Падение Амалии повлечет за собой и гибель репутации Клариссы. Вряд ли она сможет рассчитывать на должность гувернантки в таком случае. Можно принять приглашение жить с тетей Констанцией, но таким образом она все равно потеряет свободу, просто будет связана другими обязательствами. Даже если мама останется жить с Амалией.

Кларисса с детства была чувствительна. Она рано осознала, что проигрывает рядом с живой, ослепительно красивой сестрой, и считала себя некрасивой. Ее зеленые глаза и темно-каштановые волосы тускнели от соседства с совершенством бело-розового голубоглазого божества. И она покорно взяла на себя роль старшей сестры, опекала младшую, чинила ей порванные платья, а если девочка дралась, Кларисса выступала в роли миротворца. Когда Амалия подросла и начала рваться в свет, старшая сестра стала затворницей, чтобы младшая могла иметь модные платья, шляпки и прочие вещи, такие необходимые для молодой девушки.

Леди Мария жила надеждой, что Амалия найдет себе богатого жениха. А Клариссе в таком случае, видимо, будет отведена скромная роль – вести хозяйство замужней сестры. Да и как, став затворницей, она сможет найти себе жениха. Нет, это с ее стороны будет слишком большой жертвой, она все же надеется на другое положение в жизни. В свои двадцать четыре она ни разу не встретила мужчину, который заставил бы затрепетать ее сердце, и никто не заинтересовал ее настолько, чтобы она могла желать узнать его лучше.

Но за прагматичностью рассуждений скрывалась романтическая натура. Она в своем сердце всегда жаждала настоящей любви, хотя не хотела признаваться в этом даже самой себе. Мечтала, чтобы кто-нибудь полюбил ее, оценил ее не за красоту или происхождение – хотя оно было вполне приемлемым для света, даже если семья отца так и не признавала их.

Ее взгляды могли вызвать смех у современных модниц, сейчас браки заключались легко, от женщины требовалось лишь выполнить свой долг по продолжению рода. С появлением наследника жена считала свою миссию выполненной и нежные чувства дарила любовнику. Она не разделяла таких убеждений и в этом явно была белой вороной. Она обладала противоречивой натурой – в ней сочетались романтизм и здравый смысл. Впрочем, она никогда не хотела походить на героинь готических романов с их мелодраматизмом. Ей больше подошла бы роль подруги героя. Но уверенность и выдержка не ценились в женщинах, никто не искал таких черт в будущей жене. И она решила, что станет гувернанткой. Ее характер вполне годится для такой роли. И, окончательно придя к такому решению, она уснула.

На следующее утро, за завтраком, Амалия хотя и чувствовала себя утомленной, но была в приподнятом настроении:

– О, мама, мы прекрасно провели время, а мое новое платье всем понравилось, – и бросила на сестру победоносный взгляд.

Но у Клариссы не было настроения поддерживать игру. Она проснулась сегодня с твердым решением – вырвать сестру из лап лорда Рейзенби. Если понадобится – силой.

– Не сомневаюсь, что ты имела успех, ведь твое платье не оставляет ничего для воображения. – Она говорила тихо, чтобы не услышала мать, погруженная в просматривание утренней почты.

Амалия, как и следовало ожидать, надулась.

– А твой воздыхатель там был?

– А ты сомневалась? Разумеется, он был. И не отходил от меня, так что все это заметили.

– Амалия, это ничего не значит: все прекрасно понимают, что намерения лорда Рейзенби далеки от благородства. И о чем только думает миссис Баррингтон, она берется тебя опекать, но не может присмотреть за тобой. Я должна поговорить об этом с мамой.

Амалия сменила тон, не стоит выводить сестру из себя.

– Ты знаешь, что я не сделаю глупостей. А миссис Баррингтон вполне респектабельная дама. Не беспокойся, пару дней я не увижусь с Рейзенби. Ты права, надо его немного отдалить, чтобы он не воображал, что я – слишком легкая победа.

Амалия подумала, что сестре совсем не обязательно знать, что на самом деле ее гораздо больше привлекает некий молодой человек по имени Эдвард, а не лорд, хотя Рейзенби богат и влиятелен, но от него ее сердце не трепещет так, как от близости Эдварда. Его молодость и внешний вид ей гораздо больше по душе, чем суровая надменная красота лорда. Но она от него не откажется. А Эдвард никуда не денется, в этом она уверена.

