила начали с ним здороваться. И Джона летела следом за размеренно шагающим по подземному коридору чародеем, как глупый маленький мотылек за пламенем свечи.

Грэйн изо всех сил старалась не сопеть и не думать, не думать… изгнать из головы все мысли до единой, а лучше вообще забыть, для чего человеку голова. Пусть под крышкой черепа останется только пыльная пустота, меня нет, нет и не было никогда… И вскоре – удивительное дело! – ролфи и впрямь перестало занимать что-то, кроме опасения наступить ненароком на пыльный край долгополого одеяния колдуна. Этот обтрепанный подол мелькал перед ее взором по тропинке – туда-сюда, туда-сюда, шорк-шорк… словно диллайн следы хвостом заметал. Где тут было заметить тот миг, когда они вышли из холма на эту тропку! Шорк– шорк… Единственный звук во всем мире, даже дыхание идущей позади шуриа неслышно, будто она стала тенью… а может, тенью стала сама Грэйн?

«Я – тень от тени… – размеренно шуршало в опустевшей голове ролфи. – Тень от тени полуденной… нет меня, нет…»

– Ты слишком далеко убежала, ролфи. Вернись.

Грэйн моргнула и мотнула головой, вырываясь из жестких пальцев, впившихся ей в подбородок. Ярко-желтые глаза колдуна были совсем близко, горящие, словно огненные колеса. Ролфи отшатнулась и мертвой хваткой вцепилась в рукав застывшей рядышком Джоэйн, а та немедля схватилась за Грэйн. Эрна Кэдвен до крови закусила губу. Да что ж это делается?! Почему она теперь трясется и потеет от страха, она, смотревшая в глаза самой Локке? Да кто он такой, этот колдун? С виду – совершенно не страшный. Диллайн как диллайн: высокий, тощий, крючконосый и желтоглазый. Руками не машет, заклятий не плетет, к своему совиному богу не взывает. Грэйн не любила бояться. Слишком часто и долго ей приходилось это делать – смирять естество, бороться со страхом, подавлять мерзкую дрожь в коленках и чуять, как по спине крадутся мурашки… Ничего приятного. И отвыкаешь довольно быстро, стоит лишь разок дать себе волю. Но тут… Нынешней панике не было никакого рационального объяснения, а потому Грэйн всем существом своим желала как можно быстрей с этим покончить.

– Что… – начала было ролфи, но горло перехватило новым приступом ужаса, и вместо нее продолжила шуриа:

– Что вы собираетесь с нами делать?

«Боги, – с отвращением к самой себе подумала эрна Кэдвен. – Дожила! Шуриа, маленькая слабая шуриа учит меня отваге!»

– Зачем вы нас спрятали? Спасли? – подхватила ролфи, чтоб не отставать от спутницы.

– Забавные, – диллайн снова скривил губы в неестественной гримаске, заменявшей совиному племени нормальные улыбки. – Живые. Можете разговаривать, – он повел рукой в разрешающем жесте, и Грэйн только сейчас поняла, что они уже давным-давно стоят посреди некоего помещения. – Можете есть. Спать. Выходить не надо. Я вернусь позже. Вас не найдут.

И стремительно и бесшумно вышел, почти вылетел, взмахивая широкими темными рукавами, словно настоящими крыльями. А фонарь оставил.

Джона дернулась, но удержала себя на месте. Если бы не Грэйн, шуриа бы бежала следом, поскуливая от счастья при каждом мимолетном взгляде, брошенном на нее.

Круглый очаг, сложенный из камня в центре пещеры, еще хранил тепло огня, словно вся эта стрельба и беготня оторвала диллайн от готовки. Легко себе вообразить, как он нахмурился, поразмыслил и решил-таки посмотреть, что там происходит в его лесу. Встал и наскоро задул огонь. Пепел не успел остыть.

На разных полочках самодельная глиняная посуда – удобная и красивая в своей простоте. Пучки трав на стенах и разложенные на холстине для сушки: пустырник, лапчатка, горец, полынь, тысячелистник. На полу возле очага звериные шкуры. И все обжито, причем не за один год.

Разглядывая жилище этого странного волшебника-одиночки, Грэйн слегка отвлеклась от своих подозрений и страхов, но вид восторженно уставившейся вслед колдуну соратницы ее мигом отрезвил. «Началось! Завораживает!» – испугалась ролфи и с силой дернула замечтавшуюся Джоэйн за рукав:

– Ты куда это собралась, а?

Джона встрепенулась, как будто проснулась ото сна, и с трудом оторвала взгляд от тончайшей резьбы по грушевому корню, из которого хозяин выточил рукоять для ножа. Эта вещь была живая и такая древняя…

– Что? А! – ахнула она. – Ты видела, какой он? Грэйн, ты видела?!

Голос дрожал от восхищения, хотелось разделить радость встречи со столь великим существом, но потом шуриа вспомнила, что ее спутница – ролфи, а значит, не может видеть духов и чувствовать жизнь вещей. И попыталась объяснить:

– Он не просто диллайн и не просто волшебник. Он, наверное, самый древний и самый могущественный чародей народа Дилах.

В тонком мире среди слабого мерцающего света духов их спаситель полыхал как зарево.

– Ах, Грэйн, если бы ты могла это видеть! Он почти божество, он так велик, – разочарованно вздохнула леди Янамари и развела руками. Дескать, вот обидно-то как!

«Ну, точно! Вот они, диллайнские чары!» – решила ролфийка.

Каждое слово, слетавшее с уст зачарованной шуриа, только укрепляло подозрения Грэйн. «Уже бредит», – решила она, а потом вдруг вспомнила, что Джоэйн и вправду вроде как видит незримое. Сомнительно, конечно, но что, если это действительно так? Однако ролфийский скептицизм касательно чужого колдовского величия так просто не перебьешь. Тем более что единственный совиный колдун, которого Грэйн довелось встретить, так сказать, наяву, своими заклинаниями ее… не впечатлил. Во сне – другое дело, и чародей был другой… но ведь сейчас она не спит!

– Да? – с недоверием поморщилась эрна Кэдвен. – Ну, тогда это плохо, – и, видя недоумение спутницы, пояснила, обводя широким жестом диллайнское… гнездо: – Это твое почти божество нас, похоже, заперло.

Джона не удержалась и взяла с полочки глубокую тарелку. Ее слепили так давно, что она забыла, как была глиной. Великие Духи! Как, в каком веке, при каком государе, в каких краях?

– Нет… Не думаю, что он станет нас держать в плену.

Тут не нужно даже гадать. У этого человека все есть. Ему нужна тарелка, но ему ни к чему две чужие женщины.

– Ну суди сама, зачем мы лесу, или озеру, или морю?

– Вот и мне интересно, зачем мы вдруг понадобились древнему могущественному диллайнскому магу. Разъясни мне это, о проницательная шуриа. Этого ты не разглядела в его духе? Чего ему от нас надо?

«Как же объяснить ролфи, что кому-то может не быть никакого дела до всего, происходящего снаружи, в смысле, вне его разума?»