Признание научной фантастики в семидесятые годы литературоведами многих стран сделало книги, выходящие под рубрикой “SF”, верным источником дохода для книгоиздателей, Ком.мерциализация становится подлинным бичом научной фантастики как в Англии, так и за океаном:, при бешеном темпе р,аботы писатели, особенно молодые, быстро растрачивают запас свежих мыслей и образов. Рынок безостановочно требует новые книги и новых авторов, “выживают” лишь самые одаренные или самые оборотистые. Поэтому новые “звезды”, вспыхнувшие всего год-три назад, теперь с трудом удается отыскать на литературном небосклоне.
Даже те писатели, которым удалось сохранить оригинальность, не перестают ощущать гнет литературной поденщины.
Барри Мальцберг, американский писатель, отстоявший свое право на самостоятельность после десяти лет непрерывной работы за машинкой (к сорока годам он был автором 22 романов и 250 рассказов), написал в 1979 году совместно с Биллом Пронцини рассказ “Ринг для прозаиков”, в котором изобразил похожий на матч профессиональных боксеров поединок двух сочинителей - ветерана и начинающего. По условиям соревнований они должны “выдать” повесть длиной 10 тысяч слов на одну из заданных тем (например, “инопланетный секс”), отрываясь от машинки только затем, чтобы выпить положенную порцию кофе - задержки в “плавном течении повествования” наказываются штрафными очками. Вымышленными в этом рассказе являются только конкретные подробности проведения соревнований, по существу, это отклик на злобу дня. Равнодушно читать это невозможно: настолько остро чувствуется боль художников за талант, который топят в омуте низкопробных штампов на потребу публике.
Ретроспекция, свойственная литературной и критической практике писателей-фантастов семидесятых, фокусируется по преимуществу на двух моментах исторического развития научной фантастики - на “Франкенштейне” Мэри Шелли и н.а журнальной фантастике. В чем причины концентрации внимания именно на них, а не на творчестве, скажем, Герберта Уэллса или Жюля Верна? Преобразующая роль Уэллса и Верна никем не отрицается, но многие исследователи сегодня склонны считать именно “Франкенштейна” М. Шелли первоистоком современной научной фантастики и видеть ее непосредственное основание в журнале “Поразительная научная фантастика”, “поставившего на ноги” в 30-40-е годы когорту наиболее известных американ ских и английских фантастов старшего поколения.
“Самоанализ” писателей, споры о причинах, побуждающих именно теперь писать фантастику, критические обзоры новых книг и фильмов на страницах научно-фантастических журналов, речи на “всемирных” конгрессах по проблемам, которые волнуют умы фантастов, составление антологий “лучших рассказов года” - все это было поиском путей развития научной фантастики. В семидесятые годы фантастика “поднимается на метауровень”, вырабатывается набор понятий, терминов, категорий, позволяющих более верно и глубоко судить о ней.
Как же осознают сегодня писатели бытие научной фантастики? Что нового принесла она в мир? Как изменила восприятие жизни читателями и писателями? Как сама изменилась?
Остановимся на творчестве двух американских писателей - Роберта Силверберга и Харлана Эллисона.
Роберт Силверберг - один из наиболее плодовитых писателей-фантастов, авторитетный антологист. В 1976 году вышла его книга “Игры Козерога”, состоящая из восьми рассказов, написанных с позиции переосмысления традиционных тем научной фантастики. Особый интерес представляет рассказ “Зал Славы научной фантастики” - о соотношении научной фантастики и действительности в сознании читателя.
Это внутренний монолог, перемежающийся вставками абзацев из научно-фантастических произведений разных авторов со страниц журналов 40-50-х годов. Силверберг опубликовал свои первые рассказы в середине пятидесятых, таким образом, вставки характеризуют также и его круг чтения в те годы. Безымянный герой рассказа пытается постичь причины своего пристрастия к фантастике, не ушедшего вместе с юностью, а, напротив, превратившегося в нечто вроде наваждения. На работе над ним подтрунивают, видя в постоянном чтении лишь чудачество.
