Некоторое время они сидели молча. Михаил не мог прийти в себя от этой встречи. Было слишком тяжело. Там, в зале, Михаил почти что почувствовал какие-то родственные связи, соединяющие его с этим ящиком. Но сейчас, когда ушел из зала, начинал понимать, насколько глупо было все, о чем он думал там. Ведь компьютер был всего лишь хранилищем самосознания его деда Ивана Петрухина и не мог быть ничем иным. А раз так, то мог ли Михаил относиться к нему как к человеку?

“Он же переживал, вздыхал, черт возьми, - подумал Михаил. - Я же чувствовал, что ему тяжело. Я ведь хотел, если Иван Петрухин не вернется, возродить в этом ящике те человеческие чувства, которые заглохли в нем за эти века стояния в зале, где он практически не видел никого, кроме таких же несчастных электронных самосознаний, как он сам. Нет, я окончательно запутался во всем этом”.

– Я прекрасно вас понимаю, - сочувственно покачав головой, сказал Гарбузов, - потому-то я и ушел почти сразу: не мог долго выдерживать вашей беседы.

– Скажите, они действительно тоскуют?

– А вы как думаете? Ведь они с самого начала наделялись эмоциями своих “прародителей”. Конечно, основное для этих электронных существ - информация. Но им необходимо и простое непосредственное общение. Здесь налажена система связи между всеми залами и этажами. Однако и такой огромный “коллектив” может надоесть. Лучше всего, конечно, общение с людьми. Хотя оно и бередит их электронную душу. Со временем-то человеческие чувства, эмоции приглушаются, но встречи с живыми людьми напоминают о них…

– Наверное, все они стоячие энциклопедии?

– Конечно, энциклопедии, - согласился Гарбузов. - Им самим от этого не легче. Они переваривают почти всю информацию, проходящую по системам связи, и по знаниям с ними не может сравниться ни один нормальный человек. И все же они не могут не чувствовать себя ущербными.

– Василий Григорьевич, - спросил Михаил, - вы вот говoрили, что компьютеры теряют со временем былые человеческие интересы. Как же понимать идею интеллектуального бессмертия? Ведь интеллект должен приносить пользу.

– Они приносят пользу. - Гарбузов провел рукой по своим пышным седым волосам. - От общей системы связи их отключать не стали. Зачем мучить и без того несчастные электронные “создания”? На выходе же канала связи поставили специальный мощный компьютер, регистрирующий и сортирующий все внесенные ими предложения, изобретения, открытия, все, выходящее из этого здания. И нередко мы получаем интересные результаты. Но каково им - полумашинам-полулюдям?! Когда космонавты возвращаются, второе “Я” объединяется с первым. И если не возвращаются?… Ладно, хватит об этом, - закончил Гарбузов, вставая. - Сейчас поедем ко мне в академию и там продолжим разговор.

Когда они спустились на первый этаж, Михаил подошел к Дежурной.

– Все в порядке? - спросила девушка, подняв на него глаза.

– В общем и в целом, Люда, - в тон ей ответил Петрухин, вглядываясь в синюю глубину глаз.

Девушка слегка покраснела и отвела взор в сторону. Михаилу не хотелось отходить от нее. То ли потому, что после всех этих электронных самосознаний появилось желание поговорить с живым человеком, не занятым всеми этими проблемами, то ли она просто понравилась ему. Он и сам еще не знал.

– Вы будете заходить еще? - спросила она, все еще глядя в сторону.

– У меня здесь еще много дел. Если бы даже управился за сегодняшний день, то все равно пришел бы, чтобы посмотреть на вас.

Девушка подняла на него глаза и покраснела еще больше.

Тут Гарбузов поторопил Михаила, и они вышли на лужайку перед зданием.

И вот они снова сидят в мягких кожаных креслах цвета слоновой кости в кабинете Гарбузова. Василий Григорьевич заказал перекусить, и через минуту в небольшом люке в стене появилось две порции закуски, кофейник и две небольшие чашечки.

