Когда «Бентли» остановился, из предупредительно открытой водителем двери вышла невысокая, стройная и по виду моложавая белокурая женщина, закутанная в соболиную шубку. Цокая острыми каблуками высоких серебристых сапог, она, сопровождаемая охраной, вошла в украшенный цветами и зеркалами подъезд, шагнула в лифт, где имелась даже бархатная скамеечка, и сама нажала третью кнопку маленькой рукой, затянутой в длинную перчатку под цвет сапог. Войдя в квартиру, занимавшую весь этаж, женщина небрежным движением руки отпустила секьюрити, кинула, не глядя, на столик серебристую сумочку-клатч, сбросила шубу и встала перед зеркалом. Теперь, в ярко освещенном холле, если бы какой-нибудь досужий наблюдатель вроде старого вяза во дворе полуразрушенного особняка заглянул ей через плечо, он сразу понял бы, что эта женщина совсем не так молода, как хочет казаться. Морщины в уголках глаз, дряблая кожа на шее, пятнышки на лице, предательски выглянувшие из-под стершегося за день слоя косметики – все это выдавало далеко, увы, не юный возраст. Но, к счастью для женщины, вяз находился далеко, и подглядывать за ней сейчас было некому.
Женщина, ее звали Раисой Ивановной Ветровой, опустилась на меховой пуфик, стянула с уставших ног сапожки, отшвырнула их и, как была, в одних колготках, прошла по теплому дубовому паркету через роскошно, но со вкусом обставленные комнаты в самую дальнюю – спальню. Упала без сил на огромную скругленную кровать с кисейным пологом, положила ноги на подушку и подняла взгляд к высокому, больше трех метров, потолку, расписанному цветами и амурами, как в дворянской усадьбе восемнадцатого столетия. Сам вид этой комнаты в бежевых и коричневых тонах, с обстановкой, почти полностью стилизованной под старину, с аутентичным трехстворчатым зеркалом, с туалетными столиками на гнутых ножках, с тяжелыми портьерами, бывшими точной копией так понравившихся ей штор в Версальском дворце (не только рисунок, но даже материал точно такой же), уже действовал на нее успокаивающе. Раиса удовлетворенно вздохнула и закрыла глаза. Как же все-таки хорошо быть состоятельной женщиной! Можно обладать всем, что понравится. Неважно, что это – вещи или люди…
Разумеется, подобная возможность досталась ей не легко и не сразу. Прежде чем Раиса научилась добиваться своего, причем кратчайшим путем, ей пришлось пережить множество разочарований и расстаться со многими иллюзиями. И раньше всего с той, что в этом мире все ждут ее с распростертыми объятиями и готовы швырнуть к ее ногам все, что она пожелает. С годами она поняла, что за все, что хочешь иметь, нужно побороться. И всю жизнь только этим и занималась, потому что знала – она, Раиса, достойна самого лучшего.
Эта уверенность в своей избранности, особости, уникальности осталась у нее с детства. Она была единственным ребенком у родителей, и те души не чаяли в своей умненькой и красивой дочурке. Как и вся их многочисленная родня. Рая появилась на свет спустя всего четыре года после войны, на которой Федотовы, как практически все семьи Советского Союза, потеряли многих своих близких. Оставшиеся без мужей и детей тетушки, бабушки, двоюродные и троюродные сестры перенесли всю свою любовь на девочку и баловали ее, как могли.
Городок, где она родилась и провела детство, был маленьким и тихим. И, как потом поняла подросшая Раечка Федотова, донельзя провинциальным и захолустным. Это поначалу ей нравились его зеленые улицы, высокий берег над Окой, с которого открывались убегающие к горизонту просторы, к которому доносились гудки пароходиков, пение птиц и ароматы цветов на лугу, начинающемся сразу за городской окраиной. Девочке нравилась школа, бывшая гимназия, находившаяся в старинном здании с небольшими окошками и толстыми надежными стенами, нравилась мощенная булыжником центральная площадь, уютная, точно мягкое кресло, нравились разбегавшиеся от нее вверх по склонам узкие улочки и дома за высокими заборами с массивными воротами, с каменным первым этажом и деревянным вторым. Город казался ей особняком со множеством комнат, чуланов, террас и балконов. Или шкатулкой с секретом. Или старинным шкафчиком со множеством всяких ящичков и отделений, вроде того, что стоял в областном краеведческом музее. А потом этот «особняк» как-то съежился, потускнел, стал невыносимо скучным и убогим.
