— Кто это там кряхтит!? — взорвался Кошелевич, и я даже испугался, что стеклышки его очков лопнут, не выдержав яростного взгляда этого нервного лысеющего коротышки, бог весть как оказавшегося в должности председателя трибунала Межмировой Торговой Компании. Компании, являющейся, по своей сути, больше военной организацией, чем гражданской.
Два лазерных луча, испускаемых очками полковника, нащупали Степака. Теперь следовало ожидать ракетного залпа по зафиксированной цели. И он не заставил себя ждать.
— Степак… — как вас там? — ага, Андрей Иванович… — пренебрежительно-удивленно протянул Кошелевич, заглянув в лежащее перед ним дело. — Это же вы являетесь куратором этого во всех смыслах Проходимца?
Остальные члены комиссии, доселе равнодушно дремавшие под крики председателя: какие-то капитаны контрразведки, полковники внутренних дел и даже представитель министра экономики (он-то здесь зачем?), — заинтересованно зашевелились в своих креслах. Оживились и несколько человек в зале: администратор, которую никто не называл иначе как Галочка, завхоз, он же — завскладом, Картенко, лицо которого, будучи даже неподвижным, создавало иллюзию жевания; несколько явно сочувствующих мне водителей, приведенных, очевидно, в показательно-воспитательных целях…
Степак оглянулся на зал, словно ища поддержки, сокрушенно кивнул, пожал плечами, словно сожалея, что вообще когда-то со мной встретился…
— И куда ВЫ смотрели? — ядовито поинтересовался полковник. — Куда смотрели, когда подбирали персонал? Когда вербовали военнослужащего для тайных операций на благо страны? Ладно этот нестроевой олух, по которому тюрьма плачет. Но вы-то понимаете, что можете потерять погоны, капитан?
Степак снова неопределенно пожал плечами, явно не собираясь впадать в панику от угрозы потери погон. Его карие глаза грустной таксы на какой-то миг встретились с моими, и я изумленно заметил, как один из этих глаз мне подмигнул!
— Я хочу говорить в защиту моего подопечного, — спокойно сказал Степак. Он встал со своего места, повернулся назад и кивнул какому-то молодому — лет тридцати пяти — мужчине в спортивном пиджаке, сидевшему в конце зала. — Но для начала я хочу предоставить слово представителю…
— Это кто еще такой, и как он вообще попал в зал?! — выплюнул полковник, судорожно сдернул очки, снова протер их и нервно насадил на тонкий хрящеватый нос, ярко контрастирующий со всей его коротко-подрубленной внешностью. — Вы кто такой, молодой человек? Это закрытый процесс!
— Как вы знаете, в свете недавних политических реформ, правительствами Украины и Российской Федерации было принято решение об объединении усилий по развитию Межмировой Торговли, — спокойно проговорил молодой человек, подходя к самой трибуне. — В связи с этим была создана специальная комиссия по расследованию эффективности работы МТК как Украины, так и России.
— Ну? — Полковник понемногу остывал, что-то начиная подозревать.
— Я являюсь секретарем этой комиссии, — скромно отрекомендовался молодой человек.
Кошелевич вопросительно посмотрел на остальных членов трибунала — кажется, он начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Представитель министра экономики подтверждающе кивнул, и полковник, очевидно нервничая, снова начал протирать свои многострадальные очки.
Я устроился поудобнее на своей неудобной скамейке. Терять мне было нечего, нервы и так были на пределе, и я решил расслабиться и насладиться происходящим.
— Почему же нельзя было сделать все официально? — спросил Кошелевич уже намного тише. — Зачем вся эта конспирация? Неужели и так не понятно, что здесь налицо явное нарушение контракта?
— Давайте послушаем куратора обвиняемого, — примирительно предложил Секретарь, так и не сообщивший свои имя и фамилию. — Думаю, ему есть что сказать.
Кошелевич сделал неопределенный жест, словно говоря: «Я умываю руки». Степак вышел вперед, остановился перед трибуной и, порывшись еще минуту в своих бумажках (Кошелевич демонстративно закатил глаза), приступил к речи.