Сам же он, размышляя над своим отношением к научной фантастике, то так же, как и большинство окружающих, считает, что это эскапистская развлекательная литература, то приходит.
К выводу, что ее нельзя не ценить за проникновение в суть вещей. Чтение фантастики выработало у него способность мыслить логически в многомерном пространстве, смотреть на мир одновременно с многих точек зрения. Оно позволяет также взглянуть отстраненно на происходящее вокруг в транспортной толчее и деловой текучке, отметить в знакомых людях черты известных научно-фантастических героев. Силверберг анализирует сознание рядового члена американского общества семидесятых годов, который испытывает страх перед слишком неопределенным будущим. “Может быть, на самом деле я боюсь не сбивающего с толку многообразия миров будущего, а отсутствия самого будущего”, - думает его герой. Он ощущает себя ходячим вместилищем заемного соображения, по первому требованию может ответить цитатой из любимого автора на любой вопрос. Все приводимые в рассказе отрывки заканчиваются вполне определенным разрешением конфликта, ответом на всякую поставленную проблему: влюбленные, надев телепатический шлем, достигают полного взаимопонимания; философы получают от думающей машины ответ на вопрос о сущности и цели жизни; путешествие в “машине времени” разрешает все сомнения о природе времени; ужасное инопланетное чудовище оказывается при ближайшем рассмотрении гостеприимным и любвеобильным. Решения и ответы не только положительны, но они всегда ясны и недвусмысленны.
Во время сна-путешествия герой отдаляется от Земли в космическое пространство и бесконечно долго странствует по коридорам, которые время от времени раздваиваются и ветвятся.
Навстречу ему движутся разнообразные существа, вид которых меняется в каждом новом коридоре, куда он поворачивает.
И наконец, он достигает центра вселенной, а вместе с тем спокойствия, тишины посреди бушующих галактик.
Преодолевая страх, который вызывают у него мрачные пророчества некоторых писателей, герой ищет в фантастике путеводную нить, способную указать ему единственно правильный путь в лабиринте возможностей.
Серьезный американский критик Томас Клэрсон отмечал в связи с другими произведениями мастерство Силверберга в выборе точки зрения, в построении повествования, видя в этом его творческий вклад в развитие научной фантастики. В рассказе “Зал Славы…” Силверберг также продемонстрировал возможности тщательного выбора типа повествования, достигнув своеобразного синтеза двух точек зрения в образе одного персонажа. Ни сам Силверберг, ни его герой не верят в возможность установления “галактической империи”, в пространных рамках которой должны чудесным образом разрешиться все противоречия. Он рассматривает то самостоятельное бытие, которое обрели в сознании людей идеи и образы, ставшие для самой научной фантастики уже историей.
Сложившиеся стереотипы научно-фантастической литературы давно стали обузой для писателей и приелись думающим читателям. Джек Уильямсон, один из старейших американских фантастов, который выступил с первыми рассказами еще в 1928 году, в речи по случаю вручения ему почетной премии Небьюла в 1977 году сказал: “В ответ на технологическую лавину в нашем сознании произошел своего рода квантовый скачок.
Существующие общественные установления соответствовали уровням, технического развития, отдаленным от нас на сотни, тысячи и десятки тысяч лет. Чтобы выжить в век компьютеров, ядерной физики и генной инженерии, нам надо изменить всю систему нашего общества” [Jack Williamson. “The Next Century of Science Fiction-Analog”, February 1978, Vol. XCVIII, № 2, p. 14.]
Процесс ломки непрост. В научной фантастике последнего десятилетия возникает также и обратное, ностальгическое стремление, тоска по “старым добрым временам”.
Июльский выпуск 1977 года журнала “Фэнтези и научная фантастика” был почти полностью посвящен творчеству Харлана Эллисона, энергично вторгнувшегося в НФ в шестидесятые годы. Он приложил немало усилий к преодолению обособления научной фантастики от литературы “общего потока”, ясно осознавая, что тень на ее репутацию как серьезного вида литературы бросает долгое существование в недрах журналов.