Но это произошло потом, а в детстве ей было здесь легко и хорошо. Отец Раи был секретарем горкома партии, и потому Раечке легко доставалось то, о чем большинство ее сверстниц в голодные послевоенные годы не могли и мечтать. В то время только-только были отменены продовольственные карточки, люди ютились в бараках без всяких удобств, дети донашивали одежду с чужого плеча, кое-как перешитую и перелицованную – а Рая жила с родителями в отдельной квартире с отоплением и водопроводом, каталась на папиной персональной машине с водителем, ела конфеты, колбасу и крабы и щеголяла в модных платьицах. У нее было много игрушек, притом настоящих, а не самодельных, лаковые туфельки и отдельная комната, где стояло сверкающее пианино. Каждое лето она ездила отдыхать на море в пионерский лагерь «Артек», и минимум два раза в год папа брал ее в командировку в Москву, где они ходили в цирк, на концерты, в кафе-мороженое и в красивые магазины ГУМ, ЦУМ и «Детский мир». Москва Рае всегда нравилась, и когда девочка повзрослела настолько, что пришла пора задуматься о будущем, у нее и вариантов не было – конечно, она поедет учиться в столицу. Вся семья горячо поддержала ее. Разумеется, в Москву, не в областной же пединститут поступать такой умненькой красавице! Рая и впрямь училась на одни пятерки и школу окончила с золотой медалью, но то, что причиной таких успехов были отнюдь не ее собственные заслуги, а желание педагогов угодить ее папе, она поняла уже значительно позже. А пока на семейном совете был выбран вуз – Финансово-экономический институт. Профессия экономиста по тем временам считалась весьма почетной и престижной. С крышей над головой проблем не было – две престарелые Раины тетушки жили в Москве, в самом центре, у Никитских ворот, в большой трехкомнатной квартире, и были только счастливы приютить у себя милую племянницу.
В столицу Раечка ехала полная самых радужных надежд. Она не сомневалась, что станет лучшей студенткой на курсе, а может быть, и во всем вузе, и преподаватели устанут хвалить ее. Но это, конечно, было не самое главное. Больше всего мечтала Рая о том, как ее сразу же после приезда окружит толпа поклонников, среди которых будут известные артисты и герои-летчики, и, может быть, даже сыновья министров. Что все они потеряют голову от ее красоты, будут красиво ухаживать за ней, осыпать цветами и подарками и наперебой умолять ее счастливить их, отдав руку и сердце. К моменту окончания школы в родном городе она наблюдала уже нечто похожее, на нее действительно обращали внимание несколько молодых людей, которые были совсем не прочь породниться с Федотовыми, одной из самых высокопоставленных семей района, но Рая даже не глядела в сторону местных поклонников. Она всегда была уверена, что заслуживает совершенно иной, куда более лучшей жизни.
Однако судьба распорядилась иначе. То есть с поступлением проблем не возникло, папины хорошие знакомые помогли, Раю зачислили на первый курс, и тетушки приняли ее к себе с распростертыми объятиями. Но на этом везение закончилось.
Во-первых, оказалось, что учиться в институте – это совсем не то, что без особых усилий получать пятерки в школе. Здесь требовалось ежедневно сидеть над учебниками лишь для того, чтоб хотя бы понимать, о чем говорит на лекции преподаватель. Впрочем, Рая действительно была умной, способной, а главное – целеустремленной девочкой, и это помогало ей справиться с «гранитом науки». Она умела и быстро схватить суть того или иного предмета, и удержать в голове, благодаря прекрасной памяти, большой объем информации. И потому училась хорошо, пусть и не была круглой отличницей, но до отметок «удовлетворительно» тоже никогда не скатывалась.
Так что с учебой все более или менее складывалось, а вот со всем остальным оказалось гораздо сложнее. К своему удивлению и разочарованию, Рая быстро поняла, что в Москве никто не замечает ее исключительности и избранности. Мало того, она обнаружила, что умненьких, хорошеньких и модно одетых девочек здесь пруд пруди, что она всего лишь одна из многих и никто не спешит бросать к ее ногам свои сердца и обещать ей все блага мира.