— Уважаемая комиссия, — начал он как-то совсем не по-военному, — как вам известно, третий параграф восьмой статьи Устава нашей Торговой Компании гласит о том, что все члены общества, действующие в иных мирах, должны прилагать максимум усилий для сбора любой, я подчеркиваю — любой информациии налаживания связей с представителями как известных, так и не известных нам миров.
Кошелевич заерзал на своем месте.
— Это не значит, — вклинился он, — что все могут не подчиняться приказам и не выполнять…
— Моим личным указанием Алексею Мызину было сделать все возможное для обеспечения Торговой Компании материалами для создания сканеров определения Проходимцев…
Я вслед за Кошелевичем заерзал на месте. Врет, ой врет дорогой Степак Андрей Иванович! И ничего такого он мне не говорил… Только глупым поступком с моей стороны было бы сейчас, когда дражайший куратор выгораживал меня, разоблачать эту ложь.
— Как вы знаете… — Степак театрально запнулся и преувеличенно внимательно заглянул в бумаги (в зале раздались сдержанные смешки), — Арсен Павлович, — Степак чуть поклонился в сторону Кошелевича, — у нас острый дефицит этих приборов, как, впрочем, и у российской стороны.
На этот раз поклонился спортивно-пиджачный Секретарь комиссии: мол, российская сторона подтверждает…
Мне начинало казаться, что все происходящее — хорошо отрепетированный фарс. Причем отрепетированный явно не Кошелевичем, который совсем упустил бразды правления ситуацией из своих коротеньких ручек. Для чего это? Или кто-то сверху решил его сместить?
— Случайно оказавшись на Псевдо-Гее — а вы знаете, что от этого не застрахован никто, — Алексей Мызин с риском для жизни вывел оттуда транспорт на саму Гею, завязал после знакомство с небезызвестным Станиславом Вержбицким и даже — с представителем Братства контрабандистов…
— Вот уж не удивлен! — съязвил Кошелевич.
— После чего Мызин проник в центральный мегаполис Шебека, чего не добился еще ни один из сотрудников нашей корпорации, — продолжил Степак. — Мало того: он завел знакомство с государственным деятелем неизвестного нам мира под названием «Новый Свет» и также умудрился пробраться в закрывающийся мир Пиона, откуда вывез нечто очень ценное, что обеспечит нашей Компании миллионы, а в дальнейшем, если мы начнем производить продукт и экспортировать его, и миллиарды долларов прибыли!
* * *
Улица горела, исходя чадным пламенем. Я прыгал взглядом по пылающей технике, по дергающимся тушам крабопауков, по черным провалам окон… Мани нигде не было видно, и я понимал, что выбраться она из этого огненного месива никак не могла. Более того, я знал, что сейчас автопоезд отъезжает от завала с той, другой стороны, и я, если потороплюсь, могу еще нагнать его, хотя бы выбраться на гребень завала, крикнуть оттуда, чтобы Данилыч остановил «Сканию», подождал меня…
Обожженными руками цепляясь за бронированную «ходулю» боевого робота, я поднялся, рыча от напряжения и внутренней боли. Сделал шаг, другой…
Низкий вибрирующий гул навалился, придавил улицу сверху, заставляя меня пригнуться. Пламя от костра на моем пути вильнуло в сторону, опало… и из него вышла пылающая гивера. Шерсть на ней трещала, сгорая. Вместо глаз на обуглившейся морде зияли два пустых провала. Гивера молча шла ко мне, оставляя за собой след из дымящейся, осыпающейся плоти, сверкнули голубым обнаженные зубы…
Я задыхался, глядя на нее, панически соображал, где мне достать воды или чем накрыть гиверу, чтобы погасить пожиравшее ее пламя…
В это время над улицей возникло тускло отблескивающее брюхо огромного летающего аппарата. Чечевицеобразная выпуклость на этом металлическом чреве раскрылась, выпуская из себя черную капсулу бактериологической бомбы…
— Лешка, Лешка! Проснись! — Рука настойчиво теребила меня за плечо, вырывая из клубов фиолетового тумана. — Давай, ты же мокрый весь!