Гарбузов поставил чашку на стол:

– Возвращению из космоса вашего пращура Всемирная академия наук придает очень большое значение. Он совершил поистине героический перелет и отсутствовал на Земле самый максимальный на сегодняшний день срок - пять веков. Проблема заключается в другом: как он через такое большое время встретится со своим вторым сознанием… Понимаете ли, - продолжил Гарбузов, чуть помолчав, - нам вполне достаточно tex несчастных, которых вы уже видели. И мы н-е можем допустить, чтобы на нашей, как говорили раньше, благополучной планете стало одним несчастным больше. Да и не только несчастным…

– Я так ничего и не понял, - перебил его Михаил. -Вы говорите, что он может стать несчастным?

– Человек, проспавший пять веков, вдруг просыпается в чужом для него мире. Специалисты утверждают - ассимилироваться полностью он не сможет. А кем он будет? Человеком под стеклянным колпаком? Живым экспонатом Музея космонавтики?

– Я все-таки не могу понять, что же может случиться непредвиденного, если мой дед встретится со своим вторым сознанием? Его здесь и оставляли ради встречи.

– Представьте себе, что в сосуд, рассчитанный на пять литров воды, мы попытаемся влить все двадцать пять. Ясно, что лишняя вода спокойно вытечет. Если же мы не будем давать ей вытекать, а пустим ее туда под давлением, то этот сосуд просто разорвет. Примерно то же самое может произойти и с сознание вашего деда. Человеческий мозг самой природой предназначен для активного поглощения информации ну, скажем, 200250 лет. В этом случае при встрече со своим вторым сознанием у вашего деда перегрузка получилась бы двойной. Не забывайте, компьютер не человек. За единицу времени он поглощает в сотни, тысячи раз больше информации, и что может случиться с человеком, когда на него обрушится вся эта лавина знаний, точно никто сказать не может.

– Да, но мой дед не первый человек, который, улетая в космос, оставлял на Земле свое сознание? - спросил Михаил вице-президента.

– Он единственный, кто отсутствовал так долго, - спокойно ответил Гарбузов. - Предельный срок, который был до этого, - сто с небольшим лет. У такого человека даже без встречи со своим вторым “Я” было гораздо больше шансов ассимилироваться в новом для него мире, чем у вашего деда. Пять веков - это слишком большой срок. - Гарбузов налил себе еще одну чашечку кофе и, помешивая его ложкой, встал. Он подошел к окну и стал разглядывать простирающийся перед ним парк, как будто видел его впервые.

– Да, я совсем забыл спросить вас, - Гарбузов резко повернулся к Михаилу и поставил на стол пустую чашечку, - не спрашивал ли вас электронный дед, как вы узнали о его существовании?

– Спрашивал.

– И что же вы ответили?

– Сказал, что узнал случайно.

– И обещали заходить?

– Да, обещал.

– Ну что ж… Ну что ж. Мы убеждены, что электронный мозг может вмещать в тысячу раз больше информации, чем способны вместить мы с вами, - сказал вице-президент, садясь в кресло, - а значит, и в миллион раз больше, чем ваш прославленный дед. Чтобы ваш настоящий дед, не подвергая никакой опасности свой мозг, смог получить не отрывочные сведения, а соединенную связями информацию, его второе электронное “Я” само должно заняться сокращениями.

– Как это?

– Я пригласил вас уговорить второе сознание вашего Ивана Петрухина на сокращение своих знаний. Ведь вы все-таки его родственник. Попытайтесь уговорить его… Снимите пломбу с голубого рычага на левой стороне ящика и поверните на 180 градусов. Так вы отключите устройство, запрещающее компьютеру самому стирать свою память. Устройства ввели, когда несколько компьютеров, которым по тем или иным причинам надоело жить, взяли да и стерли всю память.

– Постараюсь, - пообещал Михаил.

Он был молод, счастлив и не знал поражений.

Ночью Михаил спал плохо. Снились кошмары: то компьютер пытается задушить его невесть откуда взявшимися щупальцами, то перед ним раскалывалась на части чья-то голова, то он видел вылезшего из допотопной ракеты старика с огромной спутанной седой бородой, который зачем-то гнался за убегающим Михаилом. Утром Петрухин проснулся невыспавшийся и обескураженный.