– Амалия, ты должна понимать, что лорд Рейзенби никогда не сделает тебе предложения. Его репутация, многочисленные скандальные связи – все об этом говорит, а если он и соберется жениться, это будет выбор не в пользу нищей дочери младшего отпрыска рода, от которого отказались родственники, а невеста с состоянием и положением. Амалия, ты меня слушаешь?

– Господи, Клэрри, ты ничего не знаешь.

Амалия, понимая, что не сможет уговорить сестру, решила больше не скрывать своих намерений и сменила тон:

– Ну, так слушай. Да, ты права, скорей всего, в намерения лорда не входит женитьба на мне. – Амалия и не сомневалась в этом, поскольку он уже сделал предложение другого рода. Так называемый карт-бланш. Она отвергла его, чтобы не казаться слишком доступной. Пока. – Но он без ума от меня, и, если повезет, он, может быть, и женится потом на мне, хочет того или нет.

– Амалия! Ты не проведешь такого, как лорд Рейзенби. Ловушки ему и до тебя расставляли и более искушенные соискательницы, но он удачно их миновал. Умоляю, держись от него подальше.

– Не подумаю. Но два дня я не увижу его. Чтобы подцепить его покрепче. – И она посмотрела на сестру с вызовом. Кларисса такая несовременная.

– Ты его любишь? Скажи. – Кларисса пыталась найти общий язык с этой новой, самоуверенной и несговорчивой Амалией, которая хотя и раньше заявляла о своих вольных взглядах на отношения мужчины и женщины, но никогда еще не вела себя с таким вызовом и решительностью.

– Жизнь не один из твоих любимых романов, сестра. И брак теперь не имеет отношения к любви. – Если бы Кларисса знала о чувствах Амалии к молодому Эдварду Бромптону, она бы так не волновалась. – Лорд мне, конечно, нравится, и настолько, что мне не противно будет лечь с ним в постель, если ты об этом. Но его деньги делают его гораздо более привлекательным. Хотя он староват для меня.

– Вот как? Староват? Но ему не больше тридцати пяти, а ты говоришь о нем так, будто он старик. Если ты его любишь, эта разница в возрасте вообще не имеет значения. Говори, ты его любишь? Не увиливай, говори прямо, прошу тебя.

– Клэрри, я говорю тебе откровенно – нет, не люблю. – Амалии, кажется, доставляло громадное удовольствие шокировать сестру. – После свадьбы у меня будет любовник. Так все поступают. Рейзенби и после свадьбы продолжит гоняться за юбками, почему я не могу поступить так же? Конечно, сначала надо будет родить ему наследника. Но мне весьма польстит отнять богатого любовника у этой гордячки Шарлотты Дюпрэ! – Спохватившись, что зашла слишком далеко в своей откровенности, Амалия дотронулась до руки сестры. – Не беспокойся. Я уже не маленькая и смогу сама за себя постоять. И обещаю, что не наделаю глупостей. – Пока не надо Клариссе знать, что если ее идея женить на себе лорда потерпит крах, она может согласиться стать его содержанкой, примет его карт-бланш. Так или иначе, она получит доступ к его состоянию. А сейчас ей не хотелось больше об этом думать. Сейчас Эдвард занимает все ее мысли. – Давай лучше узнаем, почему мама в таком состоянии, что не слышит нас и не принимает участия в столь пикантной беседе.

Леди Мария сидела глубоко задумавшись над почтой, состоявшей почти из одних счетов. Те, что относятся к хозяйству и нарядам для Амалии, она отдаст Клариссе, в ее ведение. Как всегда. Но эти долги не шли ни в какое сравнение с растущими карточными долгами. Сумма напугала ее. Письмо с требованием оплаты носило угрожающий характер.

– Мама, чем тебя так заинтриговало письмо? У нас с Клэрри интересный разговор, а ты не принимаешь никакого участия.

Леди Мария вздрогнула:

– Что? О, ничего особенного. Ничего такого, о чем вам, девочкам, стоит беспокоиться. – Ее слегка выцветшие голубые глаза растерянно моргали, она нервно облизала губы и попыталась выдавить улыбку. – Так о чем вы там, мои дорогие?