Молниеносным броском змея рванулась прямо в раскрытый зев животного, вонзилась в живую плоть…

То, что произошло потом, Туган долго вспоминал с содроганием. Круша все, что попадалось на пути, в щепу разнося деревья, по просторной поляне в клубах пыли металось обезумевшее от боли чудовище… От его рева, казалось, на куски; разлетался воздух. Клочья травы, кровавая слюна, с корнем, вывороченные кусты… Зверь падал и снова поднимался, с разгону налетал на стволы, яростно ударял по ним окровавленной мордой. А на боку у него взбухала, неправдоподобно увеличивалась в размерах громадная шишка. Туган увидел, как из косматой шерсти вырвалось и скользнуло в траву стальное матово-блестящее тело…

Когда рн пришел в себя, все было кончено. Змея с негромким посвистыванием отползала от затихшего противника. Если бы не уродливая, слишком большая для туловища голова с; клыками, на добрый палец выдававшимися наружу, его а впрямь можно было бы принять за буйвола, поросшего густой: шерстью. Ножом, с которым он никогда не расставался в экспедициях, Туган, стараясь пересилить отвращение, вырезал кусок ляжки животного. Не обращая внимания на нетерпеливое посви, стывание змеи, которая, однако, не подгоняла его, он принялcя разводить костер.

В поисках валежника он отходил в сторону, забирался в кусш. Но о бегстве уже не помышлял: он понимал, что в бди98 ночку в лесу ему не выжить. Что бы ни ждало впереди, сейчас, под охраной змеи, он был в относительной безопасности.

Мясо оказалось вполне съедобным. Вкусом оно несколько смахивало на тыкву, но Тугану было не до гастрономических тонкостей. Он торопливо рвал его зубами, протянул было кусок змее, но та поспешно отпрянула.

– Брезгуешь, - усмехнулся он. - Поголодала бы с мое…

Поев, он удовлетворенно растянулся на траве. Вместе с сытостью пришла сонливость. Глаза слипались. Не таким пугающим казался лес, не страшило соседство змеи. Поспать бы сейчас!…

Знакомое шипение вырвало его из забытья. Он оглянулся.

Змея повелительно вперилась в него круглым глазом, и он с невольным стоном поднялся с травяного ложа: опять в дорогу!

Светило снижалось. Небо над лесом еще не утратило своей голубизны и насыщенности. Но в чаще уже начинало смеркаться. Темнота была особая, еще более усугублявшаяся чернотой тесно стоявших стволов. Туган невольно стал держаться ближе к змее. Она скользила теперь впереди, изредка оглядываясь и торопя его свистом.

Слишком короткий отдых не принес облегчения. Тело ломило, налитые свинцом ноги отказывались повиноваться. Он двигался как автомат, уже не пытаясь угадать, когда завершится их бесконечный путь. Из кустов выскакивали какие-то звери, но в отупении усталости он не обращал на них внимания, зная, что присутствия змеи достаточно, чтобы обратить их в бегство.

Однако, несмотря на усталость, он не мог не заметить, что сквозь черные кусты впереди все явственней проступает мощный, совсем недалекий свет - будто где-то рядом неслышно бушевал гигантский лесной пожар, и от этого на всем вокруг лежал нереальный кровавый отсвет.

Епг внимание привлекло странное колебание воздуха. Ветер? Нет, трава и листья были недвижны.

Но уже в следующее мгновение он понял свою ошибку. Конечно, как он сразу не догадался?! Из-за деревьев нарастал, становился все отчетливей тонкий многоголосый свист.

Лес кончился как-то сразу. Впереди лежало широкое пространство, которое Туган тут же мысленно окрестил “площадью”. Оно занимало обширный прямоугольник. Почва, лишенная травяного покрова, была утрамбована здесь почти до плотности асфальта.

И на всей протяженности площади виднелись змеи. Их были тысячи и тысячи. Они то собирались плотными стаями, которые тут же распадались, то, пересвистываясь, упругими прыжками взмывали в воздух и мягко, не задев никого из собратьев, опускались на землю. Больше всего их было вблизи приземистого холма, что, подобно громадному раскаленному углю, горел ровным красным светом. Небо над ними пылало густым заревом. Это и был источник таинственного свечения, так занимавший Тугана.

Холм не излучал тепла. Он понял, что змей притягивает к себе именно свет. Ровный, неослабный свет заливал все. Лоснящиеся тела змей, казалось, впитывали его, нежились в ею холодном сиянии.

Когда глаза немного привыкли к необычному освещению, Туган вскрикнул от радости: у подножия холма, там, где почва была еще черна и подъем только начинался, он увидел сына!

– Мурад, сынок! Я здесь!

Одновременным движением, от которого всколыхнулось все пространство площади, головы змей повернулись в его сторону. Свист мгновенно затих. Установилась мертвая тишина. Неподвижно стояли белые тела, беззвучно отсвечивало на них холодное пламя таинственного холма. Казалось, на площади были не живые существа, а просто белый частокол, глядевший на Тугана множеством пристальных глаз.

Но ему было уже все равно. Он бежал к сыну, бежал исполненный решимости, если потребуется, силой проложить дорогу. Он помнил об участи “буйвола”, понимал бессмысленность сопротивления, но знал, что не отступит, ибо не за себя, не за свою жизнь боролся он теперь - за жизнь сына…

Однако ничего не произошло. Змеи с шипением, в котором не было ничего угрожающего, расступались перед ним, очищали дорогу. Он беспрепятственно добрался до подножия холма.

Мурад с рыданием бросился ему на грудь.

– Хотят убить… заклевали, есть не дают… - бессвязно бормотал он.

– Ну плакать-то совсем негоже! - Туган неумело погладил мальчика по голове. - Что-нибудь придумаем. Как-никак нас теперь двое.

Мурад поспешно вытер щеки, поднял на отца повеселевшие глаза:

– Двое мужчин?

– Вот именно, двое мужчин.

Сын благодарно улыбнулся. Туган обнял мальчика за плечи. Тот порывисто прижался к нему.

“Сын… Подумать только, какое радостное слово! А я так бездумно произносил его! Да и часто ли? - думал Туган. - Вечно работа, работа! Конечно, она дает чувство удовлетворения, нужности людям… и отбирает какую-то частицу души”.

С ожесточением к самому себе он вспомнил, как во имя все той же работы судил о людях лишь по тому, насколько они нужны ему, нужны работе, и забывал о них, когда нужда отпадала. Он был беспощаден в требовательности к себе и с этой своей меркой подходил к остальным, не желая слушать ничего, что выходило за пределы работы, не служило ей и только ей.

А столкновение с Лайлой? Теперь он знал, что она права: нельзя платить за успех иссушением души. Что из того, если раздвинутся границы космоса, а тысячи, миллионы таких, как он, разгадают загадки бесчисленных “Кавказов”, и умные “машины памяти” пополнят свои ячейки новыми фактами открытий и прозрений? Грош цена всему этому, если за богатство интеллекта надо платить оскудением самого неоценимого в человеке - его человечности…

От этих мыслей Тугана отвлек голос сына.

– Есть хочется… - Мурад проглотил слюну.

– Так в чем же дело? Раз хочется, надо перекусить. - Туган с деланной небрежностью, немного рисуясь перед сыном, вынул из кармана завернутый в платок кусок жареного мяса.

– Держи, Робинзон.

Мурад набросился на еду с такой жадностью, что у Тугана дрогнуло сердце. Он снова ободряюще провел ладонью по волосам сына и тотчас отдернул руку: змеи пристально следили за его движениями.

Между тем свет, исходивший от холма, начал заметно ослабевать. Одна из змей издала беспокойный свист, подхваченный другими, и сразу же на всей площади началось какое-то торопливое перемещение. Вся масса змей, сколько их ни было, двинулась в сторону леса. Они обгоняли друг друга, перекатывались через головы, торопясь поскорее добраться до черной стены деревьев.

Просторная площадь опустела в несколько минут.

Туган огляделся. Красный свет померк. Холм казался теперь обычной пологой возвышенностью. Из-за него медленно всплывало молочно-белое светило.

– Видишь, убежали… А что с нами будет? Давай тоже убежим? - Мурад кивнул в сторону леса.

Отец-задумчиво покачал головой